Так как колокольня примыкала к дому, он проделал в стене дыру и протянул сквозь нее веревку от колокола, дабы звонить не вставая с кровати. Этот случай весьма опечалил мистера Поллинджера, но, как отметил доктор Коппард, ни в коей мере не бросал тень на моральный облик миссис Роуэн.

Конечно, уклончивый ответ Хамфри не удовлетворил интереса девушки. Но кто бы решился дать на ее вопрос абсолютно честный ответ?

Хамфри нашел выход в замечании, которое демонстрировало его интерес и ни к чему не обязывало.

– Кажется, у миссис Роуэн есть дочери? Я не раз видел их, так как живу напротив.

– Да. Кэти и Сузан.

Хамфри почувствовал, что теперь его собеседницу интересует нечто иное, и увидел, что она сокрушенно разглядывает кайму своей юбки и высовывающиеся из-под нее стоптанные туфли.

– Значит, вы их знаете, – промолвила девушка, – я имею в виду, в лицо? Они очень хороши собой?

Хамфри вновь ощутил жалость – очевидно, девушка побаивалась встречи с кузинами.

– Выглядят они неплохо, хотя и не такие хорошенькие, как вы.

Девушка одарила его благодарным взглядом, впрочем, начисто лишенным признаков кокетства.

– Я и в самом деле была хорошенькой до болезни, – сказала она.

– Впрочем, внешность не очень-то меня заботила. Какой толк девушке быть хорошенькой, если она бедна и одинока?

Откровенность собеседницы обескуражила Хамфри. Ей, похоже, немало тягот пришлось перенести, если она в столь юном возрасте обладает нарядным жизненным опытом?

Они хранили молчание, покуда дилижанс не свернул во двор гостиницы «Ангел» и не остановился. Хамфри спрыгнул на землю и помог сойти девушке.

– У вас есть какой-нибудь багаж?

– Да, вон тот узел. Спасибо. Еще раз благодарю вас за угощение и за беседу. Она меня немного отвлекла.

– Возможно, вас кто-нибудь встречает? – спросил Хамфри, оглядываясь в поисках миссис Роуэн, одной из ее дочерей или старого горбуна, выполнявшего в кафе поденную работу.

– Если нет, то могу показать вам дорогу. Это совсем рядом.

– Нет, меня никто не встречает. Моя тетя приглашала меня на протяжении последних двух лет, с тех пор как умер отец. Она писала, чтобы я приезжала в любое время, и вот вчера я подумала: «Теперь или никогда», взяла да и села в дилижанс до Кембриджа. Надеюсь, все будет в порядке.

– Уверен, все будет в порядке. Я провожу вас.

Они пошли наискось между гостиницей и старыми воротами в бывшее аббатство. Поодаль темнела церковь, а чуть ближе, между нею и высокой серой башней, еще одним реликтом прошлого, примостился аккуратный дом с массивной вывеской над дверью. Окна слева от двери освещены, но сквозь задернутые занавески проникал только тусклый розоватый отсвет. Выглядело здание несколько таинственно.

Молодые люди остановились между окном и дверью, и Хамфри внезапно охватила паника. Если хотя бы один-единственный факт из того, что он слышал об этом доме, оказался правдой, то это последнее место из тех, где можно оставить молодую и невинную девушку. Но что ему было делать? Куда еще он мог посоветовать ей пойти? Полноте, да какое право он имел вмешиваться?

– Ну, – сказал Хамфри, – вот мы и пришли.

Девушка посмотрела на дом в сгущающихся сумерках:

– Признаться, я совсем не то ожидала увидеть. Опустив узел на землю, она шагнула к двери, но так неохотно и неуверенно, что Хамфри решил воспользоваться моментом и сказать… Впрочем, он сам толком не знал, что именно должен сказать.

– Послушайте, – сбивчиво заговорил он, – меня зовут Хамфри Шедболт. Я живу вон там, видите, большой красный дом в том месте, где остановилась карета? Если вы… Если вам что-нибудь понадобится, приходите ко мне. Я имею в виду, если что-нибудь пойдет не так, как вам хотелось бы, или вам потребуется дружеское участие. Вы меня поняли? Моя фамилия Шедболт, и я живу на другой стороне дороги. Запомнили?

– Да-да, – ответила девушка. – Благодарю, вы очень любезны. Никогда не думала, что встречу кого-нибудь, кто будет так добр ко мне. Еще раз благодарю вас.

– Ее поведение внезапно изменилось.

– Пожалуй, мне лучше позвонить, не так ли?

