На третий день произошло настоящее чудо. Мои герои ожили! Я включила компьютер. Работа пошла. Я снова могла писать. Какое счастье! Я работаю!
Еще день спустя я решилась включить мобильник и позвонила Виталию.
– Со мной все в порядке. Я отдыхаю.
– Где ты? – принялся вопить он в ответ. – Мы все тут едва с ума не сошли.
– Я же оставила записку.
– Да, но почему ты не сообщила, куда едешь? Нам было совершенно непонятно, где тебя искать.
– Кому «нам»? – мне стало интересно.
– Мне, Феликсу, маме твоей, наконец!
– Маму-то зачем тревожил?
– Она сама позвонила. В каком виде ты меня выставила? Пришлось признаться, что я не в курсе, где моя собственная жена. А мобильный твой не отвечает. Я даже Ляльке в Италию позвонил, но ты и ей ничего не сказала. Где ты находишься?
Мне даже стало его жалко. Он и впрямь попал в унизительное положение. Хотя мог бы и соврать. Назвал бы любое курортное место, куда я якобы уехала. В любом случае я решила и дальше хранить тайну своего уединения. Мне было хорошо одной, и я панически боялась, как бы его приезд не разрушил моего рабочего настроения.
– Виталий, я не скажу тебе, где я. Мне еще нужно время, чтобы окончательно прийти в себя. Но могу тебя обрадовать: мне снова пишется.
– Правда? – в его голосе послышалось облегчение.
– Да. Мне уже практически весь роман ясен. Неожиданно все линии сложились. Осталось только написать.
– Очень рад. – Голос его вновь посуровел. – Только не понимаю, почему ты скрываешь от меня свое местопребывание?
– Виталий…
Он перебил:
– Мало ли что случится, а я не знаю, где ты.
– Здесь со мной ничего случиться не может. А если тебе от меня что-нибудь понадобится, звони в любое время. Я больше не стану телефон выключать.
– Все-таки…
– Нет, Виталий, – отрезала я.
– Боишься моего незапланированного визита?
Я понимала: он оскорблен, но ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось сохранить свое убежище в тайне и почему-то страшно было даже подумать, что он сюда нагрянет. Меня просто в дрожь бросало от одной этой мысли, но я надеялась, что как раз одиночество и время меня вылечат, и время необходимо было выиграть.
– Виталий, не будем ссориться. Вот напишу роман и приеду.
– Ты там не одна? – вдруг глухо осведомился он.
– Не говори глупостей. Я совершенно одна. – Мне стало смешно; оказывается, он еще способен ревновать. – Между прочим, Виталий, идея об одиноком отдыхе принадлежала тебе. Очень, замечу, здравая, спасибо за мудрый совет. Теперь тебе остается набраться еще немного терпения. А кстати, как там Егор? – нашла я удобный предлог перевести разговор на другое. – Он у нас?
– Нет пока. Не до него было. Я тебя разыскивал.
– Можешь спокойно его забирать. Недели две уж точно тут пробуду. Целую. Пока. Звони.
И, не дождавшись его ответа, я отключилась.
Я радостно погрузилась в работу. Отвлекал меня от нее только телефон. Все хотели непременно лично убедиться, что я жива и здорова, однако как только все в этом удостоверились, звонки почти прекратились, и я облегченно вздохнула.
Работа, прогулки, местный продовольственный магазин, в это время года почти без покупателей. Замечательно. Именно то, что мне требовалось. Лишние расспросы были мне совсем ни к чему.
Я ни с кем не общалась, разве что поселковый сторож иногда заходил проведать. Но это как бы не в счет. И я упивалась покоем и свободой. Из Италии возвратилась Лялька. Полная впечатлений, пылающая от любви к Толе, она рвалась нагрянуть ко мне с подарками. Но даже ее, ближайшую подругу, мне сейчас совсем не хотелось видеть. Может, все объяснялось моей завистью к ее счастью? Задавая самой себе этот вопрос, я не могла ответить на него однозначно и лишь понимала, что совершенно не в состоянии слушать Лялькины рассказы взахлеб, где через каждое слово упоминается Толечка с его высочайшими как духовными, так и физическими достоинствами.
То есть за Ляльку-то я была рада, но внимать ее откровениям удовольствия не доставляло, и даже ей я не призналась, где нахожусь. Она обиделась. Кажется, даже сильнее Виталия. Еле отговорилась, сваливая на книгу. Мол, она так хорошо пошла, боюсь отвлекаться, чтобы не сбиться. Но чем скорей я ее закончу, тем скорее мы увидимся. И Лялька неохотно, но смирилась.
