– Привет, моя милая женушка, – ласково говорит он и целует меня. – Что ты тут делаешь?
Но в его легком поцелуе скрыт совсем иной смысл – «думаю, контора – не лучшее место для проявления чувств».
Вытащив из кармана черные кожаные перчатки, он подхватил меня под руку, и мы направились к вертящимся дверям. Зимний воздух обдал нас волной холода, и Майкл настоял, чтобы я застегнулась на все пуговицы. Затем поинтересовался – отчего это я в туфлях, а не в сапогах. Ведь можно простудиться.
Мы медленно добрели по улице до газетного киоска, в котором Майкл купил себе чтиво на вечер, перебросившись парой слов с продавцом. Я в это время изучала рисунки на занавесках, прикрывавших окна дома напротив. Ноги замерзли, и поэтому я немного попрыгала на месте.
Какой-то небритый тип с отвратительным запахом изо рта и похабной улыбкой на лице отделился от стены и приблизился ко мне.
– Детка, ты сегодня просто прекрасно выглядишь, Я постараюсь, чтобы этот вечер запомнился тебе надолго.
Но я знала, что все это обычный треп, и он не собирался насиловать меня. Каким нужно быть идиотом, чтобы вытаскивать на мороз свою штуку? Однако я испугалась и отступила. И в этот миг за спиной раздался мощный голос моего мужа: «А ну, проваливай! Оставь девушку в покое!» И секс-морж уныло растворился в темноте, оставив за собой лишь неприятный запах.
Обняв за плечи, Майкл вел меня по улице.
– Стоит на минуту оставить тебя без присмотра, как начинаешь собирать вокруг себя толпу. Нехорошо!
– Спасибо за помощь.
– Как прошел день?
– Отвратительно. Была в одном месте, но меня не взяли. Устала как собака. Боюсь снова идти куда-то на собеседование. Боюсь тратить деньги. Ведь я их не заработала. А те, что получила под расчет, вот-вот иссякнут.
– Не бери в голову, – ответил Майкл, – ведь я забочусь о тебе. Мне нравится заботиться о тебе.
На следующий день я удвоила усилия в поисках работы: отослала в два раза больше анкет, в два раза больше звонила... Мне повезло! Нашлась работа по составлению каталогов у «Кинг энд Партнере». Конечно, не самое громкое имя в рекламном бизнесе, скажу более, – достаточно неавторитетное, но все-таки – имя. Мне помогла моя бывшая одноклассница, отвечавшая у них за связь с прессой. Ей даже удалось договориться, что меня примет один из директоров – мистер Кинг.
Майкл был очень доволен моими успехами. На радостях мы посмотрели какую-то милую комедию по ящику и рано легли спать.
Ему снились кошмары.
Случалось это не часто, но всегда меня здорово путало. Обычно он начинал стонать, словно раненое животное, чувствующее приближение смерти. От этих ужасных стонов мне становилось жутко. Наверное, это все были отголоски войны... В ту ночь я обняла его и начала успокаивать, как ребенка: «Все хорошо. Это только сон. Успокойся, пожалуйста». Он внезапно открыл глаза и уставился в пустоту, как будто на невидимый экран, на котором еще крутили этот его страшный сон. Затем, как это случалось всегда, заморгал и, окончательно проснувшись, сказал, что никак не поймет – о чем это я.
– Да не снились мне сейчас никакие кошмары, – убеждал он меня, – мне вообще ничего не снилось.
Я просмотрела множество передач по телевизору о ветеранах Вьетнама, об их проблемах, связанных с адаптацией к мирной жизни. Поэтому я часто расспрашивала Майкла, что он думает о войне, тревожат ли его воспоминания о ней. Но он всегда отвечал, что это – все в прошлом. Помню как-то раз, когда мы собирались засыпать, я опять спросила его:
– Майкл, а что же все-таки такое – война?
– Жара, вонь, одиночество, страх, – выпалил он и, повернувшись спиной, скомандовал: – Отбой!
Когда он хотел, он мог быть удивительно любезным!
Через два дня я приступила к своей новой работе. А вот Майкл бросил свою, заявив при этом, что реклама – это сплошной вздор и бессмыслица и гробить свою жизнь на это он не намерен. Он решил заняться океанографией. И ушел в это дело с головой. Он говорил, что всегда интересовался жизнью моря, что это сама природа, подлинная реальность... Конечно, Иллинойский университет, удаленный на тысячи миль от любого моря, не имел подобной специализации, но Майклу разрешили заниматься по собственной программе, посещая только интересующие его занятия по экологии, геологии и всем прочим природологиям. Я прикинула, что если он решит изучать жизнь морских водорослей, а Совет ветеранов будет платить за это удовольствие, то это будет просто здорово. Меня постоянно не оставляли в покое финансовые заботы – именно к этому готовила меня мама.
