Герцог развернулся к Лили:
— У меня есть подопечная. Моя кузина, которую я воспринимаю скорее как сестру.
Амелия не поняла, почему это признание должно ее трогать. Да оно и не тронуло ее. Оно просто удивило ее, застало врасплох. Наверняка остальные представительницы высшего света знали о том, что герцог Морленд является опекуном собственной кузины. Наверное, она была единственной из жительниц Лондона, кто не грезил о букве «М» в справочнике «Дебретт».[1]
Беллами быстро пересек библиотеку и остановился прямо перед Лили. Его голос звучал хрипло и напряженно.
— Вам известно, что у меня нет сестры. Нет брата. Нет поместья в Девоншире или где-то еще.
— Известно. — Лили взяла его руку в свою. — Но мы с Лео всегда воспринимали вас как члена семьи.
— Обещаю вам, — тихий голос Беллами звенел от переполнявших его эмоций, — я отыщу убийц Лео. Выслежу их, куда бы они ни убежали, где бы ни спрятались. И прослежу за тем, чтобы их отправили на виселицу.
Лили заплакала.
— Дорогая Лили. — Беллами сжал пальцы женщины и поднес их к губам. — Скажите, что мне сделать. Как помочь.
— Просто отвезите меня к нему, — ответила Лили. — И позвольте попрощаться.
Глава 4
Наступило утро, а добраться до ковра в библиотеке Спенсеру так и не удалось. Зато добрая порция бренди помогла унять мучительный звон в голове. Большая часть ночи прошла в тишине, и это помогло. В саду дома Беллами они с Эшуортом тактично отошли в сторону, чтобы дать Лили возможность поплакать рядом с безжизненным телом брата, но, словно сговорившись, не произнесли ни слова. По дороге домой все были погружены в раздумья.
Спенсер выглянул в окно экипажа. По небу разливался янтарно-серый рассвет. Улицы Лондона заполонили торговцы фруктами и рыбой, слуги и рабочий люд. Все это значительно замедлило движение.
Впрочем, Спенсер никуда не торопился. Его попутчики и безутешная Лили вернулись в Харклиф-Мэнор. В экипаже остались лишь он да леди Амелия. Впервые за долгое время Спенсер не стремился к одиночеству.
— Какая странная и необычная ночь, — пробормотал он себе под нос.
— Да уж, — ответила Амелия.
Усталость и горестные события прошлой ночи повергли Спенсера в странное состояние. Он принял слова Лили близко к сердцу. Смерть Харклифа стала весьма эффективным напоминанием о неизбежности смерти. Memento mori, как говорили древние. Спенсер не хотел, чтобы Клаудия оказалась в положении Лили, если с ним что-то случится. К счастью, он мог составить необходимые бумаги, чтобы оградить кузину от печальной участи, и намеревался заняться этим как можно скорее.
Прямо сегодня.
— Такое потрясение, — вновь прервал он молчание. — Но Лили, кажется, справилась.
— Да, со стороны все выглядит именно так. На самом деле Лили только сейчас начинает осознавать весь ужас случившегося. Как только первый шок пройдет, она будет раздавлена горем. После обеда я снова навещу ее. И может быть, даже останусь с ней на несколько дней. — Амелия бросила взгляд на своего попутчика, и в ее голубых глазах отразилось солнце. — До тех пор, пока ситуация не прояснится.
Спенсер попытался понять, что вызвало гнев Амелии, сквозивший в ее голосе, но так и не смог. Попытки понять эту женщину начали входить в привычку, и это сводило Спенсера с ума.
— Ваша светлость, если вы позволите мне говорить откровенно…
— Я пока не пытался запретить вам это.
— Я считаю, что «предложение», сделанное вами Лили, просто неслыханно. Еще никогда в своей жизни я не встречала более самодовольного, высокомерного, бесцеремонного, эгоцентричного и на редкость бессердечного человека.
Обвинения леди Амелии удивили Спенсера, но не слишком обидели. Произнесенные в порыве смятения слова легко пропустить мимо ушей. Они летят бездумно, подобно фарфоровым пастушкам, разбитым в порыве гнева о стену.
— По моим наблюдениям, — продолжала тем временем леди Амелия, — о лошадях вы печетесь больше, чем о людях.
