– Напрасно вы стараетесь.
– Почему же? Неужели я вам не нравлюсь?
– Вы очень привлекательны. Только… – Он пригнулся к самому ее уху и шепотом продолжил: – Только я совершенный импотент. – Увидев, как она шарахнулась, сказал: – Не бойтесь, это же не заразно!
И ушел, посмеиваясь.
Уехать Сергей действительно не мог. Москва поймала его в свою паутину и держала крепко. Выяснилось это случайно – в первое лето Ольга вдруг решила, что брату пойдет на пользу отдых в санатории: Крым, море, солнце, фрукты! Он поначалу тоже воодушевился, но потом, проснувшись в очередной раз в пять утра, понял, что не вынесет дороги. Вокзалы и поезда вызывали у него приступы паники. Тот долгий путь домой он до сих пор вспоминал с ужасом: Сергей почти не ел и не спал, лежа на верхней полке лицом к стене и настороженно прислушиваясь – все казалось, вот-вот войдет конвой и уведет его обратно в барак. Столько лет он жил ни на что не надеясь, и вот теперь его просто убивала надежда на окончательное избавление. Потом, много лет спустя, он прочел слова Анны Ахматовой: «После отчаянья наступает покой, а от надежды сходят с ума» – и невольно поежился. Так что при одной только мысли о поезде ему становилось плохо. Тем более уехать навсегда! Нет, он не вынесет жизни в чужом городе, среди новых людей, без матери и сестры…
А без Виты?!
Без милой Витоши…
Все его существо словно вопило: «Жить! Жить взахлеб! Наверстывать упущенное! Брать, не задумываясь, то, что дает Его Величество Случай!» Он вспомнил себя довоенного, а ведь так и жил тогда: легкомысленно, бездумно, жадно… Нет, так нельзя! Он теперь совсем другой человек. Он не может… Не может сломать жизнь девушке, как сломал ее родителям. Такой юной, такой прекрасной девушке! Такой желанной… Как поведать ей о своем предательстве, о той безумной ночи с ее матерью?!
Это просто немыслимо, нет!
Она же…
Вита его возненавидит.
Сергей долго лежал без сна, мрачно глядя в потолок. Так и промаялся полночи в бесплодных раздумьях, и днем все размышлял, как нарочно, он то и дело натыкался на Николая: то на кафедре, то в буфете, то в библиотеке. «Может, рассказать ему? – думал Сергей. – Но что, собственно, рассказывать? Что я нечаянно познакомился с его дочерью? Попросить благословения? А может, еще обойдется?» Но вечером все на той же скамейке его ждала юная, прекрасная и желанная Вита. Сергей даже не удивился. Девушка выглядела встревоженной, но, увидев его улыбку, расцвела:
– Вы не сердитесь?
– Почему я должен сердиться? Здравствуйте, Витоша.
– Я подумала, что веду себя неприлично. Вчера… Вы просто не знали, как от меня отделаться, правда? Поэтому придумали встречу на кафедре, да?
– У меня действительно была встреча, Вита. Не на кафедре, но была. И я вовсе не хотел от вас отделаться. Я рад видеть вас.
– Правда? И я могу вас проводить?
– Давайте лучше я вас провожу, только в другую сторону, не через площадь.
И они медленно направились по Моховой к Волхонке. Вита сегодня была в новом платье – серо-голубом, под цвет глаз, и в белой ажурной кофточке, а косы уложила короной на голове.
– Ой, смотрите! Бассейн уже достроили! – вдруг воскликнула она. – Здорово! Скоро откроют. Я мечтаю там поплавать. Такой бассейн в центре Москвы – чудо, правда?
– А вы знаете, что на этом месте раньше был храм Христа Спасителя?
– Папа рассказывал. И картинку я видела. Большой был, красивый. Вообще-то жалко, что снесли! Но бассейн тоже хорошо… Или нет?
– Вита, а вы говорили своим родителям о нашем знакомстве? – внутренне поморщившись, спросил Сергей.
– Нет. А надо было? Мне почему-то показалось, что вы… Что у вас с папой сложные отношения.
– Вы правы, сложные.
Сергей задумался: «Может быть, прямо сейчас и рассказать? Нет, не могу…» Вита заглянула ему в лицо, тоже огорчилась неизвестно чему и робко спросила:
– Кажется, этот храм в память войны тысяча восемьсот двенадцатого года построили, да?
