И он, и я забыли захватить с собой что-нибудь почитать. Протянув руку, я слегка дотронулась до своего мужа. А он начал тихонько придвигаться ко мне.
– Здесь так темно, что я почти совсем тебя не вижу, – сказала я.
– Скажи, а как ты различаешь своих приятелей в темноте?
Я как ошарашенная застыла под ним.
– Ну, думаю, я буду ростом повыше, – продолжил он.
– А ну слезай с меня, – закричала я, отталкивая его.
– Шутка, – перевернувшись, ответил Майкл.
– Ну, очень смешно, – констатировала я, поворачиваясь к нему спиной и отодвигаясь на край кровати настолько, на сколько это было возможно.
Рано-рано утром, когда еще не начало по-настоящему рассветать, я прижалась к нему, и мы занялись любовью.
– С годовщиной тебя, – прошептал он.
– Тебя тоже, – отозвалась я.
Предполагалось, что на следующей неделе мы нанесем визит в Спрингфилд. Майкл ездил туда несколько раз, пока я моталась по делам. Я же не видела его родителей с самого Рождества. Одна мысль о встрече с ними, молчаливо сидящими в своей комнатке, пугала меня. Слишком уж это было похоже на то, как мы с мужем часами сидели рядом, не обращая друг на друга внимания.
В тот день было очень жарко. Асфальт на дороге, как казалось, кипел. Колосья на полях поникли в тщетном ожидании дождя. В небе застыло густое желто-серое марево.
– Да, запашок здесь не из приятных, – констатировала я, откинувшись на сиденье в Тщетном поиске тени. – И как это люди тут живут?
– Они – фермеры, – ответил Майкл. – Они не могут себе представить, как это мы умудряемся не помереть от автомобильного угара в городе.
Я уставилась в окно. Майкл не отрывал взгляда от дороги. От скуки я включила радио. Но уже через минуту выключила – одна радиостанция вещала о Боге, на другой волне диктор распинался о соевых бобах.
– Ничего интересного, – я щелкнула выключателем. – У них здесь нет ни одной приличной радиостанции.
– Да и помехи сильные, – подтвердил Майкл. – Не волнуйся, подъедем к городу, поймаешь что-нибудь получше.
Я опять уставилась в окно, а Майкл – на дорогу.
Совсем обалдев от скуки, я предложила ему повести машину. Он подрулил к обочине и уступил мне место. Теперь он глядел в окно, а я – на дорогу. И я испытала огромное облегчение, когда впереди показались первые постройки столицы штата, Спрингфилда.
С автострады на Спрингфилд вели целых пять съездов, и я никак не могла запомнить, на какой же из них следует сворачивать и как выруливать дальше. Майкл взялся быть штурманом. Чем ближе мы подъезжали к дому его родителей, тем более я ощущала холодок в своем животе. Мне опостылело разыгрывать из себя любящую сноху.
Когда мы подъехали к дому, Майкл приказал мне свернуть на стоянку, но я против своей воли продолжала ехать вперед, не снижая скорости.
– Не могу, – призналась я. – Не могу быть там, с твоими родителями. Это слишком тяжело.
– И что я должен делать? – рассердился он. – Они же ждут нас. И почему же ты не желаешь общаться с ними?
Кружа и петляя по улицам, мы, наконец, отъехали на несколько кварталов от места назначения. Я остановила машину. Мимо промчался какой-то толстяк в фиолетовом кабриолете... смеялись дети, раскачиваясь на скрипящих качелях... Мы оказались рядом с городским парком. Он был огромен, и сейчас почти пуст. Майкл резко выскочил из машины, сделал несколько шагов по засохшей траве и замер, уставившись в землю. Я сидела в машине, потом мне это надоело, и я вышла и, остановившись в нескольких метрах от него, сказала:
– Не знаю, чего я хочу. Знаю, чего мне не хочется – торчать здесь все выходные.
Майкл, очнувшись, быстро направился ко мне. Он обогнул меня, направляясь к машине, и бросил на ходу:
– Садись и отвези меня к дому. А сама можешь ехать назад. В город я вернусь поездом.
Мы ехали молча и остановились прямо около подъезда. Майкл взял свою сумку с вещами с заднего сиденья. Я увидела, что входная дверь открывается и его мать выходит на крыльцо. Подумала: что она скажет, когда поймет, что я не собираюсь оставаться. Майкл вылез из машины, не говоря ни слова.
– Извини, – обратилась я к нему. – Мне не следовало сюда приезжать.
Он захлопнул дверь и направился в дом, слегка наклонив голову.