— Да, я действительно нахожу, что общество заурядной лошади гораздо приятней общества заурядной личности. Любой любитель лошадей подтвердит вам это. Но из этого вовсе не следует, что я ценю животных превыше людей. Я так страстно желаю заполучить Осириса не потому, что он обычный конь, а потому, что он конь, владельцем которого я готов стать во что бы то ни стало.
— И готовы пожертвовать ради этого дружбой, гордостью и честью, — пробормотала Амелия.
Спенсер покачал головой. Бесполезно объяснять причины, заставлявшие его желать заполучить этого коня. Амелия все равно их не примет, даже если он попытается.
Экипаж покачивался из стороны в сторону, и их с Амелией локти соприкасались. Они сидели рядом, хотя Спенсер мог бы перейти на соседнее сиденье, раз уж оно освободилось. И правила приличий требовали поступить именно так. Но Спенсеру не хотелось шевелиться. Леди Амелия слегка прильнула к нему, устав и озябнув, и Спенсер в очередной раз почувствовал, что близость ее тела доставляет ему удовольствие.
Удовольствие росло. И вышедшее из-под контроля любопытство тоже. Спенсер никак не мог справиться с желанием говорить с леди Амелией, слушать ее ответы. Что-то для себя открывать, узнавать, понимать.
— Вы презираете значение, которое я придаю лошадям, — произнес Спенсер.
— Презираю, несмотря на все мое уважение к этим животным.
— А что же тогда наиболее важно для вас?
— Семья, — не раздумывая, ответила Амелия. — И мой дом.
— Дом на Брайанстон-сквер? — не смог скрыть удивления Спенсер. Судя по тому, какие указания Амелия дала вознице, она жила в одном из этих новых, похожих на короба домов, а не в родовом гнезде, наполненном историей.
— Нет, я не это имела в виду. Это дом Лорана, и построен он с учетом вкусов его жены. Я предпочитаю жилище наших предков в Глостершире. Замок Бьювел почти разрушен, но у нас остался небольшой коттедж, где мы проводим лето. Он называется Брайербэнк и располагается прямо на берегу реки Уай.
— Звучит заманчиво.
— Так и есть. Лучше места и не придумать. Мы с мамой часто ходили по утрам собирать лаванду и свежий… — Амелия фыркнула. — Все мои наисчастливейшие воспоминания связаны с Брайербэнком.
— Значит, скоро вы покинете город, чтобы провести там лето?
Амелия напряглась.
— В этом году нет. Братья хотят сдать его внаем. Видите ли, ваша светлость, моему брату Джеку необходимо выплатить долг.
— А… — протянул герцог. — Вот, стало быть, истинная причина вашего гнева на мой отказ простить ему долг. А вовсе не сделанное Лили предложение.
— Мой гнев разделился на несколько ответвлений. Но в целом вы правы. — Амелия вздернула подбородок и отвернулась к окну.
Спенсер вдруг понял, что не в силах корить Амелию за упрямство. Всю свою жизнь он открыто восхищался людьми, основной чертой характера которых была преданность. Но в данном случае Амелия направляла свою любовь не в то русло. Ее брат мог разорить всю семью.
— Я не понимаю, как…
— Ваша светлость, — перебила Спенсера леди Амелия, нетерпеливо отмахнувшись, — по моим подсчетам мы провели в обществе друг друга почти семь часов, но в последние несколько минут вы разговаривали со мной больше, чем за всю ночь. Вы всегда столь болтливы по утрам?
Болтлив? Спенсера награждали множеством нелестных эпитетов, но никто еще не обвинял его в излишней болтливости. Поразительно.
— Нет, — задумчиво ответил он. — Я не такой. А вы всегда столь враждебны?
Амелия громко вздохнула.
— Нет. Но как вы сами сказали, ночь сегодня выдалась странная. Еще до того, как вы приехали на бал.
Замечание Амелии вернуло Спенсера на темную террасу, и он машинально начал шарить по карманам в поисках ее носового платка. Ему ужасно не хотелось думать, что он его потерял. Ведь Амелия вложила в его создание всю свою любовь. Однако в отличие от других молодых леди, вяжущих кошельки и разрисовывающих подносы, а потом выставляющих свои сомнительные «произведения искусства» напоказ, Амелия вышивала платок для себя.
И это несказанно интриговало Спенсера.
Равно как и тот факт, что, несмотря на полные враждебности слова Амелии, ее тело, кажется, быстро нашло общий язык с его телом. Девушка все еще прижималась к своему попутчику.