– Да. Больше сорока лет строили, а разрушили за пару дней. Разбирали-то долго, а потом решили взорвать. Я ходил смотреть, как разбирали. Когда взрывали, то уже народ не подпускали близко. После первого взрыва храм устоял. Ну а второго уже не выдержал. Такой мощный взрыв был, что вся Москва содрогнулась. А может, от горя содрогнулась…
Некоторое время они шли молча, потом на пути у них оказалась большая лужа, и Сергей подал Витоше руку – она птичкой перелетела через лужу и замерла, застыл и Сергей. Они стояли над лужей, в которой отражалось синее облачное небо, и не могли разнять сцепленные руки, не могли отвести глаз друг от друга. Ощущение от прикосновения маленькой теплой ручки Виты пронзило Сергея насквозь, как молния пронзает дерево, и он подумал, что на коже должен остаться обугленный след. Вита, похоже, чувствовала то же самое. Сергей не знал, что делать: отпустить сейчас ее руку было просто невозможно, а если не отпускать, то дальше последует непременный поцелуй – их тянуло друг к другу все сильнее…
– Па-аберегись! С дороги!
Двое работяг тащили какие-то длинные доски и спугнули замершую парочку. Сергей от неожиданности чуть не ступил в ту самую лужу. Засмеявшись, они пошли дальше, но этот краткий миг сблизил их неимоверно – словно отпала самая верхняя защитная кожура. Сергею страшно хотелось взять Виту за руку, но он не решался, чувствуя себя пятнадцатилетним подростком, а уж никак не убеленным сединами старцем, коего намеревался изображать. Хотя и в свои пятнадцать лет Сергей не испытывал ничего похожего на нынешнее романтически-восторженное настроение, предпочитая быстрые и решительные действия.
– А я летом в экспедиции была! На Севере! Мы говоры изучали, – сказала Вита, чуть забежав вперед, чтобы лучше видеть лицо Сергея.
– Это должно быть интересно.
– Еще как! Не только говоры, а вообще жизнь! Я же нигде еще не бывала, а тут… Деревни такие… Словно из прошлого.
– Да, представляю.
– Можно я вам одну штучку подарю? Оттуда привезла. Это чтобы вы на меня не сердились.
– Да я вовсе не сержусь! Что за штучка такая?
– Сейчас…
Вита, порывшись в сумочке, подала ему маленькую деревянную лошадку на колесиках, довольно примитивно вырезанную, но гладко отшлифованную, и выговорила, старательно имитируя деревенскую речь:
– Гли-ко штё! Вон кака басулька малёхотная![5]
Сергей расхохотался:
– «Басулька»! Нет, вы просто чудо! Спасибо!
– Вам нравится? Ура! Вот, теперь вы всегда будете на коне!
– Тотоша… Да вы сами басулька малёхотная!
Вита смотрела на Сергея, улыбаясь, и даже не поправила его «Тотошу». На Садовом кольце они дождались троллейбуса – завидев подъезжающую «Букашку», Вита торопливо заговорила, с надеждой заглядывая Сергею в глаза:
– Я буду думать о вас. Каждый день в десять вечера. Запомните, в десять вечера. А вы? Вы будете обо мне думать?
Сергей не ответил, только покачал головой:
– Поезжайте уже, басулька.
Он помахал ей вслед, потом перешел через Садовое и поехал в другую сторону, к Смоленской площади, откуда было рукой подать до Сивцева Вражка. Сергей рассеянно смотрел в окно, а внутренним взором видел, как все дальше разъезжаются два синих троллейбуса, и чувствовал, что все сильнее и сильнее натягивается тонкая, но прочная нить, связавшая его с Витой, – душа ныла и замирала в тоске: что же делать?
Что же теперь делать?..
Так началась его новая жизнь – довольно мучительная, надо сказать. Видя Виту в компании прочих студентов, оживленную и веселую, Сергей остро ощущал разделяющие их годы – какие годы, десятилетия! Разве может эта девочка понять его и на самом деле полюбить? Как смеет он предаваться бесплодным мечтам и напрасным надеждам? Разве он забыл, что от надежды сходят с ума?
Сергей по пять раз на дню менял решения: то хотел немедленно уволиться – но тогда он подведет кафедру, ведь спецкурс уже стоит в учебном плане; то собирался объясниться с Николаем – но трусил; то начинал надеяться, что Вита как-нибудь отвлечется от его персоны, – и страдал; то настраивался на разговор с Витой – но все медлил и медлил. Он старательно скрывался от Виты, но не всегда получалось: они постоянно пересекались то в коридорах, то в библиотеке или столовой, где Вита просто подсаживалась к нему, и тогда приходилось вести светский разговор, что у Сергея получалось плохо: он краснел, нервничал и поминутно оглядывался, опасаясь внезапного появления Николая. Еще хуже, когда ей удавалось подстеречь его на улице, и тогда он невольно поддавался ее чарам и забывал, что нужно держать дистанцию. Вита воодушевлялась, а наутро игра в прятки начиналась снова. А в январе Сергей приступил к чтению своего спецкурса у Виты в группе, и стало совсем тяжко: они теперь обязательно виделись раз в неделю по четвергам, и ему стоило больших усилий «держать лицо» и ускользать после занятий.