— Бекки! — восклицает она. — Как ты редко теперь тут бываешь! Уж и не помню, когда в последний раз тебя видела.
Черт, теперь я еще чувствую себя виноватой, потому что редко навещаю родителей.
— Ну, — улыбаюсь я, — знаете, как это бывает, — дела, работа, ни на что времени не хватает.
— Конечно, конечно. — Дженис кивает с видом глубокого уважения и понимания. — Работа.
Почему-то Дженис и Мартин решили для себя, будто я — необыкновенно умный и влиятельный финансовый деятель. Я пыталась объяснить им, что это не так, но чем больше отрицала свою гениальность, тем сильнее они убеждались, что я — финансовый супермозг. Замкнутый круг получается. И вот теперь они думают, что я — финансовый супермозг, только очень скромный.
Да, в сущности, какая разница? Строить из себя воротилу финансового рынка даже приятно.
— Понимаете, у нас в последнее время было особенно много дел. Все из-за слияния SBG и «Рутланд Банк».
Дженис благоговейно внимает, но меня перебивает Мартин:
— Кстати, Бекки, подожди секундочку. Сейчас вернусь.
Не успеваю я и глазом моргнуть, как он исчезает.
Я неловко смотрю на сияющую Дженис и зачем-то говорю, не найдя лучшей темы для беседы:
— Так, значит, у Тома на кухне дубовый гарнитур.
Честное слово, больше ничего не смогла придумать. Улыбаюсь Дженис и жду ее ответа. Но она в ответ тоже лишь радостно мне улыбается. И тут я понимаю, что допустила огромную ошибку. Ни в коем случае не стоило заикаться об этом новом доме, который купил Том. И уж тем более упоминать дубовый гарнитур. Теперь Дженис станет думать, что я тоже очень хочу заиметь дубовый гарнитур… Теперь она решит, что я внезапно заинтересовалась Томом, раз уж у него появился свой дом…
— Да, дуб и средиземноморский кафель, — гордо сообщает она. — Можно было выбрать каменную плитку или средиземноморский кафель, и Том выбрал средиземноморский кафель.
Меня так и подмывает сказать, что я бы выбрала каменную плитку, но это было бы грубо, и потому я одобряю кафель:
— Мило! — И неизвестно для чего добавляю: — Да еще две спальни!
И что я прилипла к этому чертову новому дому?!
— Он с самого начала хотел две спальни, — делится Дженис. — Ведь никогда не знаешь, как дальше все повернется, правда? — В ее улыбке сквозит неприкрытое лукавство, и я, как последняя дура, краснею. Этого только не хватало! Теперь она вообразит, что я неравнодушна к Тому. Наверняка уже представляет нас вдвоем в этом треклятом доме, за ужином в кухне с дубовым гарнитуром.
Надо что-то сказать. Надо сказать: «Дженис, мне не нравится Том. Он дылда, и у него изо рта воняет». Но у кого язык повернется? И вместо этого я говорю:
— Что ж, передайте ему от меня горячий привет.
— Обязательно, — отвечает Дженис и замолкает. — А у него есть твой лондонский телефон?
Черт!
— Думаю, да, — вру я, радостно скалясь. — И потом, он всегда может найти меня здесь, если захочет.
Вот теперь все, что я ни скажу, прозвучит так, будто я вкладываю в свои слова двойной смысл. Представляю, как наш разговор будет передан Тому. «Она все время спрашивала про твой новый дом. И просила тебя позвонить!»
Жизнь стала бы намного проще, если бы все разговоры можно было перематывать и стирать, как на кассете. Или хотя бы просить людей не принимать во внимание сказанное, как в суде: «Прошу изъять из протокола все упоминания о новых домах и дубовых гарнитурах».
К счастью, в этот момент возвращается Мартин, размахивая листом бумаги.
— Бекки, взгляни-ка на это, — просит он. — Мы уже пятнадцать лет держим свои средства во «Флагстафф Лайф». А сейчас подумываем, не перевести ли деньги в их новый дочерний фонд. Что скажешь?
Понятия не имею, что сказать. О чем он вообще? Это что, какой-то сберегательный счет? Пробегаю взглядом по бумажке, как мне кажется, с видом знатока, несколько раз важно киваю и уклончиво произношу:
— Да… Пожалуй, неплохая мысль.
— Компания прислала нам письмо, предложив более высокие проценты на пенсионном вкладе, — говорит Мартин. — И гарантированные выплаты тоже предусмотрены.
— И еще они вышлют нам швейцарские настольные часы, — вставляет Дженис.
— Хм. — Сдвигаю брови и с умным видом внимательно изучаю заголовок письма.
