Жасмин пришлось мириться с несносным присутствием герцогини Шовен целых две недели. Именно, столько времени прошло, пока, наконец, трое собутыльников Сабатина не решили оставить замок Вальверде. Эти пожилые развратники только и делали, что скакали на лошадях по утрам, а остальное время посвящали картам и вину. Грубые и примитивные шутки, которыми они забавлялись, подходили больше безусым школярам, но никак не вельможам почтенного возраста, пусть даже и ссыльным.

После их отъезда Жасмин вздохнула с облегчением и смогла наконец-то продолжить несколько знакомств, завязавшихся на балу. К ее великому сожалению, Арман в это время уже должен был возвращаться в Версаль. Вид у него был довольно неважный, потому что ему пришлось много пить вместе с Сабатином и его гостями и вдобавок он чувствовал тяжкий груз вины.

— Боюсь, что я оказал вам плохую услугу, Жасмин, — прощаясь, сказал ей Арман очень серьезно. — Мне ни в коем случае не следовало опять сводить Сабатина с этими людьми. Могут возникнуть серьезные неприятности.

— Мой муж своим капризным характером так или иначе, но всегда напрашивается на неприятности, — печально ответила Жасмин, — не беспокойтесь об этом, Арман. Без вашего, такого своевременного вмешательства, я никогда бы не вкусила вновь удовольствия светской жизни, а Сабатин не принял бы приглашения на охоту от двух здешних дворян. Опять оказаться в седле охотничьей лошади значит для него гораздо больше, чем можно себе представить. — Она подняла голову, и ее лицо осветилась доверчивой и признательной улыбкой: — Вам вовсе не стоит тревожиться по пустякам. Хуже, чем было, уже не будет.

Позже ей пришлось вспомнить эти слова.

ГЛАВА 2

Идея заказать портрет Жасмин первому принят в голову Лоренту. Двенадцать лет минуло с тех пор, как он в последний раз видел дочь. В Шато Сатори висели два ее портрета: один был написан, когда ей исполнилось пять лет, а другой — перед самым ее шестнадцатилетием в те блаженные дни, когда никто и не предполагал, что впереди их всех ждут грозные беды. Она была совсем еще девочкой, оставляя навсегда родной дом, а Лорент хотел видеть на портрете взрослую женщину, какой она стала.

За истекшие годы здоровье его поправилось настолько, что он мог уже передвигаться, чуть волоча больную ногу, с помощью трости или опираясь на руку Маргариты. По сути, им пришлось опять строить жизнь заново, собирая ее из разбита осколков. И все же пустота, зиявшая после исчезновения Жасмин, до сих пор так и не была заполнена. Конечно, если бы у нее была возможность регулярно посещать своих родителей, все сложилось бы по-другому. Однажды из уст Лорента прозвучало предложение, чтобы Маргарита съездила в Перигор, хотя перспектива даже ненадолго остаться одному вызывала у него неосознанный страх.

— Теперь, когда Жасмин больше не связана необходимостью оставаться в пределах замка, ты могла бы снять номер в городской гостинице и встретиться с ней там, — отважно промолвил Лорент, напустив на себя беззаботный вид, за которым прятался ужас одиночества. Маргарита была его главным оплотом, его утешительницей, хранительницей его жизни и, самое главное, его другом и возлюбленной. К его невыразимому облегчению, она отказалась.

— Мое место здесь. Жасмин молода и вынослива, а мы с тобой уже старики и нуждаемся друг в друге. — Она поцеловала мужа, стараясь не выказывать своего страстного желания увидеть дочь, но дорога туда отняла бы слишком много времени, и Лорент мог не выдержать долгого одиночества. Она не решалась покидать его более чем на час, потому что после первого случившегося с ним удара последовало еще несколько, и каждый, несмотря на кажущуюся незначительность, отбрасывал его назад, чуть ли не в первоначальное состояние тяжело больного человека. И Маргарита всегда со страхом ожидала, что следующий приступ окажется роковым. Она с радостью восприняла идею заказать портрет. Это было почти то же самое, что снова увидеть Жасмин.

— Я приглашу лучшего художника, какого только можно найти в Париже, — сказал Лорент с энтузиазмом. — Кстати, кто писал последний портрет короля, который все так хвалили?

Они вместе составили и отослали письмо художнику, но прежде, чем от него пришел ответ Лорент скончался. Однажды утром Маргарита проснулась в их постели и обнаружила, что муж больше не дышит. Он умер тихо, во сне.

