Наступили ранние зимние сумерки. Я подошла к окну, привычно прижалась лбом к стеклу и посмотрела на каток. К моему удивлению, людей на нем оказалось не меньше, а больше обычного – оказывается, многие вместо суеты на кухне и сидения у телевизора взяли коньки и ушли из дома туда, где ярко сияют разноцветные огни, сверкает елка и гремит музыка, слышная даже сквозь наглухо заклеенные на зиму окна.
Я отстраненно подумала, что раньше – всего день назад! – меня тоже немедленно потянуло бы окунуться в эту волшебную атмосферу, но сейчас не почувствовала ничего, словно меня вычеркнули из списка приглашенных на праздник жизни.
– Ира, сходи на каток, – осторожно сказала неслышно вошедшая в комнату мама. – У нас уже все готово, а тебе надо погулять, развеяться.
– Нет, – не оборачиваясь, отказалась я. – Никуда я не хочу, а на каток – особенно.
Видимо, это прозвучало очень решительно, и мама не стала настаивать. Она только вздохнула, но от комментариев снова воздержалась, за что я была ей особенно благодарна.
Вместе за всеми я села за стол, поковырялась в салатиках, посмотрела праздничное шоу, без всякого трепета ожидая Нового года. А раньше едва ли не минуты считала до наступления двенадцати часов, верила, что загаданные желания сбываются, выпрашивала хотя бы глоточек шампанского…
Яркий свет за окнами погас – сегодня каток закрылся позже обычного, не в десять, а в одиннадцать. Что ж, работников можно понять – им ведь тоже хочется отметить Новый год.
Час пролетел незаметно, и наконец раздались заветные удары курантов. Шампанского мне в этом году налили без всяких просьб, но даже это оставило меня безучастной – в глубине души, разумеется. Внешне я ничем не давала повода усомниться в том, что мне весело, как и всем. Мама, естественно, догадывалась о моей искусной актерской игре, но заговорщицки не подавала вида. Телефон разрывался от поздравительных эсэмэсок, я открывала их, читала пожелания всяческого счастья, не веря, что оно когда-нибудь со мной случится, и строчила ответ такие же ничего не значащие слова.
В ночном небе засверкали фейерверки – сразу после боя курантов народ высыпал во двор, и теперь там стоял оглушительный грохот от повсеместно взрывающихся петард. Мама отдернула шторы – на уровне нашего четырнадцатого этажа салюты смотрелись особенно эффектно – и удивленно воскликнула:
– Каток снова заработал!
Я подошла к окну и убедилась – над пустым льдом призывно загорелся яркий свет и заиграла музыка, словно приглашая всех желающих вернуться на коньки.
– Встретили Новый год и решили еще немножко поработать, – усмехнулась мама и лукаво заметила: – Тебе не кажется, что это твой шанс?
Сердце мое забилось быстрее, я заволновалась, стремительно осознавая: мама права – это мой шанс, и упустить его я не могу!
– Да, пожалуй, выйду покатаюсь, – дрогнувшим голосом ответила я и побежала одеваться.
На улице было светло и многолюдно, как днем. Все вокруг смеялись, радостно орали и непрерывно поздравляли друг друга с наступившим Новым годом. Я чувствовала, что невольно заражаюсь этим настроением, и ожидание новогоднего чуда медленно, но верно вытесняет из моего сердца поселившуюся в нем тоску.
Когда я подошла к катку, он уже не был пустым – народ верно расшифровал призыв и поспешил на него откликнуться. Я их понимала: какой смысл сидеть дома у телевизора, если можно одеться, выйти в двор, встать на коньки и разделить праздник с другими…
Переобувшись в стремительно заполнявшейся людьми раздевалке, я выползла на каток. Я не появлялась тут так давно, что успела все забыть и теперь стояла на коньках словно в первый раз. Потихоньку стала возвращаться досада – вот и попраздновала! Сейчас растянусь – особенно после шампанского – на радость всем желающим посмеяться.
Не отпуская бортик, я отъехала от входа, чтобы меня не сбила стремительно прибывающая публика, и кое-как тронулась вперед. Хорошо хоть сегодня никто в хоккей не будет играть, мелькнула в голове саркастическая мысль, и в этот же момент в сетку над моей головой с грохотом врезалась шайба. Я вздрогнула, пошатнулась, но устояла на ногах и медленно повернулась.
– Привет! Давно не виделись! – проорал Денис, перекрикивая несущееся из динамиков бессмертное «Новый год к нам мчится».
Я стояла, рассматривая его лицо сквозь хоккейную маску, и не знала, требуется ли ответ. Ответ не требовался – он подхватил меня под руку и быстро повез за собой.
– Стой! – испуганно закричала я, отчаянно балансируя свободной рукой. – Я же сейчас упаду!
Не реагируя, он довез меня до центра и остановил прямо посередине катка.
– Ты что, больно же! – возмутилась я, тряся освободившейся рукой.
– А мне, думаешь, не больно?
Я поняла, почему Денис приехал именно сюда, в самую дальнюю от динамиков точку – здесь можно было разговаривать, лишь незначительно повышая голос.
– Как я теперь отсюда уеду? – возмутилась я, глядя на близкий, но такой недостижимый бортик.
– Не уедешь, пока я не разрешу, – пообещал он. – Что ты мне вчера устроила?
– Я устроила? – задохнулась от возмущения я. – Кажется, это ты решил поиграть в Отелло!
– Извини, я не хотел! – покаянно заметил он. – Просто не собираюсь тебя ни с кем делить, понимаешь?
– Танцы я не брошу, – чувствуя, что сдаюсь, упрямо заметила я.
– Не бросай, – легко согласился он. – Только перенеси их на лед, и через год будешь выступать уже со мной!
– Ты же хоккеист, а не фигурист!
– Ради вас я готов изменить ориентацию, – ехидно заметил Денис. – А тебе не все равно, чем заниматься? У тебя же драмкружок, кружок по фото…
– А мне еще и петь охота, – закончила я и рассмеялась: – Ладно, я подумаю!
– Думай прямо сейчас, – потребовал он, прижимая меня к себе.
– Отпусти, сумасшедший, – пробормотала я, поднимая маску и касаясь его губ своими.
Прямо над нашими головами рассыпался ослепительными искрами салют, сквозь грохот которого звучала уже другая песня – «Happy New Year». Ангельские голоса девушек из группы «Абба» проникали мне в самое сердце, и я подумала – теперь я могу совершенно честно сказать маме, что у меня все хорошо.