У Борана и его сыновей был опыт обращения со слонами, потому что всем кхмерам, живущим не в городе и работающим на свежем воздухе, так или иначе была необходима помощь этих животных. Крестьяне использовали их, расчищая землю под поля, рыбаки — чтобы перетаскивать к воде построенные лодки. Поэтому семейство оставило слона себе; на нем ездил Вибол, он пользовался металлическим крюком, чтобы дергать слона за уши, направляя его в ту или другую сторону. Слон представлял для них опасность из-за своих размеров и неспособности спрятаться в джунглях, поэтому Боран испытал большое облегчение, когда через несколько дней им повстречалась группа кхмерских воинов и они передали животное им. Вибол хотел уйти с этими людьми, которые намеревались собрать отряды и сражаться с захватчиками. Но после долгого обсуждения и яростных споров Боран все же убедил его остаться.
Теперь же, сидя на бревне и лакомясь копченым угрем, они рассуждали о том, будет ли для них лучше присоединиться к какой-нибудь группе уцелевших соотечественников или все-таки предпочтительнее оставаться одним. Боран считал, что им будет лучше одним, потому что у них была быстрая лодка, а сам он хорошо знал все местные протоки. Сория разделяла его мнение, тогда как их сыновья были с ним не согласны.
Когда Сория напомнила им, что они рыбаки, а не воины, Боран с гордостью взглянул на свою жену. Хотя она была всего на два года младше его, выглядела она вдвое моложе. На ее широкоскулом миловидном лице не было никаких шрамов, только небольшая темная родинка рядом с носом. Кожа ее была необычного цвета — цвета песка, который встречался на некоторых изгибах реки. Как и все кхмерские женщины, она носила только юбку, а черные волосы ее были связаны в узел на макушке. Она уже не была такой стройной, как когда-то, но Боран был даже рад, что она набрала вес, так как это означало, что он ее хорошо кормит.
— Ты ищешь смерти? — спросила она, пристально глядя на Вибола.
Ее сын продолжал есть копченого угря.
— Нет. Но и бежать от нее я тоже не собираюсь.
Сория замолкла, и Боран даже засомневался, скажет ли она что-то на это. Его жена использовала слова, как лучник стрелы, — тщательно выбирая цель и стреляя только по мере необходимости. Большую часть времени она молча слушала своего мужа и сыновей, даже когда тревожилась по поводу заболевшего соседа или ухудшившегося зрения Прака. Поскольку их сыновья мало из-за чего переживали, она волновалась и за них — обрабатывала их порезы, нашептывала, что им следует уже думать о женитьбе.
Сория так и не ответила, Боран повернулся к Виболу:
— Возможно, тебе нужно бы вспомнить, как выглядел тот воин, в животе которого застрял наконечник чамского копья. Помнишь, как он страдал? Как глаза его наполнялись слезами от боли?
— Он не говорил, что сожалеет о чем-либо, — возразил Вибол. — Так что я не считаю ошибкой его смерть. По крайней мере он погиб сражаясь, а не убегая от врага.
— А почему воин не может сегодня убегать, а завтра сражаться? — спросил Прак, возобновляя их старый спор.
Вибол встал и с досадой пнул ногой валявшуюся на земле ветку.
— Сражаться нужно было тогда, когда они жгли наш дом и убивали наших людей. А мы вместо этого спрятались, как маленькие дети. Мы слышали крики и не предприняли ничего!
Как бы Сории хотелось, чтобы у ее сына было столько же рассудительности и мудрости, сколько и упрямства. Раньше над его опрометчивостью можно было пошутить и улыбнуться, но сейчас Сория боялась, что она может стоить ему жизни.
— Подумай обо мне, — тихо сказала она. — Пожалуйста, подумай обо мне, прежде чем ты побежишь навстречу смерти.
— Я и думаю о тебе. Только поэтому я до сих пор здесь.
Она кивнула:
— Спасибо за это. Потому что я… Если вас убьют, я засохну, как вырванное с корнем растение.
— Но мы должны были драться! — продолжал настаивать Вибол; нагнувшись, он поднял с земли ветку, сломал ее пополам и отбросил в сторону. — Мы должны были, по крайней мере, убить тех чамов, которые преследовали нас, а потом оказались в воде. Их-то убить было нетрудно.
Боран показал ему наполовину зажившую рану на его бедре, которую Сория зашила шелковой нитью.
