— Но ведь тогда они умрут с голоду, ваша светлость, — управляющий был крайне встревожен. Такая мера затрагивала как интересы герцога, так и его собственные интересы, ибо он и сам неплохо наживался, существенно недоплачивая поденщикам за их труды. — Зимой у них и так совсем нет денег.
Сабатин пожал плечами:
— Ну ладно. Отсрочьте повышение ренты до наступления весны.
Но когда пришла весна, управляющий не стал напоминать хозяину об этих проблемах. У него и так хватало забот, потому что герцогиня взялась проверять книги учета поступления ренты и обнаружила в них несовпадение цифр, которое указывало на то, что разницу между реальным и заниженным доходом управляющий клал себе в карман. Жасмин не успокоилась, пока не разоблачила все его махинации и он не был с позором уволен. На его место приняли другого человека, более соответствовавшего требованиям Жасмин.
Расследование деятельности бывшего управляющего не привело к прямым контактам между Жасмин и Сабатином. Все, что ей нужно было сообщить ему, она записывала и оставляла бумагу на столе, так же как люди оставляли петиции королю по утрам в понедельник и ждали затем результатов. С того самого дня, когда на нее перестали накрывать, если к столу выходил Сабатин, он полностью игнорировал ее и перестал ломать комедию, изображая при слугах вежливого и почтительного мужа. Это нисколько не повредило ей в чужих глазах. Отремонтированные хижины арендаторов и увольнение управляющего укрепили влияние Жасмин, и она продолжала пользоваться значительным и даже возросшим авторитетом. Настроение слуг было теперь не таким враждебным, как раньше, в те дни, когда герцогиня не давала им ни минуты покоя, придираясь из-за каждой пылинки. Людям же, нанятым совсем недавно, их госпожа казалась милой, спокойной женщиной, служить которой было легко и приятно.
Теперь, когда Сабатин совершенно не замечал ее присутствия, Жасмин дышалось куда легче. Если им доводилось случайно встретиться, то Сабатин смотрел остекленевшими глазами на жену так, словно она была невидимкой, и его взгляд пронзал Жасмин насквозь. Это случалось, когда он, пошатываясь, брел из столовой в свои покои и не мог сосредоточить взгляд мутных, осоловелых глаз на каком-либо предмете или человеке.
Он продолжал развратничать со служанками, что неизбежно приводило к печальному для девушек результату. Они беременели, и как только их состояние становилось видно невооруженным взглядом, экономка тут, же увольняла несчастных. И хотя по старому обычаю девушек, ставших жертвами герцога-соблазнителя, принято было выставлять за ворота замка без всякой денежной компенсации и рекомендательных писем, Жасмин в корне изменила это положение и позаботилась о том, чтобы бедняжки, не смевшие противиться похоти своего повелителя, получали и то, и другое. Она щедро вознаграждала их, выдавай дополнительную сумму на то, чтобы можно было снять жилье. Ведь после рождения ребенка им нужно будет не только питаться, но и иметь крышу над головой.
— Раньше я часто желала, чтобы мой муж допился до смерти, — заметила как-то раз Берта в беседе с Жасмин. — Но незадолго до отъезда сюда я встретила одного знакомого, который сообщил, что этот негодяй жив-живехонек и хлещет вино, как и прежде.
— Если ты полагаешь, что я желаю той же участи Сабатину, то ошибаешься, — ответила Жасмин, подумав о том, что иногда мысли Берты были весьма прозрачными. — Теперь, когда каждый из нас живет собственной жизнью, независимо друг от друга, я больше не боюсь его, как боялась раньше. Ни он, ни я не можем уехать отсюда без разрешения короля, и не имеет значения, кто из нас умрет первым. Разница будет лишь в том, что если овдовею я, то наследник Сабатина либо позволит мне остаться в замке, либо выселит в домик у ворот.
— А кто его наследник?
— Кузен, который сейчас служит при дворе, граф Арман де Вальверде. Генриэтта рассказала мне о нем, когда впервые приехала сюда.
В жизни часто случается, что стоит только впервые за несколько лет упомянуть имя человека, который давно не появлялся, как очень скоро он совершенно неожиданно приезжает в гости. Так и произошло. Через несколько дней после достопамятного разговора Генриэтта сообщила Жасмин, что Арман де Вальверде посетит замок и прогостит здесь несколько недель.
