Джон Шорс - Танцующая на лепестках лотоса

И когда-нибудь, когда сыновья крепко станут на ноги и у них все будет хорошо, он последует за ней. Он почувствует, как его уносит ветром ввысь, как сейчас унесло ее. Он взмоет в небо и посмотрит оттуда на своих близких, смакуя каждое воспоминание о них и лелея ту ниточку, которая всегда будет связывать их всех вместе.

Теперь его сыновья были свободными. И находились в безопасности.

Сознавая это, он может спокойно отдохнуть. А в один прекрасный день он упокоится рядом с ней.

Чуть позже в этот же день тысячи кхмеров под стенами Ангкор-Вата праздновали победу короля Джаявара. Несмотря на царившую вокруг храма суматоху, в «комнате эха» было тихо. Асал и Воисанна стояли там рядом, взявшись за руки и прижимаясь спинами к каменной стене. Они били себя кулаком в грудь, слушали отдаленный колокольный звон и посылали небесам благодарственные молитвы.

Оба улыбались.

— Я очень рада, — сказала Воисанна, — что столько подруг Чаи остались в живых. Она так счастлива оказаться снова вместе с ними.

Асал кивнул. Ему до сих пор с трудом верилось, что все сложилось так удачно и что его мечты осуществились. Он думал, что погибнет, либо сам, либо вместе с Воисанной. А теперь он держал ее за руку и пытался убедить себя в том, что это не иллюзия, что каким-то невероятным образом он избежал множества несчастий и попал в место, где царит красота и где испытываешь одно лишь удовлетворение.

— Я тебе когда-то говорил, — тихо произнес он, — что, когда я впервые увидел Ангкор-Ват, я был… так поражен его величием и волшебной красотой, что понял: кхмеры очень хорошие и благородные люди. Чтобы создавать такие башни, такие чудеса, нужно иметь чистое сердце.

— Это верно.

— Но вот чего я не знал, моя госпожа, и о чем даже не догадывался, так это о том, что я влюблюсь в кхмерку, в женщину, которая заставит меня ощутить в себе больше жизни, чем когда-либо до этого.

Она поднесла его руку к своим губам и поцеловала ее.

— И что нам делать теперь, когда война закончилась? — Она снова поцеловала его руку, а потом ласково куснула за большой палец. — Я не наскучу тебе, если меня уже не нужно будет ни от кого спасать?

— Как знать! — задумчиво произнес он, чтобы поддразнить ее.

Воисанна рассмеялась и толкнула его.

— И это все, что ты можешь мне сказать?

— Нет.

— Что это ты вдруг притих? Куда подевался мой отважный чам?

Сердце в груди его взволнованно забилось. Он начал было говорить, но с улыбкой умолк. После паузы он сказал:

— Я хотел тебя кое о чем спросить. Этого вопроса я никогда в жизни никому не задавал и надеюсь, что и не задам больше.

— Что же это за вопрос?

Он встал к ней лицом и взял ее за обе руки.

— Мне очень приятно называть тебя «моя госпожа». Но было бы несравненно приятнее называть «моя жена». Разделишь ли ты со мной жизнь, Воисанна? — Он склонил перед ней голову. — Наибольшее для меня удовольствие — это каждый день видеть первым и последним твое лицо.

Она поднялась на цыпочки и, прижавшись к нему, поцеловала его в губы.

— Только я буду закрывать глаза последней. Не хочу оставлять тебя. Даже на время сна.

— Означает ли это «да»?

— Это «да», и еще тысячу раз «да».

Не раздумывая, он обхватил руками ее бедра и приподнял ее, продолжая смотреть ей в глаза. Она была такой легкой, хоть и стала самой действенной силой в его жизни. Он был готов умереть за нее, готов посвятить ей весь остаток своей жизни.

— Мне хочется кричать, — улыбаясь, сказал он. — Хочется крикнуть богам «спасибо».

— Так крикни. И пусть они услышат тебя.

Он смотрел в темноту у себя над головой и чувствовал, как внутри у него разрастается что-то незнакомое, неуемная радость, какой он никогда не испытывал и даже не мог себе представить нечто подобное. Он ощутил в себе силу более мощную, чем ярость битвы, чем страх смерти. Она продолжала нарастать, расцвечивая его душу незнакомыми огнями. Эта радость поднимала его ввысь, уносила настолько близко к богам, как никогда до этого.

И ему не нужно было подавать голос, не нужно было громко кричать, потому что боги знали, что он думает и что он чувствует.

