― За нами кто-то гонится? ― смеется Энни, когда вырывает у меня свою руку и поправляет рюкзак на плече. Она вращает запястьем и морщится. ― Черт, кажется, ты оторвала мне руку. Что там произошло? Выглядело, будто он был сосредоточен только на тебе. Вы с ним уже были знакомы ранее?
О, я была знакома с ним очень хорошо. Он во всех отношениях трахал меня каждое воскресенье. Боже, ну и дела. Качая головой, я до боли сжимаю пальцами свою переносицу.
― Нет, это наша первая встреча, ― лгу я. ― Но что за придурок.
― Возможно, он решил преподать тебе урок как привлекать к себе меньше внимания, ― говорит она, слегка усмехаясь. ― В чем бы ни состояла его проблема, думаю, ты попала в беду. Либо он планирует создать тебе проблемы и превратить твою жизнь в ад, либо же превратить тебя в своего любимчика.
Мои губы кривятся в отвращении:
― Вот почему я люблю сидеть на последних партах.
Может быть, там мне бы удалось не попадать под радар его глаз до конца семестра. Теперь любая надежда испарилась.
― Слишком поздно для этого. ― Быстро обняв меня, Энни машет мне, когда срывается по направлению к научному корпусу. ― Увидимся.
Я на автомате поднимаю руку в ответ и смотрю ей вслед. Любимчик преподавателя? Часть меня абсолютно негативно относится к такой идее, хотя другая обдумывает все выгодные варианты, которые сможет извлечь из этого. Еще никогда ранее мы не занимались сексом, перегнувшись через парты.
Должно быть, я опережаю события. "Ничего хорошего из этого не выйдет", ― говорю я себе. Этот человек может подвести меня в любой момент, если я разозлю его. Мое будущее в буквальном смысле в его руках. Все-таки Энни права. Сейчас уже слишком поздно что-то менять. Я потерпела поражение, и мне нужно окончить эти курсы любой ценой.
Мысли тяготят меня, потому что я знаю, что моя судьба в его руках, неважно, понимает он это или нет. Но сейчас у меня нет времени стоять и раздумывать о своей судьбе. У меня есть еще четыре часа, чтобы дойти и подготовиться к своей смене в клубе "Мираж". Оставив прошедший час позади, я направляюсь к кафедре английского языка.
Глава 4
Как только заканчивается последняя пара, я бегу к своей машине. Пусть солнце еще высоко и время обеденное, но бизнес в "Мираже" будет процветать, как всегда. Там всегда непрерывный поток клиентов, если в меню есть выпивка и голые тела.
Открыв багажник своей выцветшей на солнце "Тойоты Камри", я забрасываю внутрь сумку, полную книг и с сегодняшним домашним заданием, и меняю ее на черную сетчатую сумку, в которой находится платье для сегодняшнего вечера. Таинственная улыбка появляется на моих губах, когда я представляю его. На мгновение я сомневаюсь, появится ли мой мужчина-загадка — эмм... профессор Скотт — в клубе. Если да, то мне интересно его мнение, если я надену черную мужскую классическую рубашку, изумрудно-зеленый галстук и стринги. Интересно, подумает ли он, что я нарядилась так для него.
Маневрируя по стоянке, я замечаю знакомую фигуру. Он стоит перед своей машиной, блестящим серебристым "БМВ", заглядывая под открытый капот с выражением ужаса. Он напряжен — я вижу это по положению его плеч, и когда он взъерошивает свои темные волосы и сильнее хмурит брови, я решаю съехать на обочину.
— Помощь нужна? — спрашиваю я.
Профессор Скотт переносит всю тяжесть своих темно-карих глаз на меня, и я трепещу, но в то же время и пугаюсь. Он не просто напряжен, он разозлен. В руке он сжимает мобильный телефон и указывает им на машину.
— Этот кусок дерьма не заводится. Просто выдает какие-то щелчки, — рычит он.
Узнав меня, он прищуривается, и я надеюсь, что это всего лишь солнце бьет ему в глаза, что и побуждает такую реакцию. Однако, меня не проведешь.
— Я впервые слышу, чтобы "БМВ" называли куском дерьма, — язвительно отвечаю я, игнорируя его реакцию. — Вы вызвали кого-нибудь посмотреть машину?
Вопрос риторический. Само собой, если у него в руке телефон, значит, он уже кого-то вызвал.
