– Как вы ее находите? – обратилась я за похвалой к мужчинам, завершив работу и любуясь делом рук своих. – Я бы не постыдилась выставить ее перед Белым Домом в Вашингтоне.
– Знаешь ли, – начал, было, Майкл, – мне кажется, что она получилась несколько вызывающей.
– А, по-моему, – заступился за меня свекор, – она очень нарядная и праздничная.
В комнату заглянула миссис Ведлан. Поджав губы, она осмотрелась и произнесла:
– Очень мило.
– И я так думаю, – согласилась я.
– Но нам пора отправляться в церковь, – продолжила она. – Мы можем опоздать на службу. Так что скорее мойтесь, собирайтесь и – вперед.
– Ма, но ведь мы еще не успели испачкаться, – засмеялся Майкл. – Так что мы уже готовы.
– Тогда одеваемся, – скомандовала она и, перекинув через плечо полотенце, словно Айседора Дункан свой знаменитый шарф, отправилась в спальню. Наряжаться.
Песнопения и молитвы, наполнявшие церковь, создавали в ней атмосферу тайны и умиротворения. Служители уже закончили сбор пожертвований. В полумраке чуть слышно потрескивали огромные белые свечи. В руках прихожан – тоже свечи, но маленькие.
– Ну, прямо как в кино, – поделилась я впечатлениями с Майклом. Пожилой мужчина, сидевший рядом, обернулся и что-то недовольно прошипел нам.
– Счастливого Рождества! – прошептала я в ответ.
Миссис Ведлан приветливо кивнула даме, сидевшей через проход напротив нас.
– Кто это? – шепотом поинтересовалась я.
– Шарлотта Лекенби, – ответила свекровь. – Они с мужем приходили к нам на бридж по вторникам.
– А теперь?
– Ее муж умер.
– И поэтому она перестала играть с вами?
– Да нет, она пыталась, – сморщив нос, ответила миссис Ведлан. – Но ей все еще не по себе.
Майкл что-то начал рассказывать матери.
– Тс-с-с, – пронеслось по церкви.
Служба закончилась исполнением «Вифлеемской Звезды». К моему глубочайшему разочарованию, «Двенадцать дней Рождества» не пели. Мы встали с мест, обменялись поздравлениями и направились к выходу в толпе спешащих прихожан.
– Тебе не понравилась служба? – спросила я Майкла, когда мы уже под утро улеглись в постель. Меня очень смущало то обстоятельство, что стена, разделявшая спальни, была очень тонкой. Казалось, толстое зеленое одеяло, которым мы укрылись, было значительно более надежной преградой для звуков, чем она.
– Это уже не мой праздник, – ответил он.
– Ну, как ты можешь так говорить. А твое прошлое, твои корни, твои родители, наконец?
– Да, да, конечно. Наверное, ты права. Право, я не знаю. – Он прикоснулся под одеялом к моей руке. – Видишь ли, Рождество – это детский праздник... Веселый... Но мы – ведь уже не дети.
Сквозь темноту я вглядывалась ему в лицо.
– Мы – не дети, – продолжал он, – и, к тому же, не христиане.
– Да, тут ты прав.
– Мы – иудеи. Разве это не греет тебе душу?
– Кажется, я – счастлива. Но ты же не можешь перестроиться так быстро?
– Фрэнни, я стараюсь, – в голосе Майкла слышалось нетерпение. – Стараюсь ответить на все твои вопросы как могу. Но не на каждый из них я смогу найти что сказать. И если Рождество, празднование Рождества доставляет тебе удовольствие, то это нравится и мне, – и он обнял меня, давая этим понять, что тема для разговора – исчерпана.
– Майкл, а не думаешь ли ты, что родителей может раздражать такое соседство? – прошептала я, прижимая его голову к своей груди.
– Наоборот, они бы не поняли, если бы мы спали отдельно, – ответил он, целуя меня и все, усиливая ласки.
– С Рождеством, Майкл, – сказала я.
– С Рождеством тебя, Фрэнни, – ответил он.
Я закинула ноги ему на спину.
– Милый, я надеюсь, мы не станем очень шуметь?
На следующее утро я проснулась раньше всех в доме.
– Я думала, что все проснутся ни свет ни заря и побегут смотреть подарки, – пыталась я растормошить сонного мужа. Но в ответ он только что-то невнятно пробурчал, отвернулся к стене и вновь заснул.
