Почти никого не осталось из прежних друзей – бывших студентов Литинститута, ИФЛИ, Театрального училища… Время собрало свою кровавую жатву. А он выжил! Так, может, затем и выжил, чтобы рассказать? За тех, кто никогда уже не сможет? За Мишу Кульчицкого, за Ромчика, за Черного Лиса – Илью Лисянского…
Точно, так он и назовет главного героя – Илья! Илья Лисневский! Только он будет Белым Лисом – тонкий намек на его собственное прозвище: Седой. И Сергей вывел на верхней строчке: «Темный путь Белого Лиса». Посмотрел – и зачеркнул. Не сказку же он собирается писать! Ладно, название можно придумать и потом… «Илья Лисневский», – написал он на следующей строчке. Или лучше «Лисовский»? Подумал, покатал на языке оба имени… Закрыл тетрадь и раздраженно швырнул ее в ящик – нет, опять сегодня не дастся!
Он сознавал, что раздражение вызвано давешним разговором с Лизой – и почему он вдруг так вспылил? Неужели потому, что девушка решительно его отвергла? Почувствовал себя оскорбленным? Какая-то фитюлька, к тому же явно влюбленная, и нате вам! Но Сергею тут же стало стыдно, и раздражение сменилось привычной вечерней тоской. Теперь-то ему казалось, что семейный союз с Лизой – совсем неплохая идея. «Ну, не люблю я Лизу, и что? – думал Сергей. – Поженились бы, детей завели… Чем плохо? Вон, Ольга своего Мишука тоже не сильно любит, а живут же…»
Но тут же, как всегда при мысли о детях, он почувствовал мгновенный укол боли, вспомнив маленького Гришу, которого никогда не видел, а заодно и Верочку с Николаем. Усилием воли он подавил приступ отчаянного стыда и отвращения к себе, встал и бесцельно походил по квартире, рассеянно съел на кухне пару печений, выпил залпом остывший чай и вернулся в свою комнату, мимоходом прислушавшись к неясному бормотанию за Лизиной дверью: молится! Он вздохнул: «Бог… Бог-то, может, и есть… Только веры в него нету». Пожалуй, никогда и не бывало. Рядом с глубоко верующей матушкой и отчимом-безбожником Сергей с Ольгой выросли совершенными агностиками. Простодушная религиозность Екатерины Леонтьевны была так же далека от них, как материалистические взгляды Валентина Георгиевича: брат с сестрой всегда знали, что существует Нечто, стоящее за повседневной обыденностью, вернее – над ней. Нечто непостижимое и могущественное, наделившее их особой силой и интуицией. Именно оттуда они черпали энергию жизни. И хотя Сергей видел, что в лагере лучше выживали люди верующие, и даже знал некоторых, именно в лагере обретших веру, он понимал, что спасаются они именно своей верой, а не ответным участием Бога, который, казалось, навсегда отвернул свое лицо от их грешного мира. Сергей верил только в себя, в свой собственный путь к тому, что люди называют Богом. И путь этот пролегал не по дороге слепой веры.
Впрочем, он предпочитал не задумываться на подобные темы: веры в душе не было, а силой разума постигнуть эту тайну невозможно – что толку зря напрягаться? Могут ли живущие в воде рыбы понять устройство наземной жизни? Способны ли муравьи, на чей муравейник наступила нога случайного прохожего, верно оценить происходящее? Да они и не подозревают о существовании людей, принимая их за стихийные бедствия! Вот таким муравьем Сергей себя и чувствовал. Хотя нет, скорее летучей рыбой, которая на краткий миг выпрыгивает из воды: воздух обжигает глотку, солнце сушит тело и слепит глаза, но ты летишь! И даже что-то видишь не привычным к такой разреженной среде зрением.
Стоя в своей комнате у окна и рассеянно глядя на тающую в синеватых московских сумерках улицу, он так же рассеянно думал обо всем и ни о чем: о никак не дающемся тексте романа; о курсе лекций, который надо бы еще немного усовершенствовать, ведь первое занятие уже скоро; о матери и сестре, о Лизе, такой правильной и строгой, что порой рядом с ней становилось как-то зябко. Душа его тосковала по чему-то неопределенному, неясному, никогда ранее не испытанному… Может, по любви? Разговор с Лизой неприятно поразил Сергея еще и потому, что до сих пор он никогда не испытывал ничего похожего на любовь. Он прекрасно узнавал это чувство в других, особенно направленное на него, но сам никогда не страдал ни из-за одной женщины. Да ему ни одна и не отказала! Вот только Лиза. Впрочем, все его донжуанские подвиги остались в довоенном прошлом…
Да, никогда Сергей не верил, что способен пережить то, что выпало на долю его сестры – и так трагически окончилось. Хотя наблюдал все собственными глазами. Разве забудешь тот день, когда Ольга разбудила его, заявившись домой в четыре утра после того, как всю ночь провела с Черным Лисом! Нет, ничего такого между ними еще не случилось – просто гуляли, обойдя чуть не все Садовое кольцо. Гуляли, разговаривали и целовались. Сергей, слушая излияния сестры, никак не мог осознать происходящее:
– Не понимаю… Ты же только сегодня впервые его увидела!
