Но если возникнет необходимость, то сведениями можно будет воспользоваться когда-нибудь в будущем.
В этот же день, пятого марта, обсуждали другой брак.
Росс осторожно спросил:
— И ты только сейчас пришла к такому решению?
— Около двух недель назад, папа. Я просто ждала удобного случая, чтобы сообщить. Сначала ты был в Труро, потом в Техиди, а...
— А мать уже знает?
— Она не уверена, но уж точно подозревает.
— Получается, ты сначала решила со мной поговорить?
— Я сказала Стивену, что сделаю именно так.
— А почему сейчас его здесь нет? Ведь просить твоей руки — его обязанность.
— Разумеется, он это сделает. Но мне казалось, сначала следует переговорить с тобой, сообщить новости... которые могут оказаться для вас с мамой не такими уж хорошими.
— С чего ты так решила?
— Ну, ведь Стивен не богач; и как тебе известно, у него нет надлежащей работы. Он... безродный — ох, я знаю, для вас это неважно, вы с мамой выше этого — но будь у меня дочь, мне бы тоже захотелось узнать о родителях человека, за которого она собирается замуж. Стивен сам знает не много. По-моему, в некотором смысле вы все его любите. Но, наверное, недостаточно, чтобы принять в семью.
— Но ты любишь его?
— Да.
— А разве этого недостаточно?
— Ты такой хороший, папа. Ты правда так считаешь? А как ты будешь вести себя с ним?
На секунду Росс увернулся от ее пристального взгляда. В его памяти, как в голове умирающего, пронеслись двадцать лет отцовства: неописуемое доверие, всепобеждающая любовь, семейные неурядицы, искреннее веселье, а иногда вспыльчивые товарищеские отношения. А теперь дочь полюбила незнакомца.
Не просто чужого для семьи — любой, за кого она выйдет, будет чужаком, по крайней мере поначалу (чем дружней семья, тем сильнее вероятность разрушить такие отношения), — но чужак из другого графства, чье мнение отныне займет в ее жизни более важное место, чем узы верности детства. Не появился ли уже некий намек на враждебность с ее стороны? Как будто с этого момента природа требует раскола, как будто зарождается новое начало взамен старому, как куколка насекомого, которая превратилась в бабочку. Типично для природы, когда один вынуждает другого вырваться из тесных рамок семьи, покинуть ее, чтобы жить с другим.
— Если я добр, — наконец ответил Росс, — как ты говоришь, то не надейся, что я буду добр и к нему. Ты моя старшая и любимая дочь; мне следует удостовериться, что он тоже испытывает к тебе чувства, как и ты к нему. Если я надавлю на него, то ради твоего же блага. Мне следует знать, убедиться, как он относится к тебе и как собирается содержать.
Клоуэнс притихла и не сводила с него глаз.
— Что ему сказать, чтобы убедить тебя?
— Не знаю. Интересно услышать.
Клоуэнс встала, подняла упавшую примулу и снова поместила ее в вазу. Ей хотелось сказать больше, поговорить, объяснить отцу, поспорить, высказать ему все, что только можно, даже в порыве чувств. То, как он спокойно выслушал ее, принесло одновременно огромное облегчение, но и напрочь лишило дара речи. Как будто образовался вакуум. А ей хотелось сражаться за Стивена.
— Ему тридцать, — строго заметил Росс. — А тебе нет и восемнадцати...
— Папа, он тот единственный.
— Единственный, кого ты пока видела.
— По-моему, — начала Клоуэнс, — маме не было и восемнадцати, когда она вышла за тебя. И мне совсем не кажется, что хоть раз в жизни она посмотрела на кого-то другого.
— Один раз это случилось, — сказал Росс.
— Да? — встревожилась Клоуэнс.
— Один раз и ненадолго. Это было несущественно.
— Ну вот. О чем я и толкую.
— Но дело не зашло дальше, хотя и могло. Я буду доволен, или мне будет спокойнее, если я удостоверюсь в нем. Не в тебе.
— О нем ходят дурацкие слухи...
— Даже не слышал о таком.
— Любая женщина или мужчина, когда вступают в брак, идут на риск. Нам тоже хочется рискнуть.
Росс поднялся и раздвинул шторы.
— Ну что ж, полагаю, это займет какое-то время.
— Только недолго, если можно, папа. Мы уже заждались.