— Ты это видишь, Вибол? Неужели ты думаешь, что мне не хотелось убить тех, кто сделал это, кто пускал стрелы, надеясь попасть в ваши сердца? Конечно хотелось. Это было настоящим соблазном. Но иногда, чтобы остаться человеком, приходится выбирать более трудный путь — путь, который сделает лучшим день завтрашний, а не сегодняшний.
— Каким образом бегство от врага может быть лучшим выходом? От врага, который уничтожил наш дом? Который убил наших людей?
— Потому что…
— Ты испугался, отец! Ты не хочешь этого признать, но я думаю, что ты просто испугался. Поэтому-то мы и убежали! Убежали, как трое трусов, а не как трое кхмеров!
Ноздри Борана раздулись от гнева, и он встал с бревна. Он заговорил, но его сын быстро развернулся и поспешил от берега протоки вглубь леса. Хотя ему очень хотелось крикнуть, остановить Вибола, он не посмел повысить голос. Он просто смотрел, как его фигура становилась все меньше и меньше, пока заросли джунглей не поглотили его полностью.
— Я найду его, — сказал Прак, переводя взгляд с отца на мать и обратно. — Хоть я его и не увижу, зато я его услышу.
— Ты уверен в этом? — спросила Сория. — Возможно, лучше будет, если с тобой пойдет отец.
Прак только улыбнулся.
— Лучше будет, если я поговорю с ним один на один. Меня он выслушает. Он увидит меня издалека и позволит найти себя. И тогда я приведу его обратно.
— Почему он ведет себя таким образом? Он должен благодарить богов, что мы остались живы.
Улыбка на лице Прака растаяла.
— Все дело в девушке, мама. Погибла девушка, которая ему нравилась. Чамы… они поглумились над ней. И оставили ее тело привязанным к дереву.
— Кто она такая?
— Он однажды поцеловал ее, когда они вместе купались во рву возле храма. Они тогда оба смеялись. Думаю, он мечтал о том, что они будут вместе. А чамы забрали ее у него. Он нашел ее тело и с тех пор очень изменился.
Сория задумчиво потерла лоб, стараясь сообразить, кто мог так понравиться ее сыну. Узнав об этой девушке и ее смерти, она вдруг почувствовала сильную усталость. Она устала все время куда-то бежать, устала слушать страшные истории о чужих страданиях.
— Пожалуйста, будь осторожен, Прак, прошу тебя, — сказала она, беря его за руку.
— Конечно, мама. Обещаю тебе.
— Ты не можешь покинуть нас.
— Я знаю. И не сделаю этого.
Она смотрела ему вслед, когда он углублялся в джунгли. Он не мог бегать, как его брат; сделав несколько шагов, он останавливался и прислушивался. Стрекот цикад. Эхо разносит перекличку птиц. По верхушкам деревьев скачут обезьяны, отчего на землю падают большие листья. Листья зеленые и сочные, но очень скоро на земле они станут коричневыми, когда сезон муссонов подойдет к концу.
Прак двинулся дальше. Сория хотела было попросить Борана незаметно пойти за ним, но поняла, что Прак все равно услышит его. И она не могла допустить, чтобы ее сын потерял свое лицо, особенно после того, как он с таким трудом старался его обрести.
Когда Прак наконец скрылся из виду, Сория повернулась к мужу.
— Что будем делать? — спросила она. — Мы должны что-то предпринять, иначе Вибол сорвется.
— Он считает меня трусом.
— Он сказал это, но на самом деле так не думает.
— Может быть, так оно и есть. Может быть, мне и вправду нужно было убить тех чамов.
— Ты предпочел жизнь смерти.
— Как и должен был поступить трус. А теперь, чтобы как-то уравновесить трусость отца, Вибол совершит какую-нибудь глупость.
У них над головами пронзительно завизжала обезьяна. Сория подумала о своих сыновьях, которые сейчас были в джунглях совершенно одни, и ее прошиб холодный пот. Она, вскормившая их грудью, не могла представить себе мир без них.
— Но что мы будем делать? — снова спросила она и задумчиво потерла лоб.
Боран взглянул на боевой топор, который он взял у погибшего кхмерского воина.
— Чамы все равно придут в джунгли. Они не станут торчать в городе без дела, как тигр рядом со своей добычей.
— Значит, нам нужно уходить? Спасаться бегством?