— Ты приедешь ко мне в роддом?
Он секунду, ровно секунду молчал.
— Да. Куда?
Я назвала адрес.
— Я буду через полчаса.
— Утром тебя не пустят.
— Хорошо.
Он приехал сразу, и его пустили, дали белый халат. Мы разговаривали через дверь — из-за того, что в городе начался грипп.
Я дала медсестре в детской палате пятьдесят рублей, взяла с ее разрешения Максима, завернутого в казенное белье, сама потуже затянула на синем байковом халате поясок и подошла к стеклянной двери.
— Мальчик Максим, четыре шестьсот.
— На меня похож, — сказал Толя и засмеялся, глядя на меня, а не на маленького человечка.
— Да. А зачем ей здесь учиться?
Он перестал смеяться и внимательно посмотрел на меня. Ему хватило нескольких секунд, чтобы все понять.
— Она в университет поступила, на русскую филологию. Но она будет и там и здесь учиться.
— Я тебя с ней видела и не поняла.
Он еще несколько мгновений внимательно смотрел мне в глаза.
— Ясно. А рост?
— Она — как ты, кажется…
Толя улыбнулся.
— Максим… Он очень большой, да?
— Да. Пятьдесят четыре сантиметра.
— У тебя есть молоко?
— Еще рано. Будет.
— Я тебя люблю, Лёка.
Я поправила:
— Ленуля.
— И Ленулю тоже люблю. И дерзкую свободную Елену Воскобойникову. Все дело в том, что ты фамилию не сменила… Как я сразу не понял…
Я смотрела на него, и мне хотелось, чтобы он взял меня на руки, вместе с Максимом.
— Я, между прочим, на Беговую вернулся, в старую квартиру.
— А там… на бульваре… кто живет? Дочь?
— В нашей с тобой квартире? Почему… Мариша у моей мамы, скоро опять уедет, слушать лекции в Торонто и сдавать что-то, ей так разрешили. Она очень деятельная и, похоже, талантливая. А в нашей квартире… ну разве что призраки. Там затопили, кстати. Соседи сверху сделали сауну в одной из ванных комнат, и прорвало трубы.
— Ты отремонтировал?
— Отремонтировал. Ты очень красивая.
— Спасибо.
Я увидела в стеклянной двери, как блеснули глаза на моем уставшем лице.
— Куда ты поедешь после роддома? И где Варя?
— Варя у Нельки.
— О господи… — Толя покачал головой. — Я надеюсь, ты… гм… первому мужу не звонила?
Это можно было спросить и по-другому: «Ты больше за химерами не гоняешься, Лена, мать двоих детей?»
— Нет.
— Я приду вечером. Тебе что-нибудь принести? Вот, возьми, кстати, если это можно… — Он показал на огромный букет тюльпанов, лежащий сзади него.
Тюльпаны — осенью…
— Да, в палату нельзя, в коридор можно. Толя…
— Да?
— Поесть мне принеси, пожалуйста.
— Поесть? — Он растерялся.
— Да. Побольше.
— А… чего тебе принести?
Я подумала. Представила себе огромный бутерброд со свежим сливочным маслом, с мягким сыром, и зеленое яблоко, и кусочек розовой шейки…
— Всего.
— А… Слушай, я не знал… Мне на работу надо… ты доживешь до вечера?
— Нет. Я у соседки съем что-нибудь, ей много принесли.
— Покажи мне его еще раз, пожалуйста…
Я показала изумительно красивого Максима.
— Тебе нравится имя? — спросила я.
— Мне нравится… — Он сделал неопределенное движение руками, как будто обхватывая что-то большое вокруг себя. — Мне нравится все, с тех пор как ты мне утром позвонила.
Я посмотрела в окно в конце коридора. Редкой гадостности день — темно, моросит, ветер…
— И лужи, и слякоть?
Он улыбнулся:
— Да.
Осень невероятно затянулась в этом году. В конце ноября еще не падал снег, было сухо, солнечно. Я гуляла с коляской на бульваре около нашего нового дома. Варя каталась на качелях неподалеку. Я увидела, как она вдруг спрыгнула с качелей на лету и побежала ко мне:
— Мама, смотри, там папа идет!
— Hе придумывай!..
— Правда, вон в сером пальто, коротком…
Да, действительно. Глазастая Варька углядела Александра Виноградова на очень приличном расстоянии. На таком расстоянии только я бы его узнала, и то раньше.