Они ликовали на небесах вместе с ним.

Джаявар и Аджадеви стояли возле верхушки башни Ангкор-Вата и смотрели оттуда на свой город. На громадную территорию храмового комплекса пришли кхмеры всех возрастов и сословий, чтобы отпраздновать победу. Люди веселились, пели и молились. Еще до начала праздника они все вместе уничтожили любые следы пребывания в стране чамов. На многих домах и даже башнях далеких храмов висели флаги, под которыми победители шли в бой.

Аджадеви взглянула на верхушку самой высокой башни Ангкор-Вата, которая сияла в лучах заходящего солнца. Она любовалась храмом, а затем перевела взгляд на храмовый ров, на толпы людей, собравшихся на его берегах и плещущихся в воде. Она ощутила единство своего народа, и ее охватило чувство гордости за него.

Она повернулась к Джаявару, на котором была яркая набедренная повязка с узором из разнообразных цветов на зеленом фоне, а на поясе висела золотая сабля его отца. На шее и запястьях были украшения с драгоценными камнями. Он не хотел наряжаться, но она настояла на этом. Чтобы править, как король, он должен выглядеть, как настоящий король.

На помосте, где они стояли, больше никого не было. Вскоре они спустятся к своему народу, но пока им хотелось побыть одним. Они стояли лицом к заходящему солнцу и держались за руки.

— Враг ушел, — сказал Джаявар, кивнув на север и вспоминая, как он вернулся с армией в Ангкор, захватил боевых слонов и прогнал остальных чамов со своей земли. — Разведчики докладывают мне, что немногочисленные чамы, выжившие после сражений, в смятении бежали.

— И все же ты должен быть готов к тому, что они вернутся.

— Да, но что говорят тебе твои знаки? Каким тебе видится наше будущее?

Она посмотрела в сторону солнца. Оно было сейчас не красным, оттенка крови, а более светлым, почти золотым.

— Я вижу мощную кхмерскую армию. Я вижу силу. А еще я вижу мир и процветание.

— Это хорошо, — улыбаясь, отозвался он. — Потому что мы уже и так потратили более чем достаточно сил на бессмысленное разрушение. Пришло время строить.

— Расскажи мне, что ты будешь строить.

— Дороги и лечебницы, храмы и сады. Я хочу накормить голодных, вылечить больных. Я хочу, чтобы наша страна сохранилась в веках, чтобы она была известна как одна из самых величественных за всю мировую историю. — Он улыбнулся каким-то своим мыслям. — Легко сказать! Я понимаю, сколько усилий для этого придется приложить.

— А ты сам? Чего ты хочешь для себя лично?

— То, чего я хочу, у меня уже есть, — ответил он, глядя ей в глаза. — Все мои желания связаны с моим народом и с тобой.

Она провела пальцем по шелковой повязке у него на предплечье.

— А как же твой наследник?

— Если родится мальчик, Нуон воспитает его. Но учить его будем мы с тобой. Мы будем учить его и будем его любить.

Кивнув, она про себя повторила его слова, чувствуя, как в груди разливается приятное тепло.

— Нам пора идти. Народ ждет тебя. А Бона просил взять его на охоту.

— Рядом с ним я чувствую себя счастливым.

Она стала уже разворачиваться, чтобы уйти, но Джаявар остановил ее, взяв за руку.

— Погоди, — сказал он. — Давай дождемся заката.

— Почему?

— Потому что он будет очень красивым. И я хочу поделиться с тобой этой красотой.

По губам ее скользнула улыбка, и она подошла ближе к нему. Большое и яркое солнце коснулось горизонта, заливая прощальными лучами уходящие вдаль холмы и башни далеких храмов. Краски становились все более сочными, насыщенными, словно это какой-то божественный дух вдохновенно рисовал пейзаж.

— Будь со мной всегда, — сказал он.

— А как же иначе? — отозвалась она, коснувшись рукой его лица и искренне веря в то, что так и будет.

Хотя о тех, кто населял древний Ангкор, мы знаем мало, доподлинно известно, что в 1177 году чамский король Джая Индраварман IV неожиданно напал на кхмеров. Несмотря на то что Джая Индраварман одержал громкую победу, принц Джаяварман VII и его любимая жена Джаяраджадеви отказались сложить оружие. Ради стройности повествования я упростил их имена и сократил время, которое они провели, скрываясь в лесах. На самом деле на то, чтобы собрать армию, у них ушло четыре года.