Ди Уайет - Танцы в песках

Джеймс тихо спросил:

— А он — все еще живет в России, если это вам известно?

Павла покачала головой.

— Он умер двенадцать лет тому назад. Они, по крайней мере, снизошли до того, чтобы сообщить мне это. Я получила письмо — хотя вряд ли это можно назвать письмом. Скорее официальный документ — так, кажется, такие вещи называются. Пришло оно из посольства и извещало меня о смерти Никки. Я помню его очень ясно: этот документ будто выжжен в моем сердце: "Николай Ашков скончался естественной смертью 2 октября сего года, и мы приносим наши соболезнования".

— А ребенок? — мягко спросила Лизл. — Что случилось с ним?

— Ах, ребенок. Та прекрасная девочка, которая у меня родилась, стала твоей матерью, Лизл.

Лизл почувствовала, как у нее прервалось дыхание. Она подозревала некоторые подробности, но теперь некоторое время не в силах была произнести ни звука. Через какие страдания прошла ее бабушка! Бабушка всегда была ее главной опорой в жизни: ее и ее матери, и она до сих пор вспоминала детские годы, когда ждала подарков, присылаемых Бабушкой. Когда ей было наиболее трудно после смерти матери, бабушка всегда была рядом, поддерживала и любила ее. Лизл встала на колени возле бабушки:

— Спасибо, Бабушка, за все, что ты сделала для меня. Твоя жизнь была так нелегка. О, Бабушка, спасибо за все!

— И именно поэтому вы ответили на мое письмо и приехали к нам? — спросил Джеймс. — Вам было известно, что Лизл собирается выйти замуж за племянника Хэрриет Ловелл?

Павла кивнула:

— Я всегда поддерживала связь с Хэрриет, хотя эта связь была несколько односторонняя, по правде говоря. — Она глубоко вздохнула. — И моей идеей было послать сюда Лизл в отпуск. Я думала, что покой и тихое уединенное место излечат ее после той возмутительной чепухи, которую писали в прессе. Я, конечно, не предвидела, что красивый молодой человек — вы, Джеймс, — вознамерится похитить сердце моей внучки. Из тех нескольких писем, которые я получила от вашей тетушки за много лет, я так и не узнала о вашем существовании. Но когда я получила письмо Лизл — то, которое она послала мне перед отъездом во Францию — я поняла, что некий молодой человек значит для нее много больше, чем она признавалась в письме. Я поняла, что она очень опечалена тем, что тетушка его, кажется, задалась целью разрушить их союз — но Лизл никак не могла понять почему. Я-то поняла сразу, — печально произнесла Бабушка, — отчего Хэрриет столь ожесточенно настроена против моей внучки, и решила, что настала пора действовать. А потом пришло и ваше письмо, Джеймс, и я узнала, что вы любите друг друга оба. И вот я здесь — чтобы разрядить обстановку и пресечь вражду.

Хэрриет Ловелл повернулась к ним лицом.

— История будто повторяется, да, Павла? — Она оглядела всех и тихо добавила: — Думаю, теперь моя очередь сказать кое-что.

Она вновь села, поглядывая с улыбкой на Павлу, а затем — на Лизл.

— Когда я поняла, что Никки любит Павлу больше, чем меня, — тихо начала она, — я почувствовала обиду, злость и горечь. Она была так красива и талантлива, как никогда не была. А тут еще я узнала, что она ждет ребенка. Я не смогла этого вынести. Мне нужно было как можно скорее уехать из Берлина. Я любила когда-то Павлу как свою сестру. Я верила ей. И я знала, что она ничего не знала про нас с Никки. Да и как она могла знать, если я даже самой себе признаться не смела? Вам не представить моего отчаяния. Я возненавидела всех, в особенности возненавидела всех актрис. И все эти годы я прожила с ненавистью, разъедающей меня изнутри. Когда вы приехали, Лизл, — голос ее смягчился, и она взглянула Лизл в лицо, — в вашем лице я вновь увидела Никки: вы же знаете, вы очень похожи на него. Я действительно верила, что вы обманете Джеймса — как я уверила себя, что ваша бабушка обманула мое доверие; поэтому я решила сделать все, чтобы не допустить вашего брака. — Она протянула Лизл худую, костлявую руку. — Как же жестока и несправедлива я была к вам с Джеймсом. Сможете ли вы простить меня?

Лизл вскочила и встала на колени возле старой несчастной леди, которая причинила ей столько горя и неприятностей. Она взглянула в глаза Хэрриет Ловелл — и впервые поняла, как грустно и тяжело было ей жить все эти годы.

— Конечно, я простила вас, — заверила ее Лизл. — Каким-то образом, не знаю, почему, я всегда понимала, отчего вы такая.

