Нику отчаянно захотелось быть где угодно, только не здесь. Он вдруг обнаружил, что держит Джейн под руку – крепко, но нежно. Он помог ей сесть за стол. Он знал, что девушка удивлена его внезапной вежливостью, но его слишком уж задела ее чертова хрупкость и то, как храбро она боролась со слезами. Ее губы чуть-чуть дрожали. Ему хотелось поцеловать ее, страстно поцеловать.
Видно было, что Амелия разъярилась. Но Ника это ничуть не интересовало. Эта сука вела себя так, что не заслуживала достойного отношения. Граф не пожелал помочь ей, он лишь нетерпеливо смотрел на нее, ожидая, пока она сама отодвинет стул и усядется. Впрочем, он не стал бы возражать, если бы она вообще ушла из столовой. Амелия, в конце концов, признала поражение и обошлась без помощи графа. Ник подал знак Томасу, чтобы тот предложил вина сначала Джейн. Он знал, что девушка посмотрела на него с благодарностью, восхищенно – но сделал вид, что ничего не замечает.
Ужин проходил почти в полном молчании.
Джейн ругала себя за то, что вообще пришла. Ей ведь не хотелось сюда идти.
Она знала, что платье ей не к лицу, она поняла это в то самое мгновение, когда посмотрелась в зеркало, разве не так? Но Молли ее всячеки ободряла. Молли смотрела на платье во все глаза, благоговея перед его дороговизной. Молли твердила, что Джейн выглядит потрясающе-элегантной. Но что может понимать в этом горничная? Джейн выглядела вовсе не элегантной, она была похоже на клоуна или на маленькую девочку, играющую во «взрослую», а это было еще хуже.
Должно быть, любовница графа от души потешалась над ней.
Джейн, видевшая выражение глаз графа, прекрасно понимала, что потерпела сокрушительное поражение. Но он впервые был добр к ней. Он не сказал ни слова, он обращался с ней как со взрослой леди, он даже заставил Амелию заткнуться. Но все это было бесполезно. Джейн хотелось плакать. Она была тощей беспомощной дурочкой, и не ей было равняться с чувственно-красивой любовницей графа. Джейн хотелось убежать в свою комнату и спрятаться там. Но она не могла этого сделать.
Она вовсе не намеревалась оставлять их наедине. Во всяком случае, пока это в ее силах.
Джейн не могла проглотить ни кусочка. Но несколько глотков вина слегка облегчили ее горе. Ей стало не так больно. Она вдруг обнаружила, что просто не может отвести глаз от профиля графа – такого красивого профиля. Да, граф был великолепен. Его внешность вызывала у Джейн тревогу. И он был так добр… да, он был так добр сегодня вечером! Добр к ней, Джейн.
Наконец, после главного блюда, Амелия нарушила молчание и начала заигрывать с графом. Это ужасно расстроило девушку. Она снова почувствовала себя несчастной; хуже того, она начала ревновать. Правда, граф никак не отвечал на кокетство Амелии. Его ответы звучали не слишком выразительно, больше напоминали ворчание под нос, нежели нормальную речь. Но это не остановило Амелию, продолжавшую весело болтать, будто граф и не обозвал ее шлюхой почти в лицо. Она поглаживала его руку, пока граф не отодвинулся. Она старалась прижаться бюстом к его плечу. Тут он почему-то отодвигаться не стал и даже ответил что-то на сказанную Амелией очередную глупость. Джейн страстно хотелось, чтобы в украшенную перьями шляпку Амелии ударила молния и сожгла бы каждый волосок на этой проклятой рыжей голове! Пусть бы осталась лысой!
– Амелия, – произнес наконец Ник довольно резко, – меня совершенно не интересует этот дурацкий бал у Арлингтонов.
Амелия умолкла.
Граф посмотрел на Джейн и обнаружил, что та внимательно изучает стоящую перед ней полную тарелку. Граф нахмурился. Если бы здесь не было Амелии, он давно бы уже отобрал у Джейн бокал и не позволил бы ей так много пить, но он не хотел на глазах у другой женщины обращаться с девушкой как с ребенком. Во всяком случае, после того, что она решилась сделать. Он лишь надеялся, что она не напьется допьяна. Ну, впрочем, пьяной она не казалась. И, слава Богу, перестала смотреть на него телячьим восторженным взглядом.
– Не перейти ли нам в другую комнату? – спросил он вставая.
Амелия со смехом прикоснулась к его руке.
– О милый, я как раз подумала об этом!
Граф не обратил на нее внимания. Он следил за тем, как поднимается на ноги Джейн, и увидел, что девушка слегка покачнулась. Она неуверенно шагнула в сторону от стула и тут же ударилась о край стола. Амелия тоже следила за ней, широко раскрыв блестящие весельем глаза.
