— Я отняла у вас слишком много времени, так ведь? — спросила она взволнованно. — Да, конечно, я поступила непростительно эгоистично, позволив своим горестям вытеснить из моей головы все остальное. Естественно, вы хотите закончить портрет как можно быстрее.
Мишель легонько взял её подбородок с обеих сторон кончиками пальцев и, чуть приподняв, заглянул ей в глаза.
— Неужели вы и в самом деле полагаете, будто в этом заключается главная цель моего пребывания здесь? Время потеряло для меня всякое значение. Я его не замечаю, пока могу видеть вас, слышать ваш голос и быть рядом с вами.
Пылкий взгляд Мишеля вызвал в Жасмин такую радость, что ей с трудом удалось сохранить внешнее самообладание. Она чувствовала себя так, словно ее сердце готово было разорваться от переполнившего его счастья. Оно не могло больше сдерживать любовь, которая родилась и окрепла в нем с того самого дня, когда Жасмин узнала о подлинных чувствах к ней Мишеля. На этот раз она не бросилась очертя голову в любовный омут, как это случилось у нее в девичестве с Фернандом. Теперь ее не могли увлечь просто симпатичное лицо или пробуждающаяся чувственность. Любовь возникала шаг за шагом, путем познания характера, мыслей и взаимных интересов. Только такая любовь имела под собой прочную основу и, однажды проникнув в сердце, оставалась там навсегда.
— Я никогда не думала, что услышу такие слова, — прошептала Жасмин с восхищением. — Я надеялась, что вы испытываете такие чувства ко мне, но то, что вы сказали, сделало меня невероятно счастливой.
— У меня есть о чем еще сказать вам… — Нежно обняв ее за талию, Мишель привлек Жасмин к себе и ласково погладил по спине. — Я люблю вас. Мне хотелось держать вас в своих объятиях с тех пор, как я впервые увидел вас.
За секунду перед тем, как его страстный рот запечатлел поцелуй на чудесных, ждущих губах Жасмин, Мишель заметил, что в ее глазах промелькнул страх, а затем она опустила веки и покорно прильнула к его груди. Такая более чем благосклонная реакция женщины на его признания в любви опьяняла Мишеля. Ни он, ни она не желали прерывать этот сладостный поцелуй, в котором выражалась и их любовь, и взаимное желание. Когда же все-таки их уста разомкнулись, они долго смотрели, улыбаясь, друг на друга, а затем Мишель стал покрывать ее лицо нежными трепетными поцелуями, мелкими и частыми. После этого он опять обнял возлюбленную и, прижавшись щекой к ее щеке, а другой рукой бережно охватив ее плечи и поддерживая ее затылок ладонью, попросил о том, о чем любой мужчина попросил бы при таких обстоятельствах женщину, ответившую взаимностью на его любовь:
— Позвольте мне придти сегодня ночью в вашу комнату…
Она не могла пустить его в ту постель, где довелось познать столько боли и унижений. Вместо этого она пришла в его спальню, и луч лунного света вел ее по этому пути любви. Призрачная фигура в струящейся серебряным блеском белоснежной ночной сорочке и халате из тончайшего батиста, с длинными, распущенными по плечам шелковистыми волосами, доходящими до пояса — такой Жасмин предстала перед Мишелем на пороге его комнаты. Он ждал ее, и она сразу упала в его объятия.
И все же сначала она вся сжалась в напряженный комок, закрыв рукой глаза, как перепуганная девственница в первую брачную ночь. Он разглядел несколько шрамов на ее прекрасном теле и сделал соответствующие выводы. Успокоив Жасмин ласковыми прикосновениями губ и языка и почувствовав, что ее тело расслабилось, Мишель с необычайной осторожностью раздвинул ее ноги и вошел в нее так нежно, словно они оба были невинными юношей и девушкой, впервые предающимися этому величайшему из всех земных наслаждений. Легкое касание его гладкой кожи, горячие уверения в беззаветной любви и преданности, произносившиеся шепотом, громкое биение двух сердец вытеснили из ее сознания и прогнали прочь все тени прошлого. Она убрала с глаз руку и увидела лицо любимого прямо над собой.
— Моя дорогая Жасмин, я никогда еще не любил ни одну женщину так, как люблю тебя! Всю свою жизнь я ждал этой ночи, но не подозревал об этом, пока мы не встретились.
Охваченная восторгом, она полностью отдалась ему, не помышляя ни о чем, кроме желания навечно слиться с Мишелем, стать с ним одним целым.
