Мои пальцы лишь на короткий миг сжимаются на мягкой ткани, после чего я снимаю ее. Я взбираюсь на стол, ощущая легкую прохладу дерева через тонкую хлопковую простыню своими ягодицами. Повернувшись на бок я позволяю миссис Джексон расположить мои руки и ноги так, как ей нужно. Моя правая рука вытянута в сторону и согнута в локте, а раскрытой ладонью я поддерживаю голову. Левая же выдвинута вперед и опирается на стол, чтобы сделать мое положение устойчивее. Мои ноги разделены и вытянуты, а бедра крепко сжаты. Она вытягивает одно мое колено вперед, и я напрягаюсь, когда ощущаю касание холодного воздуха между ног.
Меня посещают шальные мысли, когда я представляю, что видят студенты, расположенные к югу от меня. Что они нарисуют? Им нравится то, что они видят? Их это возбуждает или смущает так же, как и меня? Я, может, и раздеваюсь для того, чтобы зарабатывать себе на жизнь, но это не делает меня эксгибиционистом. Я не получаю удовольствия, показывая свое тело каждому, кто захочет на него взглянуть. По крайней мере, не таким образом. Даже в стриптиз-клубе есть определенные рамки и ограничения.
Удовлетворившись моим видом, миссис Джексон покидает круг и занимает позицию наблюдателя.
— Хорошо, класс. Как вы поняли, у вас есть двадцать минут, чтобы сделать ваш первый набросок. Попытайтесь передать силуэт так, как вы ее видите. Сконцентрируйтесь на свете и тени и используйте их, чтобы добавить глубину рисунку. Я буду ходить по комнате, чтобы взглянуть на каждую работу. Если вы захотите меня о чем-то спросить, просто поднимите руку — и я подойду. Время пошло.
В помещении царит полная тишина, за исключением слабого поскрипывания карандашей на холстах и едва слышного стука каблуков миссис Джексон. Сначала мне становится еще более некомфортно от того, что все глаза устремлены на меня, но через некоторое время начинаю расслабляться и постепенно погружаюсь в свои мысли.
Я уже нахожусь в состоянии полусна, когда проходит половина времени, отведенного на вторую позу, и тут неожиданно слышу легкий стук в дверь. Мой взгляд не отрывается от спины миссис Джексон, когда она направляется к двери.
Она приоткрывает дверь и просовывает голову в щель, снаружи раздается непонятное бормотание, откуда мне не удается разобрать ни слова. И хотя мне любопытно, я возвращаю свое внимание обратно к занятию.
Знаю, что не должна была этого делать, но все это время я вспоминала наши отношения с Рансомом. Последнее предложение Энни все еще звучит у меня в голове, и с приближением окончания занятия я все яснее начинаю осознавать, что между нами не все кончено. Вообще ничего не кончено, если быть честной к самой себе. Наш разрыв не сработал. А от того, что я вынуждена видеть его изо дня в день, ситуация становится только хуже.
Видеть и не прикасаться. То, как отстранено мы с ним разговариваем. Долгие взгляды и отрицание того, что между нами что-то происходит. От всего этого мои раны не заживают.
Без окончательного расставания невозможно закрыть эту дверь в моей жизни. Наоборот, от малейшего взгляда или сказанного слова она только шире распахивается.
А воспоминаний в таких условиях не избежать так же, как и его.
И я только сильнее убеждаюсь в последнем, когда миссис Джексон отодвигается и в комнату заходит Рансом.
Глава 21
Мое сердце замирает в груди, а взгляд пробегает по телу Рансома. На нем простые черные брюки и бледно-розовая рубашка, и я не могу не пожирать его взглядом. Как будто его вырвали прямо из моих мыслей и поместили в класс, чтобы помучить меня.
Что он здесь делает? Я спрашиваю его об этом пристальным взглядом, Рансом же смотрит на меня в ответ холодными глазами и с абсолютно нечитаемым выражением лица.
Пренебрежение. Вот как я могу охарактеризовать этот взгляд. Он знает, что это последнее место, где ему стоит быть, последнее место, где я бы хотела, чтобы он находился, но он все равно пришел. Энни как-то сказала, что этот мужчина любит злоупотреблять своим положением, и прямо сейчас я вынуждена признать ее правоту. Интересно, что он сказал себе, чтобы бросить вызов всем своим принципам и рискнуть прийти сюда сегодня.
Миссис Джексон проводит его мимо работ своих студентов, указывая на определенные аспекты, которые она считает важными. Он кивает и в нужный момент что-то бормочет в ответ, но при этом почти не отводит от меня взгляда.
