Талли сидела в гостиной на краю дивана, зажав руки между колен и глядя на стул Робина. В пять проснулась Дженни, и Талли, спотыкаясь, поднялась к ней и покормила ее. Потом она очень долго стояла под душем и еще дольше гладила себе одежду на предстоящую неделю. Бумеранг проснулся в полвосьмого, и Талли приготовила ему завтрак. В восемь пришла Милли, и Талли проводила Бумеранга на автобусную остановку.
— Вы ужасно выглядите, Талли, — сказала Милли, когда Талли вернулась домой.
— Угу, — буркнула Талли, гладя на нее мутными глазами.
— Вы говорили, что сегодня не пойдете на работу.
— Да, верно. Мне дали две недели отпуска в связи со смертью матери.
— Тогда почему вы так одеты?
— Ну, вы знаете, я решила все-таки пойти. Лучше работать, чем просто сидеть и думать, верно? Вы справитесь с Дженни?
— Все будет в порядке, миссис Де Марко. А где мистер Де Марко?
— Он ушел, Милли.
— На работу?
— Нет, — через силу проговорила Талли, — просто ушел.
На работе Талли первым делом провела, как всегда по понедельникам, утреннее совещание — «утреннюю зарядку», как она это называла.
Потом на собеседование пришла одна семья, затем она присутствовала на освидетельствовании одной дамочки — матери пятилетнего мальчика. Эта дамочка меняла мужчин чаще, чем выкидывала пустые бутылки из-под виски. В будни она была хорошей матерью и отрабатывала полный рабочий день в издательстве «Волден-букс». Зато в выходные отправлялась развлекаться, запирая малыша одного в доме. Наконец, когда она в пятый раз привезла в больницу своего ребенка с диагнозом «обезвоживание организма», об этом известили социальную службу и ребенка отобрали. Это случилось около трех месяцев назад. Теперь мамаша клялась доктору Коннели, что, с тех пор как у нее забрали Томми, она даже не прикасалась к спиртному и что она теперь никогда, никогда, никогда, никогда, никогда-никогда не оставит его одного. Доктор Коннели с сомнением посмотрел на Талли.
— Талли? — обратился он к ней.
Она заторможенно посмотрела на мать пятилетнего мальчика, потом перевела взгляд на доктора Коннели.
— Да, — сказала она скорее самой себе. — Да, конечно. Шестимесячный испытательный срок. Нам придется каждые выходные посылать к вам нашего сотрудника. Мальчик не должен оставаться один, вам понятно?
— Да, конечно. Все что захотите. Я понимаю, — сказала мать Томми.
— Каждую неделю вы должны будете приходить к нам на освидетельствование. Если вы не сможете это оплачивать, мы что-нибудь придумаем, — сказала Талли.
Доктор Коннели открыл было рот, но от удивления не смог вымолвить ни слова.
Мать Томми заплакала.
— Значит, мне отдадут моего мальчика?
— Да, — сказала Талли. — Вам отдадут вашего мальчика.
В этот день Талли обедала с Джеком. Ей не очень-то этого хотелось, но стоило увидеть его счастливое лицо, и у нее сразу полегчало на сердце, — на один час Талли забыла обо всем — просто смотрела в его лицо и была счастлива. «Его лицо и океан, — подумала она. — Его лицо и океан». Губы были соленые — но всего лишь от кукурузных чипсов. Она никак не решалась сказать Джеку, что Бумеранг едет с ними — ведь тогда пришлось бы произнести «Робин», и она боялась — боялась, как бы Джек не увидел, что творится в ее душе. Талли так и не заговорила об этом, пока не принесли счет.
— Знаешь, у меня прекрасная новость, — проговорила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно безразличнее. — Робин отдает Бумеранга.
Джек грохнул кулаком по столу.
— Отлично! — вскричал он, протянул через стол к ее лицу руку, и она прижалась к ней щекой. — Талли, это не просто хорошая, это превосходная новость. Я боялся, что без Бумеранга ты не уедешь.
— Да, я не могла бы без него уехать, — невесело призналась Талли. «Пуповина, оказывается, сделана из чего-то попрочнее, чем моя душа».
— Так почему же ты такая грустная? Через два дня ты получишь в суде право на опеку, и мы уедем.
— Чудесно, — сказала Талли без особой радости в голосе.
Джек перестал улыбаться.
— Отчего ты грустишь?
— Не знаю… бедный Робин, — проговорила она.
Джек удивленно посмотрел на нее.
— Ничего с ним не случится. Когда ты лежала при смерти, он был спокоен, как бык.
— Я ведь была при смерти все эти одиннадцать лет. Он просто привык.
— Все у него будет нормально, Талли, — сказал Джек. — Правда. Будет навещать Бумеранга каждую неделю. Может быть, он даже переедет в Калифорнию.
