— Не стоит на это смотреть, — сказал он. — Это сделано наспех, времени не хватило закончить работу. Если вы интересуетесь живописью, я покажу вам картины получше. Но сначала мы поужинаем. Не вставайте, я придвину стол к вам.
Мэри не привыкла к тому, чтобы ее обслуживали, но у него это получилось так естественно, словно он только этим и занимался каждый день. Девушка не почувствовала никакой неловкости.
— Ханна живет в деревне. Она уходит в четыре часа дня. Я предпочитаю вечерами оставаться один. Сам себе готовлю ужин и занимаюсь, чем хочу. К счастью, она приготовила сегодня яблочный пирог. Надеюсь, он покажется вам вполне съедобным. Пирожные у нее получаются менее удачно.
Он налил ей горячего чаю и положил в него ложку сливок. Мэри все еще не могла освоиться с его бесцветными волосами и глазами, они так контрастировали с его голосом и черной рясой. Она еще не пришла в себя и несколько терялась в новой обстановке, пастор видел это и старался дать ей возможность помолчать. Время от времени, жадно поедая ужин, Мэри украдкой бросала на него взгляд, но он сразу реагировал и тут же поворачивал в ее сторону свои холодные белые глаза, напоминавшие глаза слепого человека. Ей приходилось отводить взор то на выцветшие зеленые обои, то на мольберт в углу.
— Это судьба, что я встретила вас на болотах сегодня, — сказала она, наконец, когда ее тарелка опустела.
Мэри снова откинулась на спинку кресла, подперев рукой подбородок. Тепло комнаты, горячий чай согрели ее, она почувствовала страшное желание уснуть. Голос пастора доходил как бы со стороны.
— По роду своей работы мне приходится иногда бывать на окрестных фермах, — продолжал рассказывать он. — Сегодня я принимал роды. Ребенок будет жив и мать тоже. Люди здесь на болотах крепкие, вы, наверное, сами в этом убедились. Я к ним питаю глубокое уважение.
Мэри не знала, что ответить. Компания, которая собиралась в «Ямайке», ей уважения не внушала.
В комнате пахло розами, и девушка удивлялась, откуда этот запах. Потом она заметила вазу с увядшими розами на маленьком столике позади своего кресла. Он между тем снова заговорил своим мягким тоном, но в голосе звучали более настойчивые нотки:
— Что вас заставило бродить по болотам в темноте?
Мэри приподнялась от неожиданности и посмотрела ему в глаза. Она прочла в них сострадание, и ей вдруг захотелось воспользоваться его сочувствием и облегчить душу. Едва понимая, как это получилось, она ответила:
— Я попала в страшную беду. Иногда мне кажется, я сойду с ума, как моя тетя. Вы, наверное, слышали в деревне, какие слухи ходят о «Ямайке», но вас-то они ни волнуют. Я пробыла в таверне не больше месяца, но мне порой кажется, что прошло двадцать лет. Я там живу только из-за тетушки. Если бы я могла выбраться оттуда! Но она ни за что не хочет оставить дядю Джоза, несмотря на то, что он с ней ужасно обращается. Каждую ночь я ложусь в страхе, что опять придут телеги. В первый раз их было много, шесть или семь, выгружали какие-то ящики и тюки, стаскивали в старую кладовку. В ту ночь убили человека, я видела в баре веревку, на которой его повесили.
Она заплакала.
— Я никому не рассказывала об этом, но рано или поздно я вынуждена была бы это сделать — не могу больше держать в себе. Мне, конечно, следовало молчать. Ведь ужасно то, что я говорю об этом.
Он не отвечал, дал ей время прийти в себя, затем заговорил, стараясь ее успокоить, как отец напуганного ребенка.
— Не бойтесь, мне вы можете довериться, от меня никто ничего не узнает. Вы очень устали, я виноват, что не уложил вас в постель сразу же. Вы, должно быть, долго искали дорогу в болотах, понимаю, как вам было страшно. Между деревней и «Ямайкой» места очень опасные, особенно в это время года. Когда вы хорошенько отдохнете, я отвезу вас сам в вашу клетку и извинюсь за вас перед хозяином, если хотите.
— О, нет, прошу вас, не нужно, — быстро возразила Мэри. — Если он меня в чем-то заподозрит, он убьет меня, и вас тоже. Вы не понимаете. Он отчаянный человек и ни перед чем не остановится. В крайнем случай, я влезу в окно своей комнаты, он не узнает, когда я вернулась. Он не должен знать этого, и что я была у вас, и даже, что я вас видела.
