Мария-Антуанетта обвила его шею руками, и супруги поцеловались в знак того, что все недоразумения между ними окончательно улажены. Некоторое время они оставались вместе, не размыкая объятий: он по-прежнему сидел в кресле, а она стояла возле него на коленях. Вскоре королева покинула его в состоянии крайнего нервного истощения, ведь за очень короткий промежуток времени ей пришлось пережить целую гамму эмоций — от любви, страха, сострадания и печали до облегчения. Ее предложение отослать Акселя в Швецию было игрой, в которой она пошла со своего последнего и самого крупного козыря и выиграла.
После ухода Марии-Антуанетты Людовик снова дал волю слезам. Его жена любила Акселя фон Ферзена всем сердцем, в этом у него не было никаких сомнений. Но он сам слишком сильно любил ее, чтобы в теперешней жизни, полной неожиданных и суровых ударов судьбы, лишать ее тех маленьких радостей, которые она испытывала, изредка видясь с графом. Но если она захотела именно так распорядиться своими чувствами, что ж, пусть будет так, как ей хочется.
Следующая встреча Розы с Ричардом произошла на концерте, куда он сопровождал британского посла, хорошо ей знакомого. Они обменялись несколькими дежурными фразами, прежде чем Роза заняла свое место в зале среди других фрейлин. Хотя они сидели далеко друг от друга, она ощущала его присутствие так остро, словно вокруг, кроме них двоих, не было никого. Это смятение чувств привело к тому, что она аплодировала музыкантам чуточку громче, чем было необходимо, и старалась изо всех сил не смотреть на Ричарда во время ужина в салоне Венеры. Досада, вызванная тем, что он не подходил к ней, смешивалась с удовлетворением: ведь ей удалось заставить его почувствовать себя совершенно забытым. Затем она случайно натолкнулась на его взгляд в зеркале и, к своему немалому смущению, ощутила, как с головы до ног покрылась пунцовым румянцем. Когда же она отважилась бросить в его сторону еще один взгляд, то увидела, что Ричард разговаривает с какой-то хорошенькой особой и оба они весело улыбаются, явно наслаждаясь обществом друг друга. Посмотрев еще раз в ту сторону через пару минут, Роза обнаружила, что они уже ушли.
С того времени Роза начала выискивать Ричарда взглядом везде, где бы ей ни случилось бывать. В тот вечер, когда он, по ее мнению, должен был развлекаться в Париже, Роза увидела его за карточным столом в зале Зеркал, который, как всегда, кишел не столько игроками, сколько зеваками, облепившими столики. В Версале царила вольная атмосфера: королева находилась у себя в малом Трианоне, а король уединился в библиотеке за чтением. Раньше присутствие Марии-Антуанетты придавало особую пикантность любым развлечениям, но после скандала с алмазным ожерельем многие аристократы, происходившие из таких же древних фамилий, как и кардинал, воздерживались от посещений любых празднеств или вечеров в Версале, если знали, что там будет и королева, несмотря на то, что теперь она вела себя соответственно их представлениям о том, какой должна быть настоящая королева. Немало времени она уделяла обсуждению с королем вопросов внешней и внутренней политики. Она старалась экономить на всем, желая хоть как-то помочь стране выйти из полосы затяжного экономического кризиса, который с каждым месяцем все углублялся. Однако многие придворные словно не замечали всего этого и обижались, что королева пренебрегает ими, предпочитая их обществу компанию старых, верных друзей, навещавших ее в малом Трианоне.
Роза уже сидела за карточным столиком, когда вдруг ее взгляд случайно упал на Ричарда, обозревавшего зал Зеркал, стоя под аркой прохода из зала Войны. Высокий, широкоплечий, в шелковом малиновом камзоле отличного покроя, который подчеркивал несомненные достоинства его фигуры, он выглядел весьма импозантно. Роза подумала, что он, должно быть, ищет ту женщину, с которой был тогда вечером на концерте, и пожелала ей успеха. Возможно, к ней на свидания он будет являться вовремя.