Я постаралась побыстрее отъехать, избегая тем самым ненужных приглашений и расспросов.
По дороге домой я все время плакала. Почти все четыре часа, которые я провела в машине, я ревела белугой. Мне было больно, муторно и горько. Как было бы прекрасно провести уик-энд с Майклом. И только вот его родителей я видеть не могла. Мне было не по силам притворяться, что все идет нормально.
В воскресенье вечером он вернулся.
Сказал, что время провел великолепно. Играл в бридж с родителями, поглощал домашние отбивные. Поинтересовался, чем занималась я. Я ответила, что весь день провалялась дома, никуда не выходя. Он делал вид, что ничего не случилось.
Три дня спустя я проснулась ночью, почувствовав, как он крепко обнимает меня. Сначала я подумала, что это мои волосы мешают ему, и решила слегка отодвинуться. Но когда он понял, что я не сплю, только еще крепче прижался ко мне.
– Не бросай меня, – вдруг попросил он тихо. – От этой мысли я схожу с ума. Пожалуйста, не делай этого. Помоги мне.
Он походил на испуганного малыша – беззащитный и трогательный. И это испугало меня. Мне было даже как-то стыдно за него.
– Мне трудно дышать, – сказала я, стараясь высвободиться. – Позволь, я встану.
...Я одевалась, готовясь отправиться на службу, мимоходом поглядывая на экран телевизора. Майкл, уже облаченный в свой элегантный костюм, с дипломатом в руке направился к выходу.
– Как ты?
– Пока, – ответил он.
Это произошло в августе, в один из редких относительно спокойных дней...
Мы с Холли только-только завершили работу для двух рекламных компаний (галстуки и ботинки), которую заказал один из наших клиентов. Настроение у меня было удивительно умиротворенное. Я отправилась домой и стала ожидать возвращения Майкла. Кажется, я знала, что следует сказать ему.
Когда он пришел, я попросила его присесть ко мне на диван. Он сбросил ботинки, а я скинула туфли. Он обнял меня, а я положила голову ему на плечо. Мне не хотелось смотреть ему в глаза.
– Все рухнуло, Майкл, – начала я. – Продолжать эту комедию – глупо, и мы должны покончить с этим. Возможно, позже, если мы решим, что еще сможем быть вместе, а я не исключаю этого, мы сможем начать все сначала...
Майкл ответил не сразу, но быстрее, чем я рассчитывала.
– Хорошо, – медленно произнес он. – Хорошо.
Мы все еще сидели обнявшись.
– Нам нужен адвокат, – спохватилась я. – Но из тех, кто нас совершенно не знает – ни Марти, ни Надин... не подойдут.
– Хорошо, – согласился он.
– Мы найдем адвоката, и пусть он всем этим занимается, – частила я, стараясь не упустить момент. – А потом мы сможем все начать сначала...
– Хороший план. – Я согласилась. Он согласился.
Итак, дело будет сделано! Мы собираемся подать на развод. Будут соблюдены все формальности. По-другому разрубить этот гордиев узел мне казалось невозможным. Как будто камень с души свалился.
17
Майкл решил, что с квартиры съедет он.
Мне оставался дом. Зато ему, конечно, стереоаппаратура. Стерео всегда достается мужчинам. Мы с ним прикинули, сколько можно было выручить за дом, разделили сумму пополам, набросили сверху пару тысяч и таким образом определили величину моего долга. Мебель, конечно, досталась мне. Мебель всегда остается женщинам.
По меньшей мере, полдня, и кажется, пару часов вечером, мне было неловко, что Майкл не забирает ничего из обстановки. Но потом успокоилась, напомнив себе, что сама оплачивала новую мебель, несмотря на все протесты Майкла.
Он снял себе однокомнатную квартиру в одном из старых районов города, где средний возраст жителей приближался к отметке «семьдесят пять». Обои в его комнате были выцветшие, когда-то желтые, ковер – облезлый, коричневый. В ванной в шкафчике было выбито стекло. И хоть управляющий обещал устранить все неполадки, казалось, этого не произойдет никогда.
Найти квартиру Майклу помогла я. Мы неплохо провели вместе время, просматривая газетные объявления в поисках удобных вариантов. Подыскивая ему квартиру, мы провели время лучше, чем когда искали себе дом. Тогда, помнится, Майкл был слишком рассеян – он весь ушел в планируемую поездку на Аляску. Странно, но с того момента, как мы определились, в нашем доме установилась тишина и взаимопонимание. Мы отлично ладили друг с другом.