Павла Эдриан встала и протянула к Хэрриет Ловелл руки.

— Столько лет прошло, Хэрриет; нужно оставить обиды в прошлом и начать жить настоящим.

Хэрриет кивнула, и ее рука схватила руки Павлы. Она улыбнулась:

— Да, пора. А теперь, полагаю, нужно устроить свадьбу твоей внучки и моего племянника.

Лизл почувствовала, как рука Джеймса сжала ее руку. Он ступил шаг вперед и одарил двух старых женщин своей неподражаемой улыбкой.

— Тетя Хэрри… Бабушка… Я обеих вас люблю, и никто другой так не рад, как я, что старые скелеты позабыты в шкафу. — Он обернулся к Лизл, взяв ее за руку. — Но, с величайшим уважением к вам, мы с Лизл должны сказать, что наша свадьба — это то, что мы желаем устроить сами.

Тетя Хэрри ступила ему навстречу, и на щеках ее появилась краска. Старые привычки с трудом забываются, подумала Лизл. Но Бабушка положила на плечо Хэрриет сдерживающую руку, одобрительно проговорив:

— Теперь наступило их время, Хэрриет.

Хэрриет с потемневшими глазами и улыбкой нерешительности поглядела на Джеймса, а затем — на Павлу.

— Хорошо… Ты права, Павла, и прости меня, Джеймс. Мне так жаль, — добавила она.

Темные глаза Джеймса пристально глядели на тетушку.

— Разве я не говорил тебе, тетя, как много значит для меня Лизл? И разве я не говорил, что что бы там ни случилось, я женюсь на ней? — Тетушка медленно кивнула, а он продолжил: — Разве я не говорил, что тебе не стоит жалеть ни о чем?

Хэрриет Ловелл ненадолго прикрыла глаза, а затем открыла их и улыбнулась:

— Благослови Господь вас обоих.

Джеймс вывел Лизл из комнаты, оставив двух старушек предаваться воспоминаниям, и они пошли в сад. Они гуляли в тишине, и каждый пытался выйти из круга воспоминаний о давно минувших событиях — в свой собственный мир, мир наслаждения, радости, мир сегодняшнего и завтрашнего дня.

Джеймс нежно поцеловал ее и прижал к груди.

— Ты не возражаешь, Лизл?

Она взглянула в его лицо, но сумерки скрывали выражение его глубоких темных глаз.

— Против чего?

— Против того, что я сказал: мы бы хотели сами устроить свою свадьбу.

Она улыбнулась и снова положила голову ему на грудь.

— Конечно, я не возражаю.

— А что касается самой свадьбы, Лизл…

— Что?

— Мне удалось заполучить разрешение: десять часов утра тебя устроят?

Лизл поглядела ему в лицо, не веря.

— Завтра?

— Ты против?

— Ты слегка торопишься, не так ли?

— Не думаю. Зачем ждать еще?

Лизл рассмеялась.

— Что ж, я согласна. Я предполагаю, что и медовый месяц уже продуман, так?

Он притянул ее к себе.

— Я бы желал провести некоторое время на острове…

— О, да… на острове.

Он обнял ее за шею, и Лизл почувствовала его близость.

— Ты не замерзла, моя любовь?

Лизл затаила дыхание.

— Нет. Как я могу замерзнуть возле тебя?

Он тихо рассмеялся, покрывая ее лицо поцелуями.

— Прижмись ко мне сильнее — и я согрею тебя. — Он сунул руку в карман и вынул маленькую коробочку, вручив ей: — Возьми этот подарок, любовь моя, от всего моего сердца.

Она открыла коробочку и обнаружила изумрудное кольцо, которое сверкнуло всеми своими гранями в заходящем солнце. Она надела кольцо на палец.

— Джеймс, какое оно красивое, — тихо проговорила она. — Я буду носить его до самой своей смерти, чтобы доказать свою любовь. — Она еще раз поцеловала его и покачала головой: — Клянусь: сегодня ночью я не засну.

Его губы коснулись ее волос.

— Прижмись ко мне, и я покажу тебе, как насладиться сном сполна.

Лизл открыла глаза и лежала минуты две, не желая двигаться. За четыре недели, прошедшие со дня свадьбы, она все еще не привыкла к ощущению радости, когда обнаруживаешь рядом Джеймса, просыпаясь по утрам. Она повернула к нему голову, наклонившись и целуя его в висок, пока он спит. Уголок рта его дрогнул, но он не открыл глаз, видимо, довольный лаской Лизл и чувствуя нежное прикосновение ее ладони к его волосам. Джеймс улыбнулся, ничего не говоря, и их молчаливое объятие могло выразить больше, чем миллион слов. Затем, захваченные вдвоем приливом любви, они слились в поцелуе.