— А разве он не вернулся?

Настя подумала и решилась быть честной — этот человек тоже ищет выход, поэтому и цепляется даже за ее некомпетентное мнение:

— Пока нет. Он перекрыл себе все пути, чтобы ему больше некуда было пойти, кроме как вернуться домой. Возможно, он боится, что после смерти матери вас с ним ничего уже не связывает?

— Это неправда! — воскликнул Александр Алексеевич. — И он это знает! Но если нужно, то я снова скажу ему об этом.

— Да говорить это бессмысленно, — Настя рассеянно смотрела в сторону. — Поговорите с ним ни о чем. Или побудьте рядом. Только о дипломе не вспоминайте.

Он ответил на ее усмешку такой же, но все равно заметил недовольно:

— Ну не балбес ли? Я б ему ремня дал, честное слово! Или такой бы скандал закатил, что у него три дня бы в ушах звенело…

Он так заметно осекся, что Настя спонтанно переспросила, поначалу не желая позволить ему остановиться на этом месте:

— Так почему же не закатили?

Ответ они знали оба. Потому что неродной. Потому что любое давление может быть воспринято так — я от тебя требую, ты на моей шее сидишь, но при этом еще и сволочь неблагодарную всеми силами изображаешь. Даже с Вероникой отец был строг, когда требовалось, но с Артёмом — никогда. Он подсознательно боялся, что после этого сын однажды не вернется. Поэтому и приготовился терпеть буквально все, что тот был готов учудить. Может, поэтому Артём и чудил? Может, Артёму только ремня и не хватало для понимания, что он тут не просто статья расходов?

Настя не хотела вынуждать Александра Алексеевича произносить это вслух, поэтому сказала о другом:

— А вы плюньте на диплом.

— Да черт с ним, с дипломом! Я ему работу в фирме хоть завтра найду — парень-то с мозгами, пробьется, я за это не переживаю.

— Наверное, он откажется… — неуверенно предположила Настя. — У Артёма склад ума… креативный. Он поэтому все так остро и воспринимает… Ему бы для начала — я даже не знаю — может, в рекламу? Он как-то говорил о том, что хотел бы себя попробовать в рекламе… Ну, чтобы начал с того, что ему самому бы нравилось.

Александр Алексеевич только вздохнул обреченно:

— Я стройматериалы оптом продаю, про розницу даже и не думал. Там система отлаженная, рекламы не требуется. Если только связи поднять, договориться с кем…

— Придумала! — Настя даже на месте радостно подпрыгнула. — Я уволюсь! Нет-нет, сначала выслушайте! Пусть Артём займется с Вероникой английским, пусть делает с ней домашнюю работу и встречает из школы. Она уже вышла из стазиса, и с остальным справится даже не педагог! Понимаете, как здорово? Для Артёма это, конечно, не работа будет, но привязка к семье. Он уже не сорвется в Нью-Йорк или Тибет, когда вздумается, потому что будет нужен тут. Меня-то уже не будет! А Вера Петровна даже в математике не фурычит, какой там английский… Ой, простите! — мужчина усмехнулся, подбадривая ее на дальнейшую смелость. — А работа, профессия — это со временем решится. Как только он сам остановится, как только перестанет рваться с одного места в другое, так сразу и решится!

— Я подумаю, Анастасия, спасибо. Вы домой собирались, а я вас задерживаю.

Настя и не знала, искренне он поблагодарил или закончил так разговор, но потом ей стало до красноты неловко. Стояла такая, девчонка еще совсем, и взрослого мужика поучала, как ему с сыном быть. И ведь и тот, и другой не глупее нее! И о Вере Петровне так некрасиво отозвалась, хотя та была отличной няней для Вероники. Но на это, кажется, Александр Алексеевич внимания не обратил, сам понимал, потому и нанял когда-то Настю. Стыдно. Но зато совесть чиста.