— Повернем обратно? — Я спросила и сама поняла, что спросила непедагогично. Варя укоризненно посмотрела на меня. — Хорошо, пойдем вперед. Только никак не прихорашивайся и не скачи на него обниматься по старой памяти.
Варя засмеялась, видимо, оттого, что нервничала.
Александр Виноградов наверняка видел нас давно. Потому что шел медленно, не отрываясь глядя на нашу компанию.
Благостно спящий в красивой клетчатой коляске Максим Виноградов, распустивший во сне губы в прекрасную беззубую полуулыбку, строгая и великолепная Варвара Виноградова, гордо расправившая и без того прямую спинку. И я, счастливая от ощущения полноты мироздания и от сознания своего полного превосходства над Александром Виноградовым, который не видел и уже никогда не увидит, как долгожданный маленький Максим первый раз засмеялся, увидев, как качается тугая, полная теплого сладкого молока мамина грудь…
Мое счастье не мешало мне в ту минуту ненароком оглядеть себя, Варьку и Максима и понять, что мы достойны сами себя. Занятая всем этим, я, к сожалению, пропустила момент, когда отец моих детей неожиданно опустился на колени и продолжал свой путь по направлению к нам уже таким образом.
— Мам… — ахнула Варька.
— Молчи и иди вперед как ни в чем не бывало, — сказала я и положила одну руку ей на плечико.
Варя кивнула и, чуть нахмурившись, придвинулась ко мне. Я видела, что ей хотелось улыбаться, и может быть, — даже стремглав помчаться к папе, но она, большая девочка, вела себя сдержанно и достойно.
Неожиданно, скорей всего от исходившего от нас с Варей напряжения, проснулся Максим, два раза тихо крякнул, увидел меня, разулыбался, но тут же набрал воздуха и сердито закричал.
Идущий к нам на коленях Александр Виноградов на секунду замер, вынул руки из карманов, потом лег животом на землю и закричал:
— Ленка! Пока не скажешь, что могу встать, — не встану! А хочешь — на животе поползу?
— Не хочу! Вставай, Виноградов! — Я кричала негромко, сложив руки рупором, чтобы не очень испугать разволновавшегося Максима. — Саша, вставай, хватит придуряться! Застудишь почки, будешь по ночам… — Я вздохнула и опустила руки.
Он было приподнялся, но потом лег обратно, уже на бок.
— Если не простишь, не встану никогда!
К счастью, мы подошли совсем близко. Мне не было стыдно, мне было почти смешно, хотя я волновалась за Варю, за Максима и даже за дурака Виноградова. Но Варе было очень стыдно, я видела. Она опустила голову и, обойдя меня, взялась обеими руками за коляску.
— Мам, там, кажется, ребята из параллельного класса…
Еще не хватало! В параллельном классе «А» учится мальчик Дима, в которого Варька зачем-то влюбилась — но теперь уж ничего не поделаешь, я тоже когда-то влюбилась в девять лет, и это был не Варин папа.
Я оставила Варе коляску с ревущим Максимом, быстрым шагом подошла к Александру Виноградову и сильно дернула его за шкирку.
— Хватит цирк устраивать и позорить нас, вставай. Где телохранители-то?
— Отпущены в декретный отпуск. — Александр Виноградов смотрел на меня с максимально возможной для него теплотой и нежностью. — Ты потрясающая женщина, Елена Витальевна. — Он попытался ухватить меня за руку. — Ты великолепна, юна, стройна и прекрасна. У тебя, кстати, берцовые кости после родов уже съехались обратно?
— А они у меня в этот раз и не разъезжались. Так пролез.
— Не больно было? — Биологический отец Максима и Вари с охотой поддержал неинтересный и страшный для мужчин разговор о родах, который так любят все рожавшие женщины.
— Было ужасно больно. Чуть не умерла, мне так казалось. Еще больнее, чем с Варей, хотя больнее не бывает. Еще что?
— Э нет, подожди, ты что звереешь-то? — Александр Виноградов быстренько вскочил, небрежно отряхивая влажные листья с грязного пальто и брюк. — Так хорошо говорили… ну в общем — Вама… то есть… Елена Витальна, Лена, Леночка… — Он выдохнул и набрал полную грудь воздуха и снова выдохнул. И только потом энергично проговорил: — Делаю тебе предложение.
— Жить вместе в большой новой квартире с панорамным остеклением и двумя санузлами?