— О, мой дорогой… — прошептала Маргарита и слезы хлынули у нее из глаз, когда она взяла его руку, как делала бессчетное количество раз в прошлом, если нужно было подбодрить и успокоить Лорента. — Я любила тебя больше, чем ты думал…


Печальная новость достигла и Версаля. Барон достойно послужил преумножению архитектурной славы этого знаменитейшего дворца. Людовик написал собственной рукой письмо с выражением искренних соболезнований вдове покойного. Однако при этом он не вспомнил или не захотел вспомнить Жасмин.

У Людовика и в самом деле хватало забот, но не в пример своему прадедушке, он не любил постоянно находиться в центре всеобщего внимания. Разумеется, ему приходилось по-прежнему проделывать скучнейшую процедуру официального отхода ко сну и подъема в государственных спальных покоях, но спать там он решительно отказался. У него была куда более удобная спальня недалеко от официальных апартаментов, которую он приказал устроить для себя в пустовавшем помещении, чтобы избежать назойливого любопытства придворных. Это дало ему возможность вставать гораздо раньше положенного часа и заниматься важными государственными делами у себя в кабинете, а затем, накинув на ночную рубашку халат, он спешил в государственные спальные покои, чтобы успеть к началу официальной церемонии подъема. Разбудить короля по должности полагалось его главному постельничему. Ночью, после отхода ко сну, он часто вновь одевался и, выскользнув без липшего шума из дворца, инкогнито посещал балы и другие ночные развлечения в Париже. Его сон был очень коротким: четырех-пяти часов в сутки, не более, вполне хватало ему для восстановления сил. Целый лабиринт тайных коридоров и переходов, сделанных по его личному указанию, помогал королю успешно скрываться из Версаля в сопровождении одного-двух спутников. Но, к чести Людовика, следует отметить, что он всегда высоко ставил свою монаршью честь и не допускал никаких глупых выходок, да и вообще с неприязнью относился к разврату и кутежам.

И все же ему пришлось обзавестись любовницей, хотя и против своей воли. Этого никогда бы не случилось, если бы не набожность Марии, под различными предлогами часто уклонявшейся от исполнения супружеских обязанностей. В конце концов, король потерял всякое терпение. В оправдание королевы следует сказать, что она уже родила десятерых детей и, конечно же, устала от постоянных беременностей, но Людовик все же продолжал испытывать к ней очень теплые чувства, хотя теперь они все больше отдалялись друг от друга. Мария замкнулась в узком кружке друзей, один вид которых навевал на короля скуку, и не желала посещать с ним веселые празднества, устраивавшиеся во дворце, как он ее ни упрашивал. И тогда он вынужден был искать утешения на стороне, в обществе женщин более молодых, чем королева: Людовика больше не привлекали те, кто был старше его, как это случилось, когда он влюбился в Жасмин и Марию.

Жасмин… Ее лицо внезапно возникло в его памяти откуда-то из глубин небытия. Молодая, в расцвете юности, она на секунду промелькнула перед ним словно наяву и затем мгновенно исчезла, как птица в полете.


В замке Вальверде Жасмин крепилась изо всех сил, стараясь мужественно переносить обрушившееся на нее несчастье. Если бы отец скончался несколькими годами раньше, когда она находилась в состоянии острого душевного кризиса, на который накладывались физические и моральные страдания, вызванные еженощным насилием со стороны мужа, Жасмин, вне всякого сомнения, погрузилась бы в постоянную меланхолию, поскольку горе ее невозможно было бы измерить. К счастью, теперь она уже была не той изумленной девочкой, которую судьба внезапно ввергла в бездну ненависти, а зрелой женщиной, способной вести себя рассудительно и с достоинством.

Хотя Сабатин никогда теперь не приближался к ней, а дверь между их спальнями была постоянно заперта с ее стороны на ключ, а с его — на засов, ей приходилось терпеть его издевательства в иных формах после бала, когда он возобновил знакомство с тремя опальными вельможами, дружками его версальских дней. Она почувствовала огромное облегчение, когда Сабатин уехал погостить к ним. Они завели обычай, согласно которому все ездили в гости друг к другу по очереди. Теперь ее муж частенько отсутствовал в замке Вальверде целыми неделями, но за это блаженство приходилось платить в полной мере, когда все трое приезжали к Сабатину с ответным визитом. Герцогиня Шовен больше не показывалась в замке Вальверде. Хотя Жасмин и недолюбливала эту капризную, самонадеянную женщину, однако она не могла не сочувствовать ей, представляя, что творилось в их замке, когда там проходило очередное сборище этих пропойц и дебоширов. Ей казалось, что госпожа Шовен питала инстинктивное отвращение ко всей этой компании.