* * *

Каково же было ее удивление, когда уже назавтра Александр Алексеевич приступил к решительным действиям. Как только она вошла в дом, Наташка рассказала об утренних событиях в свойственной только ей манере:

— Сан Алексеич на работу не поехал! Отвез Веронику в школу, потом вернулся. Позавтракали они, значит, в глухом молчании, а потом Сан Алексеич за Артёмом в комнату пошел. Уж не знаю, чего он ему там говорил или тихо за ним ходил, но Артём от этой слежки и на кухне спрятаться не смог. И тут не выдержал. «Ты чего за мной ходишь?» — говорит. А Сан Алексеич ему, мол, скучно, выходной взял, а заняться нечем. Ну, а Артём хмурился поначалу и сказал, что некогда ему отца развлекать, он как раз в стрип-бар собирался. Там его, дескать, ждут. «Да никакой стриптиз в десять утра не работает!» — разозлился Сан Алексеич. И тут Артём прищурился — ну, знаешь, как только он умеет, на один глаз. Типа теперь-то добра не жди. И говорит такой с ехидцей: «А ты, пап, беги собирайся. Да купюр побольше мелочовкой захвати. А то тебе пятьдесят скоро, а ты ни разу в стрип-баре в десять утра не бывал». Вот они вдвоем и ушли. Тамарочка попозже звонила им, спросить, будут ли на обед. А они там уже поддатые. И на обед не собирались.

— Ничего себе! — Настя ахнула.

— Вот именно! Я тоже не знала, что у нас стриптиз в десять утра открыт!

То, что Артём отчебучит нечто подобное, было предсказуемо. И вряд ли он ограничится только стрип-баром. Он будет доводить отца, пока тот не сдастся. Но Александр Алексеевич, судя по Наташкиному рассказу, сдаваться не намерен.

* * *

Настя весь день сидела, как на иголках. Во-первых, ей важно было узнать — работает ли она еще в этом доме. Но еще важнее — увидеть, чем же закончится этот затянувшийся утренник у мальчиков. Она позвонила Сене и предупредила, что вернется позже. Договорились созвониться, чтобы он встретил. Отказалась ехать вместе с Верой Петровной и Вероникой в новый детский центр. Все ждала и ждала, а эти двое все никак не возвращались.

Когда она услышала шум снаружи, то вылетела на улицу, не накинув пальто. Они шли, заметно качаясь из стороны в сторону, но настроение, судя по пьяным физиономиям, у обоих было приподнятое. Еще бы песню затянули для полноты картины!

Александр Алексеевич увидел ее первым:

— Это вы, Анастасия, виноваты! Вечер добрый!

— В чем конкретно? — она понимала по тону, что он не зол, а даже наоборот — счастлив.

— В моей фирме теперь будет рекламный отдел! И на кой он мне сдался?

— Так мы же розницу будем хреначить, — подсказал Артём. Он говорил еще менее разборчиво.

— О! Еще и розницу… — изобразил удручение Александр Алексеевич. — Никогда не собирался заниматься розницей!

Скорее всего, до этого они договорились уже в процессе затяжного распития, поэтому утром, на свежую голову, могут и передумать. Сейчас же дело было не в том. Поэтому Настя, улыбаясь, смотрела, как они снимают верхнюю одежду и перебраниваются об опте, рознице и торговой сети. Да, дело было точно не в торговой сети.

Даже Тамарочка с Иваном Ивановичем выскочили в коридор, чтобы, наверное, впервые в жизни понаблюдать за хозяином дома в таком состоянии, а потом позвали всех пить чай. Правда, использовали словосочетание «отпаивать чаем», но Александр Алексеевич на это предложение с радостью согласился. Артём же ухватил Настю за локоть:

— А теперь расскажи мне, как ты собиралась уволиться из этого дома. Бросить Веронику, меня… А я думал, мы друзья!

— Дурак ты, Артём, — Настя не могла улыбаться еще шире. — Именно потому что друзья, я так и хотела поступить.

— Не уволишься, — сказал он сначала ей, а потом громко проорал в сторону кухни. — Настю мою увольнять будете сразу после меня! Мы с ней друзья, между прочим!

С кухни в ответ раздался только смех.

Так и держа Настю за локоть, Артём поволок ее в комнату — вероятно, даже сам не знал зачем. По инерции. Она же и не сопротивлялась, наоборот, приступила к расспросам:

— Ну что, как у тебя настроение?

— Ты не поверишь, но хорошо. Отец прилепился сегодня, как банный лист к заднице. Я его даже к Ромке в гости свозил — а у того всегда кипиш. И ничего, отец там с Лизкой и Ольгой зажег — такие пляски устроил, мы чуть со смеху не померли.

Они уже до его комнаты дошатались, а Артём все рассказывал — сбивчиво, пьяно, но со смехом:

— Мы теперь Веронике на днюху аниматора заказывать не будем. Просто папу коньяком накачаем — он тот еще аниматор! Я сегодня только понял, почему он не пьет. У него с полрюмки цирк в голове начинается…