— Ладно, ты знаешь, что я должна спросить, — выдает она, предостерегающе поднимая перед собой ладони. — Я его знаю?

Я отправляю в рот то, что осталось от салата, чтобы выиграть немного времени и подумать. Рассказ о моих отношениях с Рансомом может быть плохой идеей. Но, опять же, все уже в прошлом. Насколько это может быть опасно? К тому же мы ведь говорим об Энни. Она — моя лучшая подруга, связана законами дружбы, а потому обязана все мои секреты унести с собой в могилу.

— Эм... Ну... вроде да, — сомневаюсь я.

Ее глаза расширяются еще больше, и она наклоняется над столом, вцепляясь в мои запястья.

— О... мой... Бог. Расскажи мне! — шепчет она. — Это профессор английского языка? Профессор Хейл? Он такой сексуальный. Я себе каждый раз места не нахожу, как попадаю на его занятия.

Слишком много информации. Я натянуто смеюсь, потому что Энни ближе к правде, чем сама это осознает.

— Нет, хотя он довольно сексуальный.

Профессор Хейл всего на пару лет старше нас. У него темно-каштановые волосы, глубокий, проникновенный взгляд и неизменная пятичасовая щетина. Кому бы не понравилось такое сочетание?

— Черт возьми, точно он! — Энни затихает, буравя меня взглядом, словно пытаясь вычитать сведения прямо у меня из головы. Затем она начинает перебирать имена всех известных нам парней: от Билла, бармена в "DJ's", до какого-то мужчины, с которым я выбиралась на свидание два года назад. Исчерпав все варианты, подруга смотрит на меня с мольбой.

— Просто скажи мне, — шипит она, отчаянно желая услышать секрет. — Клянусь на стопке Библий, что не скажу ни одной живой душе. — Я потягиваю газировку, продлевая мучения подруги. — Если не собираешься рассказывать, то, пожалуйста, просто пристрели меня и избавь от страданий.

Я смеюсь, а затем решаю, ничего плохого от признания не случится. Наклонившись к ней и понижая голос, чтобы никто не смог нас подслушать, я говорю:

— Это... профессор Скотт.

— Нет!

— Да, — киваю я.

— Быть того не может!

— Еще как может.

Несколько минут она в полном шоке. Теперь, когда тайное стало явным, можно уже не торопиться. Наконец, она несколько раз моргает, отпивает газировки и одаривает меня взглядом, не предвещающим ничего хорошего.

— Надеюсь, ты понимаешь, что теперь должна будешь позировать обнаженной?

* * *

Энни неумолима. При каждом удобном случае она бубнит мне об арт-программе в стиле ню. Признаю, концепция меня интригует, на секунду я даже всерьез о ней подумываю. Но чем больше подруга давит, тем меньше во мне уверенности.

Что если я там кого-то узнаю? Основная причина, почему решилась танцевать, заключалась в том, что там я не могла столкнуться с кем-то из знакомых, кроме Рансома. Анонимность в таких делах — важнейший аспект. Ну, а если кого-то все же занесет в зрительский зал, то я, по крайней мере, об этом не узнаю.

Упорство Энни лишь укрепляет во мне этот страх. Что, если я буду позировать, а кто-то узнает меня до или после занятий? И что я тогда буду делать?

Но, несмотря на свои возражения, я все еще понятия не имею, каким будет мой финальный проект. Если говорить честно, я еще не думала о нем всерьез. Не буду обманывать. Именно поэтому так заманчива идея готового проекта, который буквально сам просится мне в руки.

Всю неделю я наблюдаю, как мои одногруппники записываются в список Рансома, заявляя темы своих финальных проектов. Разрываясь между занятиями, работой и решением проблем, связанных с личной жизнью, я настолько устаю, что не могу собраться с мыслями. А давление при этом начинает все усиливаться.

Вот почему, когда я все же захожу в среду утром в художественную студию миссис Джексон, то сваливаю все на Энни.

Миссис Джексон сосредоточенно трудится за мольбертом. Она не такая, как остальные преподаватели. Цвет ее рыжих волос на несколько оттенков ярче настоящих, одежда слишком эклектична, чтобы быть консервативной, да и украшающие руку татуировки не слишком гармонируют со стилем остальных профессоров. Наверное, в этом все дело. Она объявляет себя бунтаркой, и я немедленно проникаюсь к ней симпатией.

Замечая, что я вхожу, она кладет кисть и вытирает руки бумажным полотенцем.