— Заждались!
Внезапная сталь в его голосе заставила ее подскочить.
— Нам так кажется. Ведь первые несколько месяцев здесь ты его совсем не видел. А потом еще восемь месяцев. Я... старалась быть разумной. Разве не так? Тебе следует это признать! Думаю, это любовь с первого взгляда. Но в прошлом январе я отправилась с тетушкой Кэролайн в Лондон, а в июле поехала в Бовуд. Оба раза я хотела понять, люблю его или нет. И в обоих случаях оказалось, что люблю.
— Он дважды ужинал у нас, пока ты отсутствовала в июле.
— Да, он рассказывал. С твоей стороны было так любезно его пригласить. Но это ведь потому...
— Да, именно поэтому. Он друг Джереми и мог приходить в любом случае.
— Это было, когда он решил вложиться в шахту?
— Вопреки моим предупреждениям. Он очень привлекательный юноша, умный и сообразительный. Кажется, он многого может добиться в жизни. Безусловно, возможности не упадут с неба, если нет связей. Вероятно, когда... если у него появится влияние, другие стремления...
— Когда ты повидаешься с ним?
— Повидаюсь? Только не завтра. В любое время в четверг. Лучше всего до полудня. Скажи ему, чтобы зашел в библиотеку. Там нам не будут мешать.
Клоуэнс подошла к нему и поцеловала.
— Ты расскажешь маме?
— Ну конечно!
— То есть сегодня вечером.
— Обязательно. У нас мало тайн друг от друга, а такое мы уж точно не будем скрывать.
Клоуэнс улыбнулась.
— Именно такого мне и хочется со Стивеном.
— Скажи, чтобы ждал меня в одиннадцать.
— Что это был за корабль? — спросил Росс. — Шхуна?
— Да, сэр. Небольшая.
— А именно?
— Около восьмидесяти тонн.
— Под чьим командованием?
— Капитана Фрейзера. Шла из Бристоля.
— Сколько времени ты там провел?
— Это было второе плавание. Шотландец, непримиримый, рыжеволосый, с таким лучше не связываться.
— Но не слишком хороший моряк?
— Почему вы так думаете, сэр?
— Он угодил на мель у мыса Гри-Не. Хотя и бушевал шторм.
— Нет, сэр, пушечный выстрел, убивший капитана Фрейзера, снес нам фок-мачту, и все лееры, реи и ванты обрушились вниз, поэтому корабль отклонился от курса и почти лег на борт, пока не обрубили такелаж. Мы сделали все возможное, чтобы повернуть к ветру, но пытаясь сбежать от французов, приблизились к берегу, а шторм и прилив были слишком сильными.
— Ты не слышал в Бристоле, кто-нибудь спасся?
— Нет. По-моему, все погибли.
— Сколько тебе, Стивен?
— Тридцать.
— Ты всю жизнь ходил в море?
— Нет, трудился на ферме, еще парнишкой. Затем недолго служил кучером у сэра Эдварда Хоупа, он жил в пригороде Бристоля. Тогда я впервые увидел море и корабли. Вышел на причал, и меня едва не раздавили, но вместо этого я забрался на бриг, который отправлялся в Канаду. А потом...
— Почему ты оставил службу у сэра Эдварда Хоупа?
— Это было не для меня.
— В каком смысле?
— Мало шансов продвинуться по службе. А я собирался когда-нибудь стать сам себе хозяином.
— Но пока этого не произошло?
— Вы ведь сами сказали, что не так легко выдвинуться, когда нет никакого влияния.
— Предпочитаешь работать на природе или в помещении?
— На природе лучше. Всегда нравилось. Не могу спускаться в шахту. Но я жажду встать на ноги по многим причинам.
Росс подошел к окну. Опять зарядил дождь.
— Тебе тридцать, Стивен. У тебя уже были привязанности.
Стивен настороженно взглянул на Росса.
— Не отрицаю, привязанности были. Но не такие, как сейчас. Еще никогда так не влюблялся.
— Тебе знакомо имя Чарльз Дибдин?
— Насколько мне известно, не слышал о таком.
— Он пишет популярные морские песни. Несколько лет назад было модно их распевать в Лондоне.
— Да?
— Помню одну, предназначенную для моряков. Слова были такие: «В каждой передряге нахожу я друга. В каждом порту нахожу я жену». К тебе это тоже относится?