Майкл целыми днями просиживал в библиотеке, а я часто летала в Нью-Йорк. Но, возвращаясь, домой, я знала, меня всегда ждет счастливый улыбающийся муж.
– Я проторчала три дня в городе, где люди взрываются, стоит только на них взглянуть. Это просто жутко. Как приятно снова вернуться к тебе, – призналась я, ему однажды, целуя в щеку.
– Рад видеть тебя веселой и жизнерадостной, – ответил он, принимая мой чемоданчик.
– А ты не боишься, что меня могут переманить кришнаиты?
– Нет, – мягко ответил он, – боюсь, что тебя могут вообще похитить.
Вечерами мы часто заходили в китайский ресторанчик, расположенный по соседству, счета в котором я оплачивала из сэкономленных командировочных.
Первая финансовая битва разразилась между нами года через два после свадьбы. Виной всему были настенные часы.
– Откуда они свалились? – спросил Майкл, вернувшись из университета, забрасывая книжки на диван. «Эти» – были современной версией настенных дедовских часов – более полуметра высотой, корпус из позолоченного дуба с бронзовым маятником. Я повесила их над диваном, рядом с ковром, купленным на благотворительной распродаже.
– Тебе они не нравятся? – робко спросила я.
– Сколько? – осведомился он.
– А сколько тебе не жалко?
– Сколько ты за них отдала?
Я колебалась – отвечать или нет. Хорошо помню, как мама в первые годы жизни с Полем в ответ на подобные вопросы делала большие глаза и говорила, что нашла «это» в шкафу. Но я решила признаться.
– Сто двадцать долларов.
Но честность моя не была оценена по достоинству.
– На кой они нам сдались? – решительно произнес приговор Майкл. – Сдай их обратно в магазин!
– Нет, не сдам! – ответила я и поняла, что поступаю так вовсе не из упрямства. – Я не собираюсь спрашивать у тебя – как мне тратить мои заработанные деньги, – не могла остановиться я. – Они – мои, и я трачу их, как хочу. Какое право ты вообще имеешь указывать мне, что я должна делать и чего не делать!
Майкл не ответил. Он собрал книги с дивана и, хлопнув дверью, удалился в спальню.
Но часы я сохранила.
Я не знала, в чем была неправа. Говорила Майклу, что люблю его, а теперь заставила усомниться в моих чувствах. Теперь, встречая мужа на кухне, говорила, что люблю его. Если он попадался мне в ванной, повторяла – как я люблю его. Он улыбался, кивая головой, и вновь погружался в свои книги, или газеты, или подолгу торчал у телевизора. Я сообщила ему, какой подарок я жду от него на свое двадцатипятилетие, посчитав, что так ему будет легче осчастливить меня. Мне очень понравился золотой браслет, рекламу которого я увидела в воскресной газете, поэтому я обвела картинку красным карандашом, нарисовав вокруг множество стрелочек, указывающих на предмет моих вожделений. Естественно, мои художества попались на глаза мужу, и он, поняв намек, вырезал фото и положил в ящик письменного стола.
– Мне нравится именно этот браслет, – подчеркнула я дня за три до юбилея, – два его ремешка так забавно переплетаются, образуя такое необычное кружево. Классические же золотые браслеты – это, как правило, браслеты – и ничего больше. А этот особенный.
Майкл согласился, или, может быть, сделал вид, что согласен. Во всяком случае, узнать правду мне было тогда не дано.
В свой день рождения я пришла домой как обычно поздно. Но Майкл – еще позже. В семь вечера он появился с маленькой коробочкой, завернутой в серебристую бумагу.
– Сюрприз! – с довольным видом произнес он. – Знаю, тебе он понравится.
– Да, я в этом уверена, – ответила я со счастливой ожидающей улыбкой. Я сидела на диване и читала статью в журнале «Космополитэн» о том, как наступает оргазм у деловых женщин.
Майкл присел рядом и протянул мне подарок. Но когда я открыла коробочку, то увидела, что он принес совсем другой браслет! Тоже золотой. Но этот был шире и весь разукрашен вычурными гравированными цепочками.