— Ты на занятие по скульптуре?

— Э... нет, — робко улыбаюсь я. Я не привыкла так нервничать, особенно когда полностью одета. — Мне просто было интересно, свободно ли еще место модели?

Сначала она явно не понимает, о чем это я, но затем ее лицо расплывается в улыбке.

— Ах, обнаженной модели. Да, да, входи. — Она машет мне рукой, зовя к своему столу, где протягивает мне планшет с зажимом для бумаги и ручку. — Ты как раз вовремя. У нас еще осталась пара мест.

Вписывая дрожащей рукой свое имя внизу листа, я убеждаю себя, что делала это с полдюжины раз. И все-таки это глупая идея. Зачем я только согласилась? Ах да, Энни. Я все валю на Энни.

— Тут много имен, — замечаю я, передавая планшет обратно через стол. К счастью, ни одно мне не знакомо.

Ее улыбка становится еще шире.

— Да, это очень популярная программа. К сожалению, в этом году нам пришлось сократить число участников.

— Почему так? — не скрывая любопытства, спрашиваю я, пока мы медленно направляемся к двери.

— Университет сократил финансирование некоторых программ в этом году. А поскольку это одна из немногих оплачиваемых работ в кампусе, она стала одной из первых на закрытие.

— Оплачиваемых работ? — Останавливаясь, я оборачиваюсь к ней.

— Да. — Ее голова наклоняется в бок, и она хмурится. — Каждая модель получает по сто долларов за потраченное личное время и подарочный сертификат в "Jed’s".

Итак, бесплатный обед и наличные. Мои прошлые проблемы вдруг становятся не такими и насущными.

— Ты не знала?

Я качаю головой.

— Понятия не имела.

— Ну, уверена, что теперь, когда ты знаешь это, процесс станет для тебя менее пугающим.

— Это уж точно, — ухмыляюсь я.

— У тебя ко мне еще есть какие-то вопросы?

— Нет, у меня есть над чем подумать. — Но меня вдруг охватывает внезапное желание взять и обнять Энни, поблагодарить за то, что подтолкнула меня. — Спасибо, что уделили мне время.

— Без проблем. Приятного вечера.

Я спешу домой, пребывая в более приподнятом расположении духа, чем была за последние несколько недель. Благодаря повышению адреналина, я смогу проработать всю ночь напролет и даже получу дополнительные чаевые. Возбужденное настроение переносится и на завтра. Рансом тоже меняется. Он больше улыбается, чаще направляя свое внимание в ту часть комнаты, в которой нахожусь я. Даже Энни замечает, толкая меня каждый раз, когда он так делает.

Возможно, она уделяла слишком пристальное внимание мне, или же я не обращала на нее внимания. Быть может, я должна была заметить, что она собирается предпринять что-то. Когда она задерживается после занятий, я предполагаю, у нее есть еще вопрос о задании.

Но я даже подумать не могла, что она пригласит Рансома.

— Это всего лишь посиделки с друзьями. Ничего особенного.

Рансом бросает на меня беглый взгляд через плечо, и я стараюсь выразить крайнее недовольство таким поворотом событий. Но он, кажется, ничего не замечает. К счастью, он тоже не в восторге от идеи.

— Мне очень жаль, мисс Гуэрра. Я ценю ваше предложение, но, вероятно, будет лучше, если я откажусь.

— Это потому, что вы учитель? Из-за этого вы что же, не должны есть, да? Если кто-нибудь спросит, мы можем сказать, что это исследовательская группа.

Его брови ползут вверх.

— Исследовательская группа. В баре.

— Конечно. Было бы намного неуместнее собирать группу в вашем доме. А бар — это общественное место. Никто не усомнится в ваших намерениях.

Я с ней совершенно не согласна. Сомневаюсь, что декан или кто-то выше рангом будет в восторге, если увидит, что один из преподавателей выпивает со студентами.

— Я все же думаю, что лучше не приходить, — настаивает Рансом, и я облегченно выдыхаю.

— Ну, мы оставим место на случай, если вы передумаете, — настойчиво говорит Энни. — Даже профессорам надо есть.

Мы с Рансомом обмениваемся взглядом, когда Энни пролетает мимо меня к двери. Глазами я предупреждаю, что лучше ему не показываться сегодня. О чем говорит его взгляд, я не знаю.

Выйдя наружу, я хватаю Энни за локоть и поворачиваю к себе.