— Этот получше, — сказал потом Росс Демельзе наедине.
— Значит, он тебе нравится?
— Насколько я могу судить. Но он не столько кажется мне лучше Стивена, сколько радует, как новый молодой человек, просто для сравнения. Она слишком уж быстро привязывается.
Демельза вспомнила разговор на эту же тему с Кэролайн Энис пару лет назад. В самом деле, хорошо быть знакомой со многими, но в конце концов, разве важно, сколько было этих знакомств?
Джереми всё Рождество пребывал в приподнятом настроении. Он отчаянно флиртовал с Дейзи, каламбурил, отпускал нелепые шутки за столом во время ужина, и напился так, что пришлось отвести его в постель. Вечером двадцать восьмого он отсутствовал, и Клоуэнс ненароком встретила брата, потихоньку вернувшегося очень поздно и точно от женщины. Её чуткий носик ощутил аромат дешёвых духов. В окрестностях ближе Труро почти не было открытой проституции, но без сомнения, в деревне нашлось бы немало желающих сделать одолжение будущему хозяину Нампары. Клоуэнс надеялась, что Джереми хотя бы не получит иска об установлении отцовства. На минуту она подумала о Дейзи, но встретившись с ней в следующий раз, поняла, что это не так.
Но это, похоже, не вернуло Джереми хорошего настроения. Всё это больше напоминало ярость, чем веселье.
Во время второго визита Том Гилдфорд передал, что большую часть пути проехал с Валентином, который сделал крюк, чтобы засвидетельствовать своё почтение семьям Поупов и Тревонансов, и явится в Нампару через час. После короткого оживлённого общения Джереми уехал на шахту, сказав, что ситуация там критическая, и опять явился ночью, когда оба молодых человека уже уехали. В ответ на возмущённые жалобы Демельзы, что он пропустил и обед, и ужин, Джереми сказал, что сейчас же отправится в кладовую и наверстает упущенное. Помня о случившемся с Фрэнсисом, Демельза всегда беспокоилась, если кто-то из членов семьи уезжал на шахту и не возвращался вовремя. Поэтому около семи она послала на Уил-Лежер Мэтью-Марка Мартина — узнать, как дела. Тот сообщил, что Джереми уехал из шахты в шесть, вместе с Полом Келлоу. Вернувшись наконец-то домой, он никак не объяснил своё отсутствие, и никто не стал его спрашивать.
Своё мнение высказал лишь Том Гилдфорд, приглашая Клоуэнс на совместную прогулку по берегу:
— Надеюсь, что я не прав, мисс Клоуэнс, но кажется, я не особенно нравлюсь вашему брату.
— О, я совсем так не думаю!
— Видите ли, я совсем недолго рядом с вами — а он, как мне кажется, изменился в лице и почти сразу ушёл. Даже не знаю, может, я сказал что-то, оскорбившее его.
Клоуэнс решила говорить начистоту.
— Думаю, ему не понравилось, когда вы сказали, что Валентин Уорлегган едет с нами повидаться. Я понятия не имею, почему он не желает встречаться с Валентином — весь год они неплохо друг к другу относились. Но после Рождества, когда я дважды предлагала пригласить его, Джереми отказывался, и довольно резко, как от чего-то невозможного. Мне очень жаль, что дело обстоит так, ведь Валентин очень милый. Но Джереми всегда нелегко понять.
Вдалеке от них слышался шум прибоя, такой гулкий, как будто пустынный берег туго натянут, словно пергамент на большом барабане.
— Что ж, — сказал Том, — если дело лишь в этом, то я очень рад, что причина его раздражения не во мне. Мне так хочется оставаться в добрых отношениях с одним из Полдарков, что я был бы очень несчастен, поссорившись хоть с кем-то из них.
— Конечно, вашим вниманием завладела Изабелла-Роуз?
— Не слишком любезно.
— Правда? Я не хотела.
— В некоторых обстоятельствах глубоко ранить может даже булавочный укол.
— Ох, Том, — улыбнулась Клоуэнс, — не стоит спешить и изображать пылкого поклонника. Да, мы встречались трижды, и нам неплохо в обществе друг друга, но и только.
— Для меня — нет, уверяю вас. Клянусь вам, в это Рождество я приехал в дом дядюшки свободным и не искал ничего, кроме приятного времяпровождения — игра, охота, может, немного выпивки — только не того, что случилось. Моё сердце пронзила стрела. И если вы не в состоянии меня понять — можно хотя бы посочувствовать.