— Конечно, — отрезает он, взглядом давая мне понять, каким глупым он считает мой вопрос. — Я плачу почти две сотни в год, а они сказали мне подождать час и сорок пять минут, пока приедет эвакуатор.
Он бросается проклятьями, эти яркие выражения делают его похожим меньше на профессора, а больше на обычного человека. На мужчину, к которому я привыкла.
Его агрессия напоминает мне о нашей прошлой ночи. О жесткой двери, исцарапавшей мою спину, и о синяках, которые он оставил на моих бедрах, когда пальцами впивался в мою плоть, я чувствую между своих бедер болезненную потребность от этих воспоминаний.
Уставившись на открытый капот на минуту, я взвешиваю все варианты. Если я останусь, то опоздаю на работу. Если уйду, буду выглядеть дурой. И хотя он вывел меня из себя ранее, когда выставил из номера и пытался унизить перед всем классом, у меня не создалось впечатления, что он полнейший кретин. На самом деле, кажется, грубость — это всего лишь часть того, кто он есть. А прямо сейчас он выглядит действительно чертовски уязвимым. Может, если я сыграю роль доброй самаритянки, он позволит мне скрыться с глаз до конца года.
С этой маленькой искрой надежды, бурлящей в голове, я ставлю машину на стоянку и открываю дверь. Профессор Скотт наблюдает, как я выхожу из машины, так, словно впервые меня видит. Это абсурд, если учесть, что он наблюдает за мной на сцене стрип-бара в течение многих месяцев и почти столько же раздевает меня в приватной обстановке.
Он внимательно рассматривает меня, начиная с лица, постепенно опускаясь к ногам и обратно. Когда его взгляд задерживается на моей груди дольше, чем полагается, я улавливаю предательскую искру, которая позволяет мне убедиться, что ему нравится то, что он видит.
Я не могу его винить за это. Каждый день я вижу тот же взгляд мужчин в клубе. Классическое интуитивное притяжение. Мужчине нравится то, что он видит, но в действительности он не знает меня, так что на этом все и заканчивается.
Если только один из нас не решает иначе.
Возможно, это как-то связано с изменением окружающей нас обстановки. Вне стен клуба и отеля я реальный человек. Не какая-то фантазия, которую он может трахнуть и отложить на потом, как фарфоровую куклу.
Я становлюсь немного смелее, ощущая влияние силы, которое обычно приходит лишь, когда я выступаю на сцене.
— Говорите, что-то щелкает, когда вы пытаетесь завести ее?
— Да, щелчки и больше ничего.
Прошмыгнув мимо него, я обхожу машину вокруг со стороны водителя и проскальзываю на маслянисто-черное кожаное сиденье. Машина роскошна и по цене, и по стилю, я уделяю минуту, чтобы зафиксировать в памяти искусно сделанную приборную панель, вручную обшитые кожей и хромированные детали. Черт, даже маленькая елочка, которая пахнет мужским одеколоном и висит на зеркале, занимает в моей голове особое место. Через лобовое стекло я вижу профессора, который напряженно моргает и пытается овладеть собой.
Право, пора преподать ему небольшой урок насчет того, кто я.
Хотя машина и не заведется, я все равно пытаюсь повернуть ключ зажигания для того, чтобы услышать щелчки самой. Звучит один щелчок, и я наблюдаю за показателями на приборной панели.
— Панель управления как-то реагировала, когда ты в первый раз пытался завести машину?
Он скрещивает руки на груди, и я не могу не отметить, как ткань его рубашки обтягивает его плечи и бицепсы. "Прошлой ночью на них были мои руки", — думаю я, мысленно улыбаясь.
— Панель загорелась на секунду, а потом погасла. Все перестало работать.
Он прищуривается, наблюдая, как я выхожу. Он отходит в сторону и следит за моими движениями, когда я снова проскальзываю мимо него и заглядываю под капот. Я знаю, о чем он думает. Что, по мнению этой девушки, она знает про ремонт автомобиля? Ответ: больше, чем он.
Моя лимонная "Тойота" тысяча девятьсот девяносто второго года выпуска частенько ломалась. Затраты на постоянные ремонты требовали всех заработанных мной денег, поэтому я научилась самостоятельно справляться с некоторыми вещами. Например, я точно знаю, что произошло с неоправданно дорогим профессорским "куском металла".
— Стартер накрылся, — говорю я, глядя через плечо на него.
Его глаза расширяются от удивления, а затем сужаются с подозрением.
— Дай угадаю, твой отец или брат в детстве тебя научили нескольким хитростям?