Дарья Волкова - Такса

— А ты? — ей уже плевать на то, что она вторгается в глубоко личное чужое пространство. — Ты не увлекся альпинизмом?

— Почему же… Еще как, — Олег прикуривает еще одну. — Все детство и юность провел в пешке и горах.

— В пешке?

— В пешеходных походах. Туризм, романтика, лодки-палатки…

В противовес его словам в голосе отчетливо слышна горечь.

И она не может не спросить. Понимает, что не стоит, нельзя, не нужно, но не может остановиться.

— А твой отец? Он жив?

Олег выдыхает дым в приоткрытое окно и отрицательно качает головой.

— Лавина? — почти шепотом спрашивает она.

— Да нет, — Олег поворачивает голову и смотрит на нее. — Просто остановилось сердце. На высоте в шесть с половиной тысяч метров. Там он и остался.

— Как? — ахает она.

— А кто его понесет вниз? За живых еще будут бороться и пытаться спасти. А мертвый… Люди приходят в горы в поисках своей смерти. Рано или поздно — они ее находят. Так зачем их разлучать?

Сказать ей нечего. Потому что просто не знает — что тут можно сказать. И почему-то от этих коротких скупых фраз горло стискивает так, что и говорить-то сложно. А Олег неожиданно продолжает:

— Я тогда в выпускном классе учился. И у меня родилась светлая, гениальная и офигенно романтичная идея. Вот закончу школу, сдам экзамены и поеду… туда. Найду его. И привезу. Понятия не имел, как я буду это делать. Но был одержим идеей. Дать матери проститься с ним по-человечески. Похоронить. Иметь возможность оплакать.

Олег замолчал. Женька тоже молчала. Откуда-то знала — если начал рассказывать, то обязательно закончит.

— Когда я поделился этой идеей с матерью…

Он снова замолкает. И она не выдерживает. Прокашливается.

— И что? Что было?

— Много чего было. Но в числе прочего она взяла с меня честное-пречестное слово, что я близко к горам не подойду. Что ей одного… хватит. И все равно… — он грустно усмехается. — Борьку вот… от судьбы не уберегла. К нам часто приходили друзья отца. Его ученики. Помогали, чем могли. Вот и Антон. Из числа учеников. Помог… Ого, да мы уже на месте!

Фальшиво улыбается и стремительно меняет тему разговора.

— Вы невероятно быстры, фройляйн Миллер. Я и не заметил, как мы приехали.

Ну не говорить же ему, что весь путь она проделала, не помня — как, на полнейшем автопилоте.

— И почему же ты не говоришь, что эта собака мне идеально подходит? — на руках у Олега царственно возлежит весь из себя такой ухоженный и расчесанный палевый пекинес с надменно задранным носом.

Женя не знает, сколько пройдет времени с того момента, как она услышала историю про семью Олега, прежде чем сможет сказать ему хоть какую-нибудь мало-мальски приличную гадость. Пока — просто не может. И поэтому говорит, что думает.

— Если честно, мне не кажется, что такая собака тебе подходит.

— Нет? А какая подходит?

— Ну… Я представляю тебя с какой-нибудь большой собакой. С догом, например. А что? Ты бы отлично смотрелся с догом.

По удивленно изогнутой брови понимает, что сморозила очередную глупость. С досады запускает руки в и без того растрепанные волосы. Олег улыбается. Она не понимает, но он любуется ею.

— А давайте, девочки, я вас познакомлю. Раз уж нам еще полчаса вместе обратно ехать. Итак, Евгения, это Франческа Марлен фон Кербер. Можно просто Митци. Митци, это Евгения… ммм?

— Андреевна, — подсказывает она.

— Митци, это Евгения Андреевна Миллер. Можно… можно же? — Женька кивает, — можно просто Женя.

— Красотка, — Женька протягивает руку.

— Осторожно, — быстро предупреждает Олег. — Она не очень любит чужих.

Не очень любящая чужих Митци несколько секунд настороженно принимает прикосновение Жениной ладони. А потом внезапно выворачивается из рук Олега и в одно движение стремительно ввинчивается между рулем и Женей, на ее колени. Встает на задние лапы, передними лапами упираясь в Женькину грудь. И ее язык начинает быстро и старательно вылизывать не совсем чистое, по мнению Митци, Женино лицо. Подбородок, щеки, губы, нос. Женька фыркает, хохочет. Пытается увернуться, но не очень усердствует. А пальцы ее путаются в длинной мягкой шерсти. А Олег… Олег просто не верит своим глазам.