Глаза Ричарда медленно вбирали в себя все детали убранства этой великолепной галереи. Непринужденный смех и гул голосов был похож на гомон огромной стаи пестрых птиц, которых поймали гигантской сетью и выпустили в эту зеркальную клетку. Беспрестанное шлепанье карт о ломберные столики и стук костей почти заглушали звуки оркестра, который играл в зале Мира по другую сторону зала Зеркал. «Голубые мальчики» стояли наготове с колодами новых карт, запасными наборами костей и мешочками из голубого бархата, в которых удачливые игроки могли унести домой выигранное золото и вексели.
Ричард был убежден, что видит сцену из жизни высшего общества, которая скоро уйдет в прошлое. Франция уже находилась в состоянии брожения, и только эти беспечные обитатели Версаля продолжали жить так, словно до них через вечно открытые ворота дворца не доходили никакие тревожные известия. Сам Ричард не терял времени зря. Со дня своего возвращения он беседовал со многими французами, слышал гневные тирады против аристократии, звучавшие на улицах, побывал на встречах интеллектуалов и агитаторов. Он одевался всегда соответственно случаю, и никто не подозревал в нем иностранца. Не являясь шпионом в том смысле, что не охотился за государственными тайнами, Ричард, тем не менее, оказывал неоценимую помощь своему дяде в воссоздании подлинной картины того, что они оба называли сидением на бочонке с порохом, в который был вставлен зажженный фитиль.
Почему эти знатные павлины и разряженные павы не хотели понять, что их страна не может вечно оставаться в тисках той феодальной системы, всеми благами которой пользовались исключительно они? Ответ был прост — им не приходилось платить непосильных налогов, от гнета которых страдало остальное население. Буржуазия и крестьяне завидовали более справедливому и свободному общественному устройству Англии и почти бесклассовому обществу Соединенных Штатов: в этих системах, словно в зеркале, таком же чистом и блестящем, как и зеркала этой галереи, отражались их надежды и чаяния.
— Разрешите проводить вас к столику, сир? — проговорил подошедший к Ричарду «голубой мальчик». — Какую игру вы предпочитаете?
— Фараон. За столиком у второго окна есть свободное место. Его я и займу.
Роза увидела, как «голубой мальчик» повел Ричарда к столику, где сидела она. В этой игре, где ставки делались в зависимости от последовательности вытаскиваемых из колоды карт, большие суммы денег проигрывались и выигрывались очень быстро. Розе обычно везло в фараон, и поэтому она ждала начала игры с уверенностью заправского игрока.
— Добрый вечер, мадам маркиза, — произнес Ричард, поклонившись ей, и занял пустовавшее место. Она ответила на приветствие и представила ему двух знатных кавалеров, сидевших по обе стороны от него.
— Как вам понравился Париж, лорд Истертон?
— Просто нет слов, чтобы выразить мое восхищение. Там столько всевозможных развлечений, и к тому же меня постоянно приглашают в очень гостеприимные дома.
— Я слышала, что вы подарили королю и королеве какое-то редкое растение, привезенное вами из дальних странствий?
— Совершенно верно. Это орхидея.
— А приживется ли она в наших условиях?
— Она неплохо росла в теплицах у меня в поместье, откуда я ее и доставил сюда. А вы сама видели ее?
— Пока еще нет. — Она с деланым безразличием пожала плечами. — К тому же я не знаю, где ее искать.
— Я покажу вам.
Роза постаралась вложить в свой взгляд как можно больше ледяного холода, чтобы остудить его неуместный в данной обстановке пыл.
— Думаю, что не стоит этим заниматься, — сказала она равнодушным голосом, давая Ричарду понять, что его нерадивость и необязательность проявленные пару лет назад, исключают какие-либо иные контакты между ними, кроме официальных. — Я слишком занята и не могу тратить время на всякие пустяки.
Невозмутимое выражение его лица не изменилось, но в глазах появилась обида:
— Конечно, вы правы. Мне бы ни в коем случае не хотелось еще раз навязывать вам то, что вы не желаете делать.
У Розы внутри все закипело от возмущения и на щеках появились алые точечки, свидетельствовавшие о том, что ее гнев достиг предела. И это сказал человек, ради которого она, рискуя своей репутацией, отправилась в Бальную рощу и чуть было не впуталась в грязную историю! Если бы ее заметили, одному Богу известно, какие горы лжи нагородили бы о ней на процессе по делу об алмазном ожерелье…