Она протянула руку и дернула железную ручку звонка. Повернувшись, чтобы удалиться, Хамфри услышал, как в доме прозвенел колокольчик. И звон этот – очевидно, вследствие невысказанных подозрений, ощущения полного бессилия и неожиданно появившегося чувства ответственности – показался молодому человеку голосом рока.

Глава 2

Каждый раз, возвращаясь из Кембриджа, Хамфри подробно рассказывал доктору Коппарду обо всем, что увидел, сделал и узнал. Он считал подобный отчет полезной проверкой памяти, но главное – своим долгом перед доктором, ибо старик платил за его обучение. Молодой человек не замечал, что доктор выслушивает его отчеты всего лишь из вежливости, терпеливо ожидая, пока полное энтузиазма повествование ученика подойдет к концу и ему удастся, наконец, поделиться с ним городскими сплетнями или новостями о пациентах. Отношение старика к своей профессии было предельно простым. Сорок лет назад он усвоил определенные принципы и научился обращаться с медицинскими инструментами, в которые, вкупе с дюжиной лекарств, непоколебимо верил. Исследования, открытия или новые методы лечения его не интересовали. Доктор Коппард отлично знал, что в некоторых случаях его опыт и его снадобья не имеют успеха, но относился к этому философски, пребывая в полной уверенности, что другой на его месте тоже потерпел бы поражение. На протяжении двух лет восторженные откровения Хамфри вдребезги разбивались об ограниченное самодовольство его хозяина, но молодой человек ничего не замечал вплоть до сегодняшнего вечера, когда его самого раздирали противоречивые мысли и чувства. Одна часть его мозга сосредоточилась на подробнейшем академичном докладе, в то время как другая была поглощена воспоминаниями и размышлениями о девушке, третья же бесстрастно констатировала, что его слушатель куда больше интересуется ужином, чем рассказом своего помощника.

– Вижу, что наскучил вам, сэр, – сказал, наконец Хамфри.

– Наскучил? Нет-нет, мой мальчик, продолжай. Так приятно слышать твой голос и сознавать, что ты вернулся. Знаешь, Хамфри, пока тебя не было, я понял, что старею. Мне тебя не хватало, я стал уставать. Вчера вечером, представь себе, вошел, сел, а когда миссис Гэмбл принесла ужин, я уже крепко спал. Но ты продолжай, продолжай.

– Думаю, сэр, что я уже практически все вам рассказал.

– Ну-ну, все это звучит весьма любопытно. Съем-ка я, пожалуй, еще кусок пирога. Удивительно, как меняет его вкус ломтик айвы.

Хамфри встал, подошел к столу сбоку и заново наполнил обе тарелки. Мысли его снова устремились к девушке. Как она, бедняжка, была голодна. «Ночлег стоил шесть пенсов, а завтрак еще шесть, но у меня оставалось только девять»… Ну, по крайней мере, в кафе ей не придется голодать. Однако на ее долю могли выпасть испытания пострашнее.

– Сегодня в дилижансе мне встретилась одна девушка… – не подумав, заговорил Хамфри, когда отнес тарелки на стол.

Доктор Коппард немедленно проявил живейший интерес:

– Девушка, вот как? Хорошенькая?

– По-моему, да. Но дело не в том. – И Хамфри поведал о бедственном положении и цели приезда в Бери – своей спутницы.

Теперь старик слушал в оба уха.

– Итак, мадам занимается благотворительностью, одновременно расширяя свой штат. Снова племянница, а? Несколько лет назад здесь уже побывала одна ее племянница – маленькая брюнетка. Родила ребенка и умерла. Тогда было много разговоров, но должен признать, мадам похоронила ее достойно и фамилия девушки действительно была Роуэн. А звали ее как-то на букву «Т»… Томазина, вот! Должно быть, это ее сестра. Твоя попутчица назвала свое имя?

– Нет.

– Хотя это вряд ли имеет значение. Если мадам утверждает, что девушка – ее племянница, кто станет это отрицать? Она умна, как и все в ее семье. Формально ее не обвинишь в содержании публичного дома.

– А вы искренне верите, что это так, сэр? Я очень обеспокоен с тех пор, как девушка сообщила, куда она едет. То, о чем вы сказали, факт или всего лишь слух? Девушке, в самом деле грозит опасность?

– Да, грозит – сменить свое тряпье на платья с оборками и кружевами. Что касается угрозы морали…

– Он выпятил нижнюю губу.

– Это зависит от девушки. Судя по ее поведению в карете, я бы не сказал, что ей предстоит узнать много нового.