«Флагстафф Лайф». Что-то знакомое. Недавно о них слышала… Кто такие «Флагстафф Лайф»? Ах да, ну как же — они устраивали вечеринку с шампанским в клубе «Сохо Сохо». Элли там напилась и призналась в любви Дэвиду Салисбери из «Таймс». Отличная была вечеринка, помнится.
— Ты хорошего о них мнения? — спрашивает Мартин.
— Конечно. В профессиональных кругах они пользуются уважением.
— Тогда, — довольно заключает Мартин, — мы примем их предложение перейти на счет с более высокими процентами.
— Думаю, чем выше процент, тем лучше. — Вряд ли с этим поспоришь. — Но это лишь одна из возможных точек зрения.
— Что ж, — Мартин мельком взглядывает на жену, — если Бекки считает, что это стоящее предложение…
— Я бы не стала придавать своим словам такое значение! — быстро открещиваюсь я.
— Посмотри на нее! — довольно хихикает Мартин. — Какая скромность для финансового эксперта.
— Знаешь, Том иногда покупает твой журнал, — уведомляет меня Дженис. — Не потому, что у него сейчас появилось много денег, — с ссудой на дом и прочими расходами… Но он считает, что ты пишешь очень хорошие статьи! И еще он считает, что…
— Очень приятно, — перебиваю я. — Знаете, мне пора. Рада была с вами повидаться. Передавайте привет Тому!
Я так быстро кидаюсь к дому, что ударяюсь коленкой об косяк. Мне немного стыдно, что не попрощалась толком. Но честное слово! Еще одно слово о Томе и его новой кухне — и мне бы стало плохо.
Однако, усевшись перед телевизором в ожидании розыгрыша лотереи, я начисто забываю о наших соседях. Мы славно поужинали — курица по-провансальски из магазина «Маркс и Спенсер» и бутылка «Пино», которую я привезла с собой. Почему я точно знаю, где куплена курица по-провансальски? Потому что сама не раз покупала точно такую в этом магазине и узнала ее в лицо — те же ножки, те же сушеные помидоры и оливки. Мама, конечно, клянется, что готовила ее собственными руками по своему собственному фирменному рецепту. Ну-ну.
Вообще не понимаю, чего ради она врет? Кому какое дело? Ведь кроме меня и папы никто не узнает. И потом, на кухне перед приготовлением ужина нет сырых продуктов, зато полно картонных коробок, пластиковых упаковок и в результате — готовой еды. А в промежутке между этим — ничего. Казалось бы, все совершенно очевидно. Но мама никогда не признается, что купила готовый продукт, даже если мы едим пирог в форме из фольги. Папа съедает очередной кусок пирога с пластмассово-безвкусными грибами и крахмальным соусом и с совершенно серьезным лицом говорит: «Спасибо, дорогая, все было очень вкусно». А мама улыбается, ужасно довольная собой.
Но сегодня у нас не пирог в фольге — сегодня курица по-провансальски. (Честно говоря, она и вправду похожа на курицу домашнего приготовления. Вот только вряд ли кто-то стал бы сам резать болгарский перец на такие мелкие кусочки — нашлись бы дела поважнее.) В общем, поели мы курицы, выпили винца, в духовке доходит яблочный полуфабрикатный пирог, и тут я предлагаю всем пойти посмотреть телевизор. Как бы между делом. Потому что по часам вижу — розыгрыш уже начался. Несколько минут, и оно случится! Не могу дождаться!
К счастью, мои родители не из тех, кто после ужина любит посудачить о политике или литературе. Мы уже обсудили все семейные новости, я рассказала им о своей работе, они мне — о своем отпуске на Корсике, так что говорить уже и не о чем. Пора прибегнуть к помощи говорящего ящика.
Поэтому мы все перемещаемся в гостиную, папа зажигает газ в камине и включает телевизор. Вот он — розыгрыш лотереи. В студии все сияет, а Дэйл Уинтон перешучивается с Тиффани из «Жителей Ист-Энда»[8], на их перепалку аудитория реагирует радостными возгласами. Мое напряжение растет, сердце стучит все чаще. Через несколько минут выпадут шары и я — миллионерша.
Откидываюсь на спинку дивана и обдумываю, что бы такое сделать, когда выиграю. В тот самый миг, когда выпадет моя выигрышная комбинация. Завизжать? Промолчать? Может, стоит сохранить все в тайне первые сутки? Или вообще никому не говорить?
Эта мысль мне нравится! Стать победителем и получить деньги без всей этой суеты и шумихи. А если люди будут спрашивать, как я могу себе позволить столько вещей от модных дизайнеров, стану отвечать, что подрабатываю как внештатный журналист. Да! И изменить жизнь своих друзей лучше инкогнито, как добрый ангел-хранитель. Никто никогда не узнает правды. Отлично!