И чем дольше это продолжается, тем больше мои внутренности опаляет жаром. В моей груди возникает ноющая боль, которая нервной дрожью спускается вниз, пока не превращается в острое желание чего-то большего. Он оглядывает мое тело, и для случайного наблюдателя это наверняка походит на клинический осмотр. Просто профессор, который оценивает картину в процессе написания. Для меня же это как прелюдия. Энни, возможно, и была права, но постепенно я начинаю осознавать, что мне все равно.
Он дразнит меня своими постоянными взглядами. А этот намек на улыбку, что пробегает по его полным твердым губам? Нет, он просто убивает меня своим поведением. И я не могу перестать думать о том, что у него был такой же взгляд, когда он был внутри меня.
Невозможно не заметить желание в его глазах, так же как и невозможно отрицать нарастающую во мне потребность, когда он оказывается вне поля моего зрения. Из-за того, что я не могу его видеть, мое дыхание становится глубже, тяжелее, и мне приходится удвоить свои усилия, чтобы сконцентрироваться на принятой позе.
― Она отлично справляется, ― комментирует миссис Джексон, и я обращаюсь в слух.
― Я уже заметил. ― Голос у Рансома мягкий и хриплый. Почти незаметный даже в тихой комнате, но я слышу каждое слово, каждый звук.
― Если бы все мои модели могли так держаться. Я испытываю огромное искушение уговорить ее оставить ваш класс и присоединиться к моему.
В голосе миссис Джексон звучит намек на поддразнивание, но я подозреваю, что она говорит отчасти серьезно.
― Семестр заканчивается через две недели, Селеста. Потом вы сможете забрать, кого захотите.
― Действительно, я так и сделаю.
― Вы не возражаете, если я посижу здесь до конца занятия? Я бы хотел увидеть законченные работы.
― Ни капли, ― искренне отвечает миссис Джексон. ― Вы можете занять мое место, если хотите.
Я так сильно хочу обернуться и посмотреть на него. Я чувствую взгляд Рансома, рассматривающий наклон моей спины, изгиб бедра. Местечко между бедрами, что требует его внимания.
Когда миссис Джексон говорит, что пора делать финальные зарисовки, я встаю на подгибающихся ногах и пытаюсь не сильно обращать внимание на образовавшуюся у меня между ног влагу. Но этот факт становится весьма трудно игнорировать, когда она пододвигает ко мне стул и велит оседлать его.
Теперь я оказываюсь лицом к лицу с Рансомом и не могу скрыться от его пронзительного взгляда. Со всем бесстыдством, которое могу изобразить, я сажусь на твердое дерево и кладу одну руку поверх другой на спинку стула. Воздух касается моего обнаженного клитора, и с раскрытыми бедрами я болезненно осознаю, насколько возбуждена.
Миссис Джексон живописно перекидывает мои волосы через плечи, чтобы они каскадом спускались по спине, а потом небрежно кивает, довольная результатом, и исчезает, чтобы продолжить свой обход по классу.
Я не в своей тарелке. Взгляд Рансома изучает меня, его темные глаза слегка прищуриваются, словно он догадывается о моем состоянии. Не стану отводить взгляд первой. Я хочу выглядеть уверенной. И еще надеюсь, что мое поведение даст ему понять, что между нами еще не все кончено. А если и существовала возможность покончить со всем, то она исчезла, как только он вошел в эту дверь.
Но я понимаю, насколько напрасны мои переживания, когда его взгляд спускается ниже и задерживается в области моей груди, на затвердевших от прохладного воздуха кондиционера сосках. Рансом тоже не собирается так легко сдаваться. Его взгляд достигает расщелины стула между моих ног, и я замечаю, как подрагивают его ноздри, а губы приоткрываются. И в этот момент внутри меня словно что-то... обрывается.
За одно мгновение я принимаю решение, что сегодня не уйду отсюда одна. Я совершила ошибку, расставшись с ним, и сейчас намерена полностью исправить ситуацию.
Несмотря на обдуваемую прохладным воздухом спину, я ощущаю, как бисеринки пота скатываются вдоль линии роста волос и под подмышками, заставляя чувствовать себя полностью влажной. По окончании урока, когда мне возвращают халат, у меня возникает ощущение, словно мой рот наполнен ватными шариками. И больше не имеет значения, что до прихода сюда я выпила целую бутылку воды. Я обезвожена, и в этом полностью вина Рансома.