— Раз двести. Надоела уже эта Швеция, вот в Дании намного лучше.
— А я в Швеции ни разу не был… Честно, не был. Свози меня в Швецию, Насть!
У входа в больницу дожидались Катюша с Викулей. Викуля улыбалась, но глаза оставались удивленными тарелками, а Катюша вместо приветствия заявила:
— Вы только гормонами не захлебнитесь! Совсем спятили. Я, конечно, молчу… — это, по ее мнению, так люди молчат. — Но сначала бы с Сеней решили. И отец в больнице, только вчера был в критическом состоянии, могли бы и подождать со своей… романтикой.
И Настя снова не смогла заставить себя почувствовать стыд. Хотя это и был первый звоночек, трезвонящий о том, что они слишком увлеклись друг другом. Будто в мире больше никого нет. Но у обоих не осталось душевных сил, чтобы переживать об остальном мире. Часто так и бывает: сначала вода пробивается по капле, а как пробьется — волной сносит плотину. Именно это с ними и произошло.
На следующий день приехали и родители Сени, чтобы проведать больного. Они не собирались задерживаться дольше, чем на пару дней, поэтому Настя просто решила отложить разговор с мужем. Сложно расстроить одного человека, но расстроить сразу троих для Настиного характера было невозможно. Особенно после того, как свекровь обнимала ее, называла «дочкой» и повторяла, что никогда не упрекнет ее в отсутствии внуков. Но Настя в этот момент думала только о том, какую причину придумать, чтобы улизнуть из дома и встретиться с Артёмом хотя бы на пять минут. И чуть не расплакалась от счастья, когда получила от него сообщение: «Я все понимаю. И готов ждать тебя вечно, но предпочел бы обойтись без этого. Читаю книжки из комнаты Наташки — еще немного, и я уже не буду прежним. Психика постепенно накрывается медным тазом». А Сеня даже не поинтересовался, почему Настя так глупо улыбается телефону.
— Насть, отец собрался сбежать из больницы! — сообщила по телефону Викуля в панике. — Говорит, что уже в полном порядке, и больше там оставаться не может! Мы к нему. Катюша грозится довести его до второго инфаркта, если он не утихомирится! Ты как скоро подтянешься?
— Я… позвоню ему. У меня сегодня много дел…
Настя обернулась и посмотрела на Артёма. А что еще она могла ответить Викуле, если Артём полчаса назад спихнул деловую встречу на отца, чтобы остаться с ней наедине? Александр Алексеевич еще три дня будет недовольно хмуриться по этому поводу.
Через несколько дней Артём, узнав, что она весь день проведет с Вероникой, тут же прилетел домой из офиса. И потащил ее из детской, несмотря на возмущение сестренки.
— Ты почему ему до сих пор не сказала? — он прижал ее к двери в своей комнате.
— Да понимаешь, он ведь спал, когда я уходила. А потом Вера Петровна позвонила, сказала, что ей уехать надо… Вот я после своих уроков сразу сюда и приехала. Сегодня скажу, ты не волнуйся.
Настя совершенно не лукавила. Она ни на мгновение не усомнилась в том, что справится и все объяснит мужу. И тягостное ожидание неотвратимого сводило ее с ума не меньше, чем Артёма, но от этого уверенность только росла — каждая секунда разлуки давалась все сложнее. Настолько, что она уже была морально готова причинить боль Сене, лишь бы больше не чувствовать своей.
Артём оторвался от ее шеи и посмотрел в глаза:
— Тебе это сложно, да? Давай я ему скажу — минуты две уйдет. И все, вопрос решен.
— Артём, — она улыбалась и целовала его в подбородок, — сегодня скажу. Я больше не хочу…
Вероника забарабанила в запертую дверь:
— Настя, Тёма, вы почему меня бросили?
— Ника, дай нам еще минуточку, — умолял Артём. — Порисуй пока.
— Мне скучно!
Им пришлось выйти, но уже через пять минут, когда Вероника увлеклась мультфильмом, снова потянули друг друга за ближайший угол, чтобы хоть раз поцеловать и какую-нибудь ерунду на ухо шепнуть.
— Скажи, что любишь меня, Настя. Почему до сих пор не сказала? Ведь любишь же!
— Тёма! — подбежала Вероника. — Пойдем вместе пазлы собирать!
— Да, — Настя ответила через полчаса, когда Вероника заканчивала картинку.