Уил-Лежер только что загрузили углем, из её труб валил дым, похожий на кудряшки завитого парика.
— Возможно, вам известно, — сказала Клоуэнс, — но до недавнего времени я была помолвлена.
— Да, Валентин что-то говорил. Надеюсь, я не... — он запнулся.
— Нет, не вы. По крайней мере...
— Кто тот несчастный, что был так беспечен и позволил вам ускользнуть? Мне его жаль.
— Но не меня?
— Не думаю, что вы в самом деле его любили, не верю, что хотели быть с ним в горе и в радости.
— Ох, Том, мне так неловко!
— Я этого не хотел. Помоги мне, Боже, кажется, я забрёл на минное поле?
Она рассмеялась.
— Возможно, нам следует сменить тему. Об этом даже мне сложно спокойно рассуждать — по крайней мере, пока. Я лишь хотела, чтобы вы знали, хотела предупредить, что...
— Кто обжёгся на молоке, дует на воду?
— Я не хотела так говорить, но думаю, вы правы.
— Огонь может не только обжигать, но и греть. Однако... давайте не будем на этом останавливаться. Вы хотите что-нибудь знать обо мне?
Клоуэнс смотрела на него — крепкий, смуглый, с не слишком хорошей для такого молодого человека кожей, но здоровой. Когда улыбается, видны неровные зубы, но улыбку это не портит. Привлекательный и без вызывающей опасения агрессивной мужественности Стивена. А чувства юмора у него, должно быть, больше, чем у любого из её прежних поклонников, думала Клоуэнс. Даже в самом восторженном настроении в его поведении ощущалась тень самокритичной иронии.
— Разумеется, нет, — сказал он, подождав минуту. — Но всё же я немного расскажу. Мне двадцать три, я учусь на последнем курсе колледжа Иисуса в Кембридже. У меня есть брат, старший, и три сестры — младших. Наша семья не бедна и не богата. Мои родители живут в Хэмпшире, но у них есть собственность в Фалмуте и Пензансе. Я изучаю право и намерен заниматься этим профессионально. Но моя конечная цель — жить в Корнуолле, возможно, стать управляющим одного или нескольких больших землевладений... — он прервался. — Конечно, всё это следовало рассказать вашему отцу, и в должное время, получив от вас хоть незначительное одобрение. Но если я верно понял, в вашей семье дочери даны исключительные права и свобода выбора, и ваше личное решение перевесит все остальные доводы.
Они шли вперёд. Стайки птиц разлетались перед ними, потревоженные их приближением.
— А что это за птицы? — спросил Том.
— Что? Птицы? Это песчанки.
— Песчанки.
— И немного ржанок. Они часто прилетают в это время года. А другие, те что держатся поодаль — утки-турпаны.
— А в той стороне, на скалах, это ваша шахта?
— Да.
— Про неё мне рассказывала Изабелла-Роуз.
Они немного прошли в молчании.
— А вы? — наконец заговорила Клоуэнс.
— Что?
— Что вы хотите знать обо мне?
Он внимательно смотрел на неё, и Клоуэнс смутилась от его взгляда.
— О вас? — сказал он. — Я хочу знать о вас всё. Но мне не нужно ничего знать.
Джереми ушёл вместе с Полом в «Герб пройдохи». Спустя некоторое время к ним присоединился Стивен. Там все трое сидели, пили и болтали, делясь друг с другом взглядами на жизнь. И ни один из молодых людей не знал, каким переломным моментом станет для них этот вечер.
— Похоже, война совсем скоро закончится, — сказал Джереми. — Должен же когда-то быть положен конец превосходству Бонапарта.
— Однако, как бы скоро война ни кончилась, нашему предприятию это уже не поможет, — сказал Пол.
— Я намерен уехать на пару недель, — сказал Стивен. — В Бристоль, может, найду подходящий корабль. Если продать мою долю в Лежер, вероятно, удастся вернуть вложенные средства. Это небольшой капитал, но приватиры могут действовать, только пока длится война.
— Даже если французы сдадутся, — ответил Пол, — в чём я сомневаюсь, нам предстоит еще воевать с Соединёнными Штатами.
К ним подошла Эмма с тремя полными пивными кружками.
— Я не стала ждать, пока попросите, знаю — вы, красавчики, прямо как часы! Как раз вовремя, верно?