— Никуда он не переедет, — возразила Талли. — Его жизнь — здесь. Он вырос в Канзасе, его родители похоронены в канзасской земле. Здесь живут его братья. Он любит эту землю.
— Что ты хочешь сказать, Талли? Что тебе его жалко?
— Очень жалко, — чуть слышно произнесла она. — Он не хочет терять сына.
Джек швырнул деньги на стол.
— Ясно, не хочет, — сказал он. — Расставаться с детьми всегда тяжело. — Талли попробовала улыбнуться. Он похлопал ее по плечу. — Может, он все-таки переедет, Талл?
Она покачала головой.
— Здесь похоронены его родители.
— Теперь ты видишь преимущества кремации, — сказал Джек, в свою очередь попытавшись улыбнуться. — Есть возможность забрать с собой предков.
Талли посмеялась его шутке.
— Да, Хедда всегда мечтала попутешествовать.
А потом она поцеловала его в губы и вернулась на работу, а когда рабочий день кончился, отправилась домой, к детям.
Не задавая никаких вопросов, Милли предложила, что останется на ночь, но Талли отпустила ее. Ей нужна была не Милли.
Еще один вечер.
С шести до восьми все вместе смотрели по Диснеевскому каналу приключения Микки Мауса. Потом Талли искупала Дженни, а после нее — Бумеранга. Она любила его купать, а он до сих пор позволял ей его купать. И все было хорошо, пока Талли не вспомнила, что Робин часто помогал купать Бумеранга, и даже иногда сам залезал к нему в ванну, и тогда Талли терла спины обоим.
— Мам, а где папа?
— Он у дяди Брюса, милый. Он же говорил тебе.
— Мам, а почему папа не живет здесь? Вы что, поссорились?
«О Господи, о Господи, о Господи, о Господи».
— Мы не поссорились, милый, — сказала она, протягивая руку к его намыленной макушке. Бумеранг уклонился. — Мы не поссорились, — продолжала говорить Талли. — Но я должна сказать тебе: наверное, мы с папой теперь не так часто будем вместе.
Бумеранг перестал черпать воду игрушечной лодочкой.
— Почему?
— Ну, нам теперь не так хорошо друг с другом.
— Мам, всего несколько дней назад вы играли со мной в футбол, смеялись, гонялись друг за другом.
— Да, милый, но тебе это трудно будет понять. Послушай, у меня есть для тебя новость. Мы, то есть я, ты и Дженни, переезжаем. Как ты думаешь, тебе понравится Калифорния?
— Калифорния! Вот здорово! Когда?
— Скоро, — ответила Талли и закрыла глаза, — скоро.
— А папа поедет с нами?
— Нет, милый, — сказала Талли. — Папа останется здесь. Здесь его магазин, и дядя Брюс, и дядя Стив. Но он будет приезжать к тебе каждую неделю. И ты сможешь приезжать к нему, когда захочешь.
— Когда захочу? Даже в будние дни?
— Конечно. Почему бы и нет?
— Значит, мы поедем одни?
— Нет, Бум. Ты помнишь Джека? Дядю Оз? Он поедет с нами. Ведь он тебе нравится, правда?
— Ага, он такой спокойный, — сказал Бумеранг, рассматривая комнату. — Мам, дай мне, пожалуйста, полотенце. Я хочу вылезти.
Эта проклятая штука у нее на груди надавила так сильно, что Талли подумала: «Так, должно быть, чувствуют себя при обширном инфаркте миокарда».
Еще одна ночь. Талли бродила по дому, сидела на диване, смотрела программу Джонни. В передаче принимали участие Робин Уильямс и Дэвид Леттерман. Робин Уильямс рассказывал о своей новой любовнице. О чем рассказывал Леттерман, она не запомнила.
Выпив в три часа утра чашку кофе, Талли достала старые фотографии. Не особенно старые — она нашла их в письменном столе. За действительно старыми пришлось бы лезть на чердак, а этого не хотелось.
Вот они с Робином — только что въехали в этот дом. Вот Талли беременная, — стоит без улыбки, во дворе среди зарослей сорняков. Вот Робин держит на руках трехмесячного Бумеранга, который не рад тому, что его так высоко подняли. Годовалый Бумеранг, уснувший на стульчике-коляске, — голова повисла, рот открыт. Хедда. Сидит в саду в тени деревьев. Не улыбнулась, но позволила, чтобы ее сфотографировали. «Забавная фотография, — подумала Талли. — Как это похоже на мою мать». Талли дотронулась до лица на фотографии. Свадьба Шейки. Шейки и Фрэнк — оба лучезарно улыбаются в объектив. Талли и Робин на их свадьбе. Он обнимает ее за плечи. Как и положено, они улыбаются. Талли вспомнила, как их снимали: она стояла рядом с Робином, и ей страшно хотелось танцевать — впервые за год.