К девяти утра семейство, наконец, пробудилось, и все дружно направились в гостиную, обсуждая перспективы предстоящего завтрака и пеняя на отсутствие достойных разговора новостей в сегодняшней газете. Подождав, пока все займут места за столом, я вышла на середину комнаты и громко объявила: «А теперь настало время посмотреть подарки». Мое первое рождественское утро совсем не походило на то, что я нарисовала в воображении. Но, «в чужой монастырь со своим уставом не суйся!», и я вновь спросила себя – имею ли я право превращать наступивший день в сцену из рождественской сказки? И решила, что – имею.
– Ну и что же ты ожидаешь там найти? – обратился ко мне Майкл. – Бриллиантовую диадему, что ли?
– Я просто хочу праздника.
– Но у нас свои традиции вручения рождественских подарков, – удивилась моей поспешности миссис Ведлан.
– Своя система, – уточнил муж.
– Традиция, – принял сторону матери Майкл.
Мне преподали наглядный урок того, что значит – быть членом семьи Ведлан. Смысл традиции заключался в том, что никто не рвался вспарывать обертки. Парадом командовала степенная хозяйка дома, наделявшая каждого причитавшейся ему порцией гостинцев, советуя при этом, что с ними делать.
В очереди за презентами я была первой. Мне досталась пудреница с синеватым содержимым, за что я соответствующим образом поблагодарила свекровь. Затем пришел черед Майкла, я специально смастерила чулок для подарка. На одной стороне его красовалась надпись «Веселого Ханнуки!». На другой – «Счастливого Рождества». Мужчинам это очень понравилось, и они даже зааплодировали мне. А вот миссис Ведлан еле-еле дождалась оваций. Потом она развернула подарок от старшей дочери, в коробке красовалась автоматическая кофеварка.
– Прекрасный подарок, – счастливо улыбнулась она. – Самый лучший дизайн, новейшая модель.
О, сколько раз в своих письмах она ненавязчиво излагала, сколь более счастливым и наполненным стало бы ее существование, окажись она владелицей этого чуда техники! Что ж, дай ей Бог!
Наконец настала очередь мистера Ведлана. Он вытащил из свертка купленный нами синий джемпер.
– Просто здорово! – воскликнул он. – Похоже, это мой размер?
– Да, папа, твой, – подтвердил Майкл. – У нас с тобой один и тот же размер, так что будь, уверен – подойдет.
– Ты, что же, его уже носил? – подозрительно спросила его мать.
– Ну что ты, мама, – возмутился мой муж. – Он совершенно новый.
Затем Майкл поразил меня шелковой блузкой и окончательно добил прозрачным, отливающим в синеву пеньюаром.
– Смотри, как он по цвету гармонирует с моей новой пудрой, – промямлила я в тщетной попытке скрыть от семейства смущение.
– Майкл, да ведь она замерзнет в таком одеянии, – комментарий свекрови можно было расценивать как угодно.
– А на бриллиантовую диадему придется подкопить, – сказал мой муж и запечатлел у меня на лбу сочный поцелуй.
В ответ я вручила ему потрясную куртку из шотландки. Я выбрала ее потому, что знала – сам он никогда не отважится купить себе такую. Но и это было еще не все. Майклу также обломился огромный ящик с инструментами. Красный, с ручками на боках. Один из лучших образцов «Сирз»!
Миссис Ведлан с мужем тоже обменялись подарками. Он получил роскошные коричневые шерстяные носки, она – заколку и сережки со сверкающими, как рождественская елка, зелеными и красными камешками, пузырек лосьона и кружку для кофе.
– Ну, очень полезные подарки, – прокомментировала я.
– Точно, – согласилась свекровь.
Она развернула нежно-зеленую открывалку фирмы «Сирз» – последний писк нашего дизайна.
– Просто чудо. У тебя, что, скидка на товары от фирмы?
Потом мы вручили ей бежевый джемпер с зеленой отделкой на рукавах и по воротнику. Миссис Ведлан бросила оценивающий взгляд на ярлычок:
– Шерсть. И цвет – веселенький, – довольно отметила свекровь.
Последним по счету шел подарок от второй ее дочери – Дианы и ее семьи. Коробка, развернутая нетерпеливыми руками свекрови, явила миру еще один образец дочерней преданности. На нас глядела самая совершенная автоматическая кофеварка в мире! Точно такая же, какую получила она в начале торжества.
– Ох уж эти твои намеки, Норма, – пробурчал мистер Ведлан. – Пора бы уж их разнообразить.
– Диана всегда дарит не то, что нужно, – вспылила хозяйка дома.
– То же оформление и тот же дизайн, что и у кофеварки Джуди, – желая восстановить справедливость, вмешался Майкл.