Артём сделал вид, что не понял. Настя многозначительно глянула на его сестру — дескать, не место это обсуждать. Но глаза у него заблестели. И потому, как только Вероника отправилась обедать, крикнул ей, что им с Настей срочно нужно прогуляться, и потащил ту на улицу. Ему обязательно нужно было услышать это от нее — вопрос жизни и смерти, который никак не требовал отлагательств. Вероника бросилась было за ними следом, но Настя остановила немного нервно:
— Ты пообедай пока! Ну что на тебя сегодня нашло, Вероника? Ты ведь обычно так себя не ведешь.
Они только от дороги отошли и тут же вцепились друг в друга, позабыв о том, что их могут увидеть. Захлебнулись-таки гормонами, как выразилась бы Катюша.
— Тёма, Настя! Ну вы почему меня опять бросили?
Вероника смотрела только на них и на бегу натягивала пальтишко, выбегая на дорогу, по которой неслась иномарка.
Артём бросился вперед, Настя закричала. И, наверное, в этот момент они и шарахнулись о реальность. Им нужен был год, чтобы окончательно сблизиться, но хватило и доли секунды, чтобы проклясть друг друга. Понять, что они уже настолько обезумели, что были морально готовы нанести боль кому угодно, лишь бы продолжать держаться за руки. Вот и нанесли.
Водитель среагировал молниеносно, поэтому успел повернуть, зацепив Веронику бампером. После неприятного скрежета машина остановилась, мужчина вылетел из нее и бессильно рухнул на колени, увидев, что девочка жива. Правда, ударило ее сильно, но хотя бы жива. Он потом, когда говорить сможет, только заорет матом. А пока он стоял на коленях и улыбался, пристально разглядывая на свои ладони. Только ему было известно, что сделали его руки — еще до того, как мозг успел понять — позволили не сбить на полной скорости неизвестно откуда вылетевшего ребенка.
С этой страшной секунды все сразу и изменилось. Настя в глаза не могла посмотреть Веронике, которая следующие два месяца пролежит на вытяжке. Перелом бедренной кости и разрыв связок. Была вероятность, что хромота останется на всю жизнь — тут уж как повезет. Когда Вероника засыпала, Настя плакала и просила у нее прощения, но сама себя простить так и не смогла. Когда Вероника просыпалась, то сама просила прощения за то, что забыла сначала посмотреть налево, а потом направо. Но Настя заставляла себя оставаться в палате, вбивая вину глубже и глубже. Лучше она эти два месяца от Вероники не отойдет, лучше уволится из школы, и тогда, возможно, ей перестанет быть настолько тошно.
Артём тоже пытался, но это для него уже было слишком. Через месяц он уговорил отца и уехал в Чикаго, чтобы восстановиться в университете. Веронике он звонил каждый день, заставляя своими шуточками ее покатываться от смеха, но возвращаться отказывался. Не мог, как Настя, забить в себя вину достаточно глубоко, чтобы ребенок этого не заметил. За тот месяц до его отъезда они друг на друга не посмотрели ни разу — и теперь не приходилось делать для этого усилий. Ровно за одну секунду они возненавидели все то, что между ними случилось.
Настя ушла от Сени только через три месяца. Она до последнего пыталась склеить разбитую чашку, но та снова разваливалась на части. И тогда она совсем просто сказала ему, что уходит. Без терзаний и мук. Потому что уходила она не к кому-то, а от него. И в этом поступке не было ни капли эгоизма — лишь она знала, какие усилия приложила для того, чтобы попытаться этого избежать. И лишь она чувствовала, что в ней не осталось больше сил, чтобы сделать его счастливым. Она любила Сеню за его качества, но никогда не была в него влюблена. И вдруг поняла, что этот клей и нужен любому браку, чтобы чашки изначально не были разбитыми.
Мама не разговаривала с ней две недели. Но потом остыла, переключившись на Викулю. Та стала невестой. Она разбежалась с придурком на машине и встретила парня, о котором даже мама ничего плохого сказать не могла. Почти. Но Мария Максимовна тут же одобрила его кандидатуру, как только эти двое решили пожениться. Это произошло так неожиданно и быстро, что огорошило буквально всех. Были подозрения, что Викуля беременна, но та до округлившегося животика никому не признавалась. Вот так странно и вышло — из трех сестер первой жизнь обустроила младшая. И хоть даже к тому времени была еще молода, но излучала уверенность в собственном будущем. Вместе со своим почти идеальным Кириллом.