– Ник! Да она…
Граф мгновенно зажал губы Амелии ладонью, чтобы она не успела произнести следующее слово.
– Отправляйся в гостиную, Амелия, и жди меня там, – со зловещей мягкостью в голосе сказал он.
Амелия изумленно уставилась на него.
А граф не знал, то ли ему сейчас же выгнать ее из дома, то ли позволить ей сначала удовлетворить его мужские потребности… а выгнать потом. Он шагнул к Джейн и взял ее за руку.
– Я провожу вас в вашу комнату.
Огромные голубые глаза Джейн, полные слепого обожания, уставились на него. Джейн улыбнулась. Она была невероятно нежна и прекрасна, и у Ника болезненно сжалось сердце.
– Зме… замечательно, – пробормотала она неуверенно.
Они направились к двери, и Джейн, пошатнувшись, наткнулась бедром на ногу Ника. Он сделал вид, что не заметил этого. Они прошли мимо Амелии, побагровевшей от злости. Джейн с трудом держалась на ногах. В дверях она запнулась о персиковый ковер. И граф мгновенно сделал то, чего давно уже требовал от него инстинкт; он подхватил ее на руки. Девушка почти ничего не весила.
Она вытаращила глаза.
Граф быстро поднялся по лестнице. Джейн была мягкой и теплой, и от нее пахло сладкой свежестью. Она крепко держалась за него. Ее прическа развалилась. Ник чувствовал, как по его рукам скользят ее волосы, тонкие, как шелк. Он не смотрел на Джейн. Он просто не осмеливался. Если он еще раз взглянет в ее влюбленные глаза, он просто потеряет власть над собой.
Нику стало жарко. Он ощутил боль в паху. Просто от того, что он нес ее на руках… да, ему грозила серьезная опасность.
Ему вообще не следовало прикасаться к ней.
Резким пинком открыв дверь, граф внес девушку в спальню и уложил на белое кружевное покрывало кровати. И когда он делал это, его взгляд невольно упал на ее лицо. Глаза Джейн были полузакрыты, и в них светилась глубокая чувственность – чувственность зрелой женщины перед любовным соитием… Она была так же возбуждена прикосновением графа, как и он сам. Ник был ошеломлен. Джейн медленно откинулась на подушку, не отрывая от Ника потемневшего взгляда; ее губы, влажные и полные, были полуоткрыты. Ладони графа все еще оставались под ее спиной. И он, сам того не желая, посмотрел на грудь Джейн – и застыл. Платье соскользнуло с плеч девушки, открыв безупречные полушария.
Ник словно прирос к месту. Грудь Джейн была куда полнее, чем он себе представлял, она, пожалуй, была даже слишком роскошной для такой маленькой девочки… а соски были нежно-розового, девственного цвета. Розовые и возбужденные, крохотные и крепкие. Джейн застонала, роняя голову набок и открывая перед Ником чудесную шею.
Ему страстно хотелось прикоснуться к ней. Но он этого не сделал.
Она повернула голову и посмотрела на него; ее ноздри расширились, глаза сверкали. Она умоляюще подняла руку.
– Пожалуйста… – низким шепотом произнесла она.
– Ч-черт… – прохрипел граф, шарахаясь от кровати. Ему следовало немедленно удрать отсюда. Если он этого не сделает сию секунду, он не удержится, он начнет ее целовать, он овладеет ею.
– О Боже! – простонала Джейн, вскидывая руку ко лбу. – Да не прыгайте вы! – И тут же она согнулась пополам, ее личико позеленело, и она, соскользнув на пол, устремилась к туалетной комнате. Ее начало рвать.
Желание Ника мгновенно погасло, вместо него вспыхнули сочувствие и жалость. Ник вдруг очутился возле девушки. Он поддерживал ее дрожащее тело. Когда она извергла все выпитое вино, то сразу же начала хныкать.
– У вас что-нибудь болит? – тревожно спросил Ник. – Давайте я уложу вас в постель.
Джейн, рыдая, затрясла головой.
Решив, что тошнота больше не повторится, Ник очень, очень осторожно поднял Джейн и отнес на кровать.
– Джейн, не плачь! – беспомощно попросил он.
– Боже, ну почему я такая дура, – простонала Джейн, переворачиваясь на живот.
Она продолжала плакать. Ему хотелось дотронуться до нее, но он боялся. Не из-за желания, нет, с желанием он уже справился. Просто потому, что она была совсем ребенком, не слишком отличающимся от Чеда. Он попытался не думать о ее юной, но уже зрелой груди, красоту которой он не мог забыть. Подняв дрожащую руку, он погладил спутанные волосы. И задохнулся от наслаждения, ощутив их шелковистость.