– Раз здесь ничего личного, так уж и быть. Подожду. Но все-таки я чего-то не понимаю. Ну-ка, Таська, как на духу: скрываешь от меня что-то?
– Ровным счетом ничего, – заверила я. – Просто мне надо было отдохнуть, а теперь гоню роман.
Впрочем, она и дальше продолжала звонить, ежедневно информируя меня о московской жизни. Где они с Толей были, кого из общих знакомых видели, куда ходили. Этого мне было вполне достаточно для иллюзии сохраняющейся связи с миром. И книга моя успешно продвигалась все дальше и дальше.
Через неделю мне позвонил… Игорь.
– Здравствуйте, Таисия Никитична, – бодро начал он. – Что поделываете? Чем занимаетесь?
– Очень важным делом! – в тон ему откликнулась я. – Можно сказать, коммерческой важности. Изобретаю новый способ применения туалетной бумаги.
– Необычайно занимательно и высокодуховно! – Он прыснул. – Я совершенно заинтригован. Но позвольте узнать, чем вас не устраивает традиционный способ применения?
– Своей, если так можно выразиться, малой эстетичностью.
– Боюсь, не очень вас понял. Нельзя ли поподробней? А то тема уж больно интересная.
Я не выдержала и расхохоталась.
– Раз вам так уж интересно, извольте. На самом деле все очень просто. Может, конечно, я раскрываю глубокую коммерческую тайну, но вы свой человек.
– Мне, Таисия Никитична, смело можно доверить любую тайну, даже про туалетную бумагу, – раздался в трубке его заговорщицкий шепот.
– Ладно, иду с вами в разведку. «Атлантида» выдала мне наряд на «продакт плейсмент». Знаете, что это такое?
– Естественно. Эдакая ненавязчивая реклама товаров народного потребления в кинофильмах, телесериалах…
– Ага. И в книгах. Герой хватает топор, чтобы зарубить врага, но топорик у нас не простой, безымянный, а какой-нибудь известной фирмы. В кино клеймо покажут, а в книге пропишут название.
– Понятно. Тогда перед вами задачка. Туалетная бумага вещь специфическая.
– А мне, по условиям, надо упомянуть ее не меньше трех раз. Первый раз я ей промокнула кошачью лужу, второй – ребенок героини таскал бумагу в школу, нажевывал из нее шарики и плевался через трубочку в одноклассников.
– Оригинально, – одобрил Игорь. – И что, этот милый мальчик, плюясь, каждый раз восклицал: «Лучшие шарики из бумаги…» Как она у вас там называется?
– Неважно! И ничего он не восклицал, а маму попросил покупать теперь только бумагу этой марки. Другой, мол, плюется хуже.
– Чудный парень. Узнаю себя в детстве. Только я бы не стал говорить маме. Но, с другой стороны, какой же тогда «продакт плейсмент»?
– Вот вам смешно, – простонала я, – а мне еще третье появление проклятого «продакт плейсмента» изобретать.
– А если прямо по назначению? – посоветовал он.
– Дудки. В договоре прописано, что пропаганда прямого назначения настоятельно не рекомендуется.
– Таисия Никитична, зачем вы вообще на это согласились? Такой творческий человек, и занимается такой ерундой. Как-то у меня это с вами не вяжется.
– Да они пункт мне в договор внесли, не предупредив, а я не заметила и подмахнула.
– Договора, дорогая, надо читать, иначе смертный приговор себе подпишите.
– Теперь научена горьким опытом. А потом еще один немаловажный фактор, дорогой Игорь Ратмирович, за это деньги довольно приличные платят. Мне они сейчас не помешают.
– Хоть выбирайте в следующий раз для рекламы что-нибудь более приятное.
– Я выбирала, во-первых, из того, что осталось, а во-вторых, в чем была уверена. Деньги деньгами, но не желаю обманывать читательниц и навязывать им всякую гадость. Мне вот средство для похудения предлагали. Не сказать, чтобы вредное, но знакомые мои пробовали и потом из дома выйти боялись.
Игорь фыркнул:
– Что, до того исхудали, что страшно смотреть? Последняя стадия дистрофии?
– До этого не дошло, но есть им стало опасно. Любой проглоченный кусочек организм тут же перерабатывал и выбрасывал.
– Таисия Никитична, вы совершили непростительную ошибку. Реклама этого средства чрезвычайно эффектно сочетается с вашей туалетной бумагой. Правда, она бы тогда использовалась по назначению, а по контракту вам это не разрешено. И для средства для похудения вышла бы скорее антиреклама. Ой, – спохватился он. – Тема у нас с вами получается какая-то чересчур интимная. Лучше расскажите, какую продукцию вам еще предлагали? Из более интересной.