Бренда Джойс - Темный огонь

Она увидела, как его глаза загорелись яростью.

– Я знаю, что говорю!

– Ты ничего не говоришь, – прорычал он, хватая ее за волосы, и, не обращая внимания на то, что портит тщательно уложенную прическу, рывком откинул назад ее голову. – Ты ничего не говоришь.

Амелия вскрикнула. Ее волосы рассыпались. А граф грубо впился в ее губы. Амелия раскрылась навстречу ему, и язык Ника проник глубоко в ее рот.

Она крепко вцепилась в его тугие ягодицы, прижимая Ника к себе, все сильнее и сильнее. Он был возбужден, но не так сильно, как обычно. Амелию охватило жгучее разочарование. Граф дернул ее платье, высвобождая грудь, и сжал зубами один из набухших сосков. Амелии стало больно, – но от этого она лишь сильнее загорелась.

Ее руки скользнули с ягодиц графа к его паху. Она принялась ласкать тяжелую припухлость. Ник не произнес ни звука, но она почувствовала его отклик под своими пальцами, ощутила прижатым к Нику бедром. Придвинувшись к нему еще плотнее, она поглаживала его крепкие, длинные ноги, его мужское естество – пока не задохнулась от желания.

И тогда она ловкой, опытной рукой расстегнула его бриджи. И, опустившись на колени, сжав пальцами его бедра, она обхватила губами его огромный, гладкий член. Ник по-прежнему не издавал ни звука. Черт бы тебя побрал, Ник Брэгг, думала Амелия. Она знала графа достаточно давно, чтобы понять: она теряет и без того небольшую власть, которую имела над ним.

Ник резким движением углубился в ее рот. Он презирал Амелию, презирал каждой клеточкой своего существа. Он презирал всех женщин, даже давно умершую Патрицию. Может быть, он и вправду убил бы ее, не поспеши она умереть без его помощи. Единственной женщиной, к которой он не испытывал этого всеобъемлющего презрения, была Джейн.

Джейн… Если бы сейчас в его пальцах были волосы Джейн, он вел бы себя иначе. Но вдруг Ник представил – и это было ужасно, – как Джейн касается его плоти своими губами… и в нем вспыхнуло желание такой силы, что он и сам был ошарашен. Ник мгновенно опустился на колени и опрокинул Амелию на спину. Он не хотел, он просто не мог смотреть на нее. Задрав юбки женщины, он мгновенно проник в ее плоть. Она была горячей и влажной. А он видел перед собой Джейн – такой, какой она была вчера вечером… томно откинувшейся на подушки, с обнаженной грудью, с запрокинутой головой… выгнувшей спину, смотревшей на него темным, страстным взором… чувственным, женским… Граф кончил почти мгновенно.

Он перекатился в сторону и лег рядом с Амелией, дышавшей тяжело и удовлетворенно. И понял вдруг, что презирает не только свою любовницу, но и самого себя.

– Что вообще здесь происходит? Этот шум невозможно вынести! – воскликнула Амелия.

Джейн даже не посмотрела на нее.

– Осторожнее, Джон! – предостерегающе сказала она лакею, стоявшему на стремянке в желтой гостиной и снимавшему тяжелые парчовые занавески. Но она опоздала; ткань вырвалась из рук Джона, и он, потеряв равновесие, закачался на лесенке. К счастью, Томас поддержал стремянку, и как раз вовремя.

– Вы в порядке? – встревожено спросила Джейн.

– Да, мэм, – ответил Джон, смущенно улыбаясь. Он был всего на год-другой старше Джейн.

– Что тут происходит? – резко повторила стоявшая в дверях Амелия.

Джейн вздохнула и повернулась к ней. И изящным жестом обвела гостиную:

– Как видите, мы тут наводим порядок. Амелия прищурилась.

Все ковры были свернуты – их собирались вынести на двор, вычистить, выколотить и проветрить. Та же судьба ожидала и плотные пропыленные занавески. Две горничные сдвинули всю мебель к середине комнаты, чтобы добраться до пыльных, увешанных паутиной углов.

– Джон, – распоряжалась тем временем Джейн, – попроси Говарда помочь тебе