— Не кажется ли вам, что вы несколько сгущаете краски? — спросил пастор. — Может, я покажусь вам черствым и холодным человеком, но вспомните, что мы живем в девятнадцатом веке, люди теперь не убивают друг друга без причины. Думаю, что имею такое же право отвезти вас на Королевскую дорогу, где находится «Ямайка», как и ваш дядя. И раз уж вы мне рассказали так много, можно выложить все до конца. Как вас зовут?
Мэри опять подумала, какую шутку сыграла природа с этим человеком, наделив такой странной внешностью. Трудно было угадать возраст священникам: ему можно дать и двадцать один, и все шестьдесят. Но у него такой искренний и приятный голос, и кажется, любой доверит ему самую сокровенную тайну. Он внушал безграничное доверие, но она все-таки почему-то колебалась.
— Ну, не бойтесь, — мягко заметил он, угадав ее настроение, — Мне приходилось слышать и не такие исповеди. Не здесь в Алтарнэн, а в Ирландии, Испании. Я привык к историям вроде вашей. Таверна «Ямайка» не единственное место в этом мире.
Его слова немного смутили девушку. Ей показалось, что он посмеивается над ней, несмотря на свой такт и доброту, что считает ее слишком неопытной и истеричной. Она принялась излагать все подробности, начав с той сумасшедшей ночи в баре, потом вернувшись к своему приезду, перескакивая с одного события на другое, довольно сбивчиво и неубедительно. Она не находила слов и чувствовала, что он понял далеко не все. Пастор терпеливо слушал, не перебивал и не задавал вопросов, но не сводил глаз с ее лица. У него была манера время от времени вбирать в себя глоток воздуха. Мэри инстинктивно чувствовала этот момент и замолкала именно в это время. Она заново переживала страх и агонию той ночи, а когда попыталась передать разговор между хозяином и ночным гостем, у нее получилась какая-то чушь. Она ощущала недоверие пастора — не удалось представить Джоза злодеем. Вместо этого он выглядел в ее рассказе провинциальным пьяницей и хулиганом, который бьет жену раз в неделю, а в остальном совершенно не опасен. Даже конвой с контрабандой в ее изображении звучали как-то бледно: вроде обычных сельских телег, развозящих почтовые грузы. Визит сквайра, как ей показалось, произвел какое-то впечатление, но пустая кладовка свела эффект на нет, и единственным реальным доводом оставалось ее бегство на болота.
Когда она закончила свой рассказ, пастор поднялся из-за стола и начал ходит взад и вперед по комнате, легко насвистывая и теребя висящую на ниточке пуговицу на своей рясе. У камина он вдруг остановился спиной к огню и посмотрел на Мэри, но взгляд его ничего не выражал.
— Я верю вам, конечно, — произнес он после продолжительной паузы. — У вас честное лицо, и вряд ли вы настолько истеричны, чтобы все это придумать. Но в суде вашему рассказу не поверят, он слишком похож на сказку. Кроме того, это, конечно, скандал и все такое, но контрабанда процветает в стране, и власти немало наживаются на ней. Вы шокированы, не правда ли? Но смею вас уверить, что это чистая правда. Если бы закон был построже, то и следили бы лучше, и давно бы уже очистили вашу «Ямайку». Мистера Бассата я видел пару раз, он производит впечатление порядочного человека, но большого дурака, между нами говоря. Он может кипятиться, болтать языком, но не сделает ничего. Я могу и ошибиться, но он не предаст большой огласке этот визит, ему это не выгодно. Он не имел права врываться в дом и обыскивать помещения. Если об этом узнают, он станет предметом насмешек во всей округе. Одно могу сказать точно: ваш дядюшка наверняка испугался, и на какое-то время он затаится. Пока телеги больше не будут прибывать в «Ямайку», можете мне поверить.
Мэри слушала его с тяжелым чувством. Она ожидала, что он будет потрясен, но он выглядел абсолютно спокойным, принял все за обычное жизненное событие. Пастор заметил ее разочарование.
— Если хотите, я могу навестить мистера Бассата, — сказал он, — и поговорить с ним. Но его вряд ли удастся убедить что-либо предпринять, пока он не застанет Джоза Мерлина на месте преступления. Это вы должны понять. Боюсь, вы подумаете, что я не хочу вам помочь, но ваше положение со всех точек зрения очень невыгодное. Кроме того, вы не хотите, чтобы вашу тетю тоже привлекли к делу, но я не вижу возможности избежать ее ареста, если арестуют мужа.