— Ты должна сшить себе несколько новых платьев, — возбужденно воскликнула Генриэтта, — и снова занять свое место за столом, пока Арман не уедет!
— А если я откажусь?
— Пожалуйста, не нужно, я умоляю тебя! — Генриэтта была похожа на перепуганную взъерошенную птичку, часто-часто замахав рутами в воздухе. — Ведь это будет первый гость, которого примут в замке не только за то время, что ты прожила здесь, но и за многие предыдущие годы. Сабатин впервые за время ссылки узнает, чем дышит сейчас двор. Он придет в ярость, если ты разозлишь его, и выместит свою злобу на мне…
Берта негромко пробормотала сквозь зубы:
— …Или на вас, мадам. Так что будьте благоразумны и соглашайтесь.
Жасмин, которой не понравилось, что ей подсказывают, кивнула:
— Хорошо, Генриэтта.
— Кто знает, — сказала Берта после того, как Генриэтта ушла, — может быть, из этого выйдет какая-нибудь польза.
Жасмин явно переоценивала то нетерпение, с каким ждал приезда своего родственника Сабатин. Он заказал себе новую одежду из Парижа и стал меньше пить. Кузены были почти ровесниками. Проведенная вместе бурная молодость навсегда сблизила их, и узы дружбы, более тесной, чем можно было предположить между двоюродными братьями, не прерывалась никогда. В мозгу у Сабатина засела навязчивая мысль убедить Армана выступить за него ходатаем перед королем. Что мешало, в конце концов, королю отменить указ о его ссылке, между тем как Жасмин могла бы остаться на прежнем месте в замке Вальверде?..
По прибытии Армана поразил новый, великолепный облик замка. Казалось, он подмигивал приезжему всеми своими ярко сиявшими на солнце свежевыкрашенными стеклами — от нижних ярусов до самого верха башен, а цветники, аккуратно подстриженные кусты и лужайки могли поспорить изяществом с Версальскими садами. Разница заключалась лишь в масштабах. Армана, однако, больше удивляло другое обстоятельство: его кузен был женат вот уже седьмой год, но брак этот не принес наследника, который мог бы оспорить права Армана на замок Вальверде. Гость не забыл о том, что к замку прилегали бескрайние земли с тучными пашнями, обширными плантациями грецкого ореха и превосходными лесами, где обитало много дичи, и теперь не исключалась возможность того, что все эти богатства перейдут во владение другой ветви рода Вальверде, представителем которой и являлся Арман. Он уже готов был считать это поместье своим, ибо знал, что во времена мушкетерской юности Сабатин зачал несколько бастардов и, следовательно, вина за отсутствие потомства лежит на его супруге.
Стройный и сухощавый Арман был чуть ниже ростом, чем его кузен, которого он приветствовал с искренней любовью, спешившись у крыльца. Он не показал вида, что поразился тому, как резко изменилась к худшему внешность Сабатина. Заплывшее нездоровым жиром тело и особенно гигантский живот, выпиравший вперед, делали кузена похожим на ходячую винную бочку. О нездоровом пристрастии к алкоголю говорили также налитые кровью глаза и опухшее лицо. В, те времена сосланные вельможи обычно спивались, и Арману, конечно же, это было известно, но, тем не менее, ему стало не по себе при виде того, как его родственник катится по той же дорожке.
— Как здорово снова встретиться с тобой, Сабатин! — с чувством воскликнул он.
— А уж я рад твоему приезду так, что даже не могу выразить словами. Сознавать, что тебя не забыл твой ближайший родственник, — это ли не главное утешение? Даже твои дети не забывают черкнуть мне письмецо от случая к случаю.
Арман, уже дважды овдовевший и имевший взрослых детей, вовсе не горел желанием жениться в третий раз, тем более что в Париже у него была очаровательная любовница, которую он не стал брать с собой из уважения к хозяйке замка. Жасмин запомнилась ему как одна из самых прелестных девушек, появлявшихся при дворе, и его нисколько не удивило то, что она расцвела и превратилась в восхитительно красивую женщину. Правда, ее красота имела оттенок ледяной отчужденности.
— Добро пожаловать в замок Вальверде, кузен Арман! — вежливо и довольно равнодушно приветствовала она гостя. — Смею надеяться, что вам понравится у нас и даже весь блеск и очарование Версаля не скоро заставят вас покинуть поместье Вальверде.