После этого они все ночи проводили вместе.
И лишь Берта обо всем догадалась и порадовалась тому, что Жасмин наконец-то удалось обрести свое счастье. Днем Мишель продолжал работу над портретом Жасмин. Она сидела в кресле, обтянутом золотой парчой, и установленном на помосте. Задний план был задрапирован портьерами из цветастого шелка. На этом месте Мишель решил изобразить Шато Сатори, выполняя волю баронессы Пикард. Необходимые эскизы были сделаны им заранее, перед тем, как отправиться в Перигор. Атласное платье Жасмин цвета топаза представляло собой последний крик парижской моды: с кринолинами, расширявшимися на бедрах, корсетом, туго зашнурованным на спине, и юбкой в виде перевернутой буквы V, из-под которой кокетливо выглядывала нижняя юбка из кремового шелка, вышитого узорами. Казалось, что бледно-желтые розы падают вниз и собираются в букеты у кромки.
Перед тем, как Жасмин начала позировать, портрет Сабатина приобрел, наконец, свой окончательный вид и был вынесен из студии шестью слугами, которые стащили его, пыхтя и обливаясь потом, вниз, где вставили в огромную раму — настоящее произведение искусства резчиков по дереву и позолотчиков. Теперь в северном зале, превращенном в студию, не осталось ничего, что могло напоминать Мишелю и Жасмин о присутствии здесь ее мужа. Они забыли об этом человеке, словно он никогда и не существовал.
Время для Жасмин исчезло, потеряло всякие ориентиры, потому что она не сводила взгляда с Мишеля, не переставая любоваться им, когда он с напряженным выражением лица появлялся из-за полотна с кистью в одной руке и палитрой в другой, тщательно всматриваясь в ее черты. Иногда она, чтобы подразнить его, корчила смешные гримасы. Мишель улыбался в ответ, но тут же, спохватившись, напускал на себя серьезный вид и строго грозил ей кисточкой. Их любовь не знала границ, но оба они прекрасно сознавали, что время, отпущенное им, стремительно истекает и продлить его никак невозможно. Но им не хотелось тратить ни минуты на глупые размышления о том, что все могло бы быть по-другому, если бы судьба свела их на много лет раньше. Это был их звездный час, и они хотели воспользоваться им в полной мере.
Оба мучительно страдали от необходимости появляться раздельно во всех остальных помещениях замка. Он сходил с ума всякий раз, когда Жасмин приходила ночью к нему в комнату с опозданием на несколько минут против обычного срока. Когда она переступала порог, Мишель подхватывал ее на руки и кружился с ней по комнате, обезумев от счастья.
Однажды она задержалась надолго. Берта поскользнулась и, упав, растянула руку. Жасмин туго забинтовала ей запястье, дала глоток коньяка, чтобы избавить от боли, и проводила в комнату. Когда она, вернулась в свою спальню, намереваясь задуть свечи перед тем, как идти к Мишелю, то обнаружила, что тот уже ждет ее там.
— Не здесь! — выдохнула Жасмин с отчаянием, когда Мишель приготовился взять ее на руки и положить в постель. — Не в этой комнате…
Она отвернула лицо, но Мишель ласково взял ее за подбородок большим и указательным пальцем правой руки и еле заметным, но настойчивым движением заставил снова посмотреть ему в глаза.
— Именно здесь, — тихо произнес он. — А где же еще я смогу помочь тебе избавиться от твоих кошмаров?
И он действительно сделал это, очистив ее спальню от призраков ужасных, позорных воспоминаний. Впоследствии пребывание в этой спальне всегда вызывало у Жасмин ассоциации с той ночью, когда ей выпало счастье испытать самые утонченные наслаждения, какие, наверное, не выпадали ни одной женщине на свете, кроме нее. С тех пор она засыпала здесь с блаженной улыбкой на устах, Вновь мысленно переживая те незабываемые мгновения.
Портрет был закончен. Мишель сам собирался отвезти его Маргарите. Лакеи вставили портрет в изящную раму, покрытую позолотой, и тщательно упаковали. И все же художник никак не мог заставить себя сесть в карету и всякий раз под благовидным предлогом откладывал свой отъезд. Жасмин пылко убеждала его покинуть замок Вальверде до возвращения Сабатина, но все было напрасно, и тогда приготовься уехать сразу, как только покажется карета Сабатина, — умоляла она Мишеля. — Мы с тобой не сумеем скрыть наших подлинных чувств друг к другу, если будем прощаться у него на глазах.