— Матушке расскажу — не поверит!

— Да в чем дело? — Женька уже вовсю, не считаясь с тем, что Митци «фон Кербер», фамильярно тискает собаку. Та возражений не имеет и нежно ластится, щелкает зубами, играя с Жениными волосами.

— Она к себе мало кого подпускает. Чужих — вообще на дух не выносит. Кошачий характер.

— Злой дядька на тебя наговаривает, да? — Женька охватывает мордочку собаки руками, пропуская между пальцами шелковистые пряди с ушей. — Митци у нас хорошая ласковая девочка.

«Хорошая ласковая девочка» смотрит на Женьку влюбленными глазами, от восторга высунув язык.

Олег, безусловно, разделяет восхищение Митци, хотя очень надеется, что выглядит более сдержанным, нежели собака.

— Заговорила ты ее, что ли?

— У меня нет проблем с собаками, — отвечает Женя, не прекращая ласкать по-хозяйски расположившуюся на ее коленях Митци. — Я их понимаю, а они меня любят. Да и вообще… С животными ладить умею.

А затем, повинуясь смутному желанию ответить откровенностью на откровенность, добавляет:

— После школы хотела в ветеринарный техникум поступать.

— И что? Не поступила?

— Ну… Можно сказать и так. Ладно, — она тоже может быстро менять тему разговора. — Поехали.

Митци была крайне недовольна тем, что ее сняли с Жениных колен. Всю дорогу не сводила с Жени влюбленных глаз, так что Олегу в какой-то момент стало казаться, что собака улавливает и проецирует его собственные мысли.

— Спасибо тебе. Хотя, по-моему, я тут был совершенно лишний, — Олег улыбается. И Женя вдруг замечает, какая иногда у него бывает улыбка — мягкая и открытая. Хотя черти все равно таятся в уголках голубых глаз.

— Тебе спасибо.

Он не спрашивает: «За что?». Черти из глаз исчезают совсем. И они становятся серьезными. И чуть грустными. Кивает.

— До свидания, Женя.

Как это хорошо звучит. До свидания. Еще бы было правдой…

— Пока, Олег.

Он уходит с поскуливающим и вырывающимся пекинесом на руках.

— Можно? — для порядка стукнув в дверь, Олег поворачивает ручку и заглядывает в кабинет шефа.

Тихомиров делает приглашающий жест рукой, не прекращая телефонный разговор.

Олег заходит, садится на стул перед Димкиным столом. В ожидании окончания разговора разглядывает знакомый ему до мельчайших деталей кабинет. Хотя нет, вот, нечто новое. На столе появилась рамка с фото. Естественно, не Дашина. Будь Димкина воля — он бы жену под замок спрятал, а на улицу — если только в парандже. А вот фото новорожденной дочери теперь украшало его рабочий стол. Олег разглядывает фото. При всем желании назвать нечто в розовом, с огромными щеками и щелками вместо глаз красивым — язык не поворачивается. Впрочем, все, кто видит это фото, выражают высшую степень восхищения.

Надо сказать, что отец из Тихомирова получился почти вменяемый. То есть рассказывал о дочери и демонстрировал ее фото не всем подряд и не по сто раз, а по разу, и то — только тем, кто выказывал настойчивый интерес. Правда, из достоверных источников Олег знал, что Димон уже купил дочери трехколесный велосипед, что было, по мнению Олега, слегка преждевременно.

Димка заканчивает разговор, нажимает отбой и коротко и емко выражает свое мнение по поводу морально-этических качеств своего, уже бывшего, собеседника, а так же его сексуальной ориентации.

— Я надеюсь, ты пришел с хорошими новостями?

— Без плохих, — помолчал и решился. — И с просьбой.

— Ого? Любопытно. Излагай.

— Дим, ты не мог бы по своим каналам… Ну, может, Русю подключишь… В общем, мне нужна самая полная информация об одном человеке.

— Та-а-а-а-а-ак… — мрачно протягивает Тихомиров. Взгляд его стремительно меняет свою весовую категорию. Теперь он может выступать в супертяжелом весе. — Рассказывай. Во что вляпался? С кем связался?