– Это любовь с первого взгляда! Как удар молнии! Сережа, это мой человек. Мой! У нас такое совпадение, ты не представляешь! Я с ним говорю как с тобой, он все, все понимает! И даже без слов!
Сергей задумался и потом некоторое время внимательно приглядывался к своим женщинам, пытаясь определить, не его ли это человек. Но Ольга посмеялась над братом:
– Да ты сразу поймешь, с первого взгляда, твоя это женщина или нет! Если уж обычные люди это чувствуют, нам сам бог велел. Просто жди своего удара молнии, и все.
Но он так и не дождался.
Пока Сергей предавался тоскливым размышлениям о не случившейся с ним любви, у другого московского окна, распахнутого настежь, стояла девушка, юная и влюбленная, и смотрела как раз в сторону Сивцева Вражка. Она была влюблена не в кого-то определенного, нет – в саму жизнь! Столько радостного нетерпения, неясных надежд и смутных ожиданий жило в ее душе, что девушка словно светилась, озаряя и окружающих своей юностью. И красотой, которую она вполне сознавала. Был уже и молодой человек, трепетавший и робевший перед кокетливой и упрямой красоткой. Впрочем, всерьез его не принимали.
Она тяжело вздохнула. Прохладный осенний ветер принес аромат шоколада от фабрики «Красный Октябрь», что на Берсеневской набережной, и девушка улыбнулась, сморщив носик: вспомнила, что на кухне в хрустальной вазочке лежат шоколадные конфеты – «Мишки в лесу», ее любимые! И она побежала на кухню, по дороге привычно прислушиваясь к происходящему в большой комнате, где обитали ее родители: слышен был треск пишущей машинки и негромкий голос отца, диктовавшего матери очередную главу своей докторской. «Значит, все хорошо!» – обрадовалась девушка: мать далеко не каждый день соглашалась печатать для отца. Полакомившись на ночь, девушка еще почитала немного, а потом заснула.
Заснул и Сергей, уронив на пол книгу и не погасив лампу. Как ни странно, читали они одно и то же – недавно вышедшую «Жизнь взаймы» Ремарка, вычитывая в ней каждый свое. Это была очередная шутка Мироздания, которое с легкой усмешкой наблюдало, как спят две его марионетки, еще не знающие, что завтра им предстоит столкнуться друг с другом – и эта встреча изменит жизнь обоих. Впрочем, вряд ли Мироздание развлекается подобными шутками.
Назавтра «марионетки» действительно столкнулись, причем в буквальном смысле. Сергей в задумчивости шел по длинному университетскому коридору, как вдруг из аудитории выскочило двое студентов, и, не сумев вовремя затормозить, девушка довольно ощутимо толкнула его:
– Ой, извините! Простите, пожалуйста!
– Что же вы! Смотреть надо! – раздраженно сказал Сергей, потирая бок, но парочка уже умчалась – юноша тащил девушку за руку, она, смеясь, оглядывалась. Сергей как-то странно себя почувствовал, его вдруг обдало жаром, заколотилось сердце, и голова закружилась… Он постоял, держась рукой за стену. Ну вот, кажется, прошло. Сделал шаг, другой и снова остановился, потом оглянулся – в другом конце коридоре толкнувшая его девушка тоже остановилась и оглянулась. Некоторое время они смотрели друг на друга, потом разошлись.
Сергей вышел на улицу и вдохнул воздух, который показался ему необыкновенно ароматным, словно весной, когда цветет сирень или жасмин. Какой жасмин – сентябрь на дворе! Если чем и пахнет на самом деле, то лишь пыльным асфальтом. Но день сегодня удивительно теплый, небо необыкновенно яркое и птицы щебечут как-то особенно громко! И вообще все вокруг неуловимо изменилось – Сергей недоуменно оглядывался по сторонам, не понимая, в чем дело: словно кто-то промыл ему глаза и прочистил уши. Он сел на дальнюю скамейку под кустом давно отцветшей сирени, в котором верещали воробьи, и хотел было закурить, но передумал, просто вытянул ноги и закрыл глаза.