— Они меня ещё пригласили в гости! Я приду! — У ребёнка горят глаза.
— Конечно. Если пригласили, надо будет обязательно к нам снова заглянуть.
Лера и Мишутка уходят. Пусть мачеха считает, что обвела меня вокруг пальца, выторговав квартиру, а я постараюсь как можно дольше использовать этот рычаг влияния. Для меня самое главное, чтобы Мишутка не рос один, чтобы не превратился в безотцовщину, как я когда-то.
Мой отец может быть самым неотразимым и заботливым папашкой на свете, я ведь помню, как это было, пока мама не выставила его за дверь. Мы ходили в парк, он носил меня на шее, я им гордилась и хвасталась.
Лера вовсе не похожа на мою маму, она не будет рубить с плеча, а извернётся, придумает что-нибудь. И у неё нет собственных средств. Вот пусть эти двое постараются ради своего маленького сына, чтобы, по крайней мере, ближайшие несколько лет Мишутка рос в полной семье.
А квартиру у них я и так не собиралась отбирать.
Через минуту раздаётся звонок.
— Милая, это я… Представляешь, я загремела в больницу…
Сонин голос доносится откуда-то издалека, его едва-едва слышно. Я сразу же покрываюсь испариной — что случилось с Сонечкой?!
— Ника, ты сможешь приехать?
— Конечно, я приеду! А что с тобой стряслось? Сердце?
— И сердце тоже… Полный комплект… Всё-таки, не девочка я уже… — Тихий голос шуршит в трубке, так, словно ветер перебирает опавшие листья.
Не узнаю Сонечку, видимо, её сильно прихватило. Я в ту же секунду забываю о всех своих проблемах, о хитросплетениях взаимоотношений с отцом и мачехой. Страх за милую бабулю накрывает удушливой волной.
— Соня, я уже еду!
Андрей
Редкие снежинки вьются перед лобовым стеклом, оседают на мокрый капот автомобиля. Паркуюсь, выхожу из машины и сразу же вижу… моё счастье! Ника бежит к зданию клиники по лужам, торопится, вид у неё встревоженный. Останавливается, как вкопанная, увидев мой автомобиль и меня.
Я тоже замер, но сердце рвётся из груди — туда, прямо к ней, к любимой. Сколько всего передумал за эти дни, спускался на самое дно пропасти, умирал от отчаяния. Если сейчас брошусь к ней, разрешит ли обнять? Или оттолкнёт с презрением?
Наверное, Ника ещё больше разозлилась на меня, ведь, несмотря на её бурный протест, я всё равно прижал папашку к стене и вынудил приступить к выплате долга. Гайер уже перечисляет деньги, я контролирую.
— Ника! — устремляюсь к малышке и тут же стискиваю в объятиях, начинаю целовать в замёрзший нос и ледяные красные щёки. — Привет, милая, как же я по тебе соскучился! Девочка моя.
Вероника меня не отталкивает. Целую снова — не вырывается. Юху-у-у-у!
— Андрей, здравствуй. Я не понимаю, что с Соней? — лихорадочно шепчет она из моего захвата. — Мы позавчера виделись, пили чай, общались. Она прекрасно выглядела, была бодрой, энергичной. Ну, как обычно. У неё блестели глаза, она улыбалась. А сейчас позвонила из больницы. Ну как же так… Ужасно за неё переживаю. Голова не соображает от страха.
— Я сам на нервах. Софья Геннадьевна мне позвонила и сказала, чтобы мы с тобой обязательно помирились и навестили её вместе.
— И мне то же самое.
— Ника, но ты ведь не против? — задерживаю дыхание. — Ты не против помириться?
— Андрюшечка, милый, конечно, я не против! Мечтала об этом, но боялась тебе позвонить. Я так на тебя накричала, обидела ужасно. Ты хотел мне помочь, а я на тебя набросилась. Обижаешься?
— Да как я могу на тебя обижаться, Ника?! Ты была реально убита информацией, которая на тебя свалилась, я же понимаю. Ты ни в чём не виновата.
— Только бы с Соней всё было хорошо.
— Она сказала, что если мы придём вместе, ей будет спокойнее.
— Господи… Это звучит так, будто она с нами прощается, — мотает головой Ника, в глазах тлеет огонёк близкой истерики. — Нет, я не хочу! Не хочу прощаться!
— Пойдём. Сейчас всё узнаем. — Крепко обнимаю милую за плечи, и мы поднимаемся на крыльцо. — Надеюсь, мы просто сами себя накручиваем. Что бы ни случилось, Софья Геннадьевна выкарабкается. Она же огонь.
— Андрей, прости меня, пожалуйста! Я была к тебе несправедлива, — снова говорит Ника, когда мы входим в бело-оранжевый холл частной клиники.
— И ты меня прости, малыш! Заставил я тебя понервничать. Сейчас разберёмся с Соней, а потом сядем и поговорим. Мы с тобой всё обсудим, да?
— Да.
Ох, только бы с бабулей всё было хорошо. На Нике лица нет, она безумно волнуется, ведь Соня успела превратиться в её лучшую подругу. А что будет с Витей, он же помешан на своей бабушке. Фактически, она ему даже не кровная родственница, она бабуля его жены, но Виктор души не чает в Сонечке.
Нацепив бахилы и одноразовые накидки, вслед за медсестрой мы идём по сверкающему коридору, поднимаемся в лифте на третий этаж. Ещё один коридор. Больницей здесь совсем не пахнет. Скорее, похоже на дорогой отель. На стенах картины, в холлах — кожаные диваны, по углам — вазоны с живыми цветами.
Хочется верить, что с Соней всё не так уж и серьёзно.
Ох… Видимо, я ошибся. Едва заходим в палату, сразу же понимаю, что, увы, всё очень и очень серьёзно.
У нас с Никой шок. Мы не узнаём Софью Геннадьевну. Вот просто никак.
В светлой комнате на специальной медицинской кровати с поднятым изголовьем полулежит незнакомая старушка. Это наша Соня? Не может быть, это не она! Где длиннющие чёрные ресницы, яркие сочные губы, копна роскошных волос?
На кровати — маленькое бледное существо с восковым лицом. Белые волосы собраны в кривой хвостик на макушке, губы бескровные, под глазами тени. К тонкой прозрачной руке с синюшными венами подсоединена капельница.
— Софья Геннадьевна, к вам снова посетители, — объявляет медсестра и тут же уходит.
— Вот они, мои голубочки… Спасибо, что пришли, — тихо произносит Сонечка. — Вместе, молодцы. Послушались бабушку…
— Здравствуйте ещё раз, Софья Геннадьевна! Что это вы расклеились, а? — Стараюсь, чтобы мой голос звучал бодро и уверенно, однако внутри всё сжимается.
У Ники дрожат губы.
— Сонечка… Ну что же ты? — жалобно шепчет она.
— А Витя сегодня уже приезжал?
— Да, он недавно был. Ещё мы Риточку вызвали. Хочу, чтобы прилетела побыстрее… — с трудом отвечает бабуля.
Хм… По ходу, всё реально плохо. Если даже и Маргариту срочно выдёргивают из Швейцарии.
— Детки… Садитесь рядышком, милые мои.
Около кровати — большое кресло для посетителей. Секунду подумав, я усаживаюсь в него, тяну за руку Нику и заставляю сесть ко мне на колени. Обнимаю её за талию, сжимаю посильнее и чувствую, что мою девочку всю колотит. Ника едва сдерживается, чтобы не зарыдать.
Бабуля смотрит на нас с умилением:
— Вот и славно… Помирились. Прямо сердце радуется.
— Сонечка, да, мы помирились, — горячо кивает Ника и в доказательство целует меня в лоб и щёку. — Видишь. А ты что это придумала? Пожалуйста, поправляйся.
— Я стараюсь… стараюсь… Хочу ещё пожить, конечно. Так, пообещайте мне, что будете вместе. Вы идеальная пара. Не позволяйте обидам и недоразумениям разрушить ваш союз.
— Мы будем вместе, Сонечка! — страстно клянусь я, едва услышав её пожелание. — Я обожаю Нику и не хочу с ней расставаться ни на минуту. Сегодня же Ника переедет ко мне. Правда?
— Да, да, я перееду! — горячо кивает моя крошка.
— Слава Богу… Дети, вы даже не представляете, как порадовали бабушку… Лучшего подарка и не придумать. Спасибо вам, милые.
— Сонечка, ты только живи, — всхлипывает Ника, а я сильнее прижимаю её к себе и глажу по спине. — Пожалуйста! Соберись в кучку, сражайся.
— Да, солнышко, я… — Капельница булькает, Соня смотрит вверх, потом снова на нас. — Надо постараться. А вы поклянитесь, что больше никогда не будете ссориться.
— Клянёмся! — хором кричим мы с Никой.
Чтобы доказать серьёзность моих намерений, я тут же поворачиваю к себе Никино личико и накрываю её губы страстным поцелуем.
— Браво… Горько! — радостно шепчет Сонечка. — Вы ж мои дорогие…
В коридоре Ника начинает рыдать. Едва сдержалась, чтобы не расплакаться прямо у больничной кровати. Снова обнимаю, целую в мокрые щеки. Хватаю врача, который направляется к Соне, требую разъяснений по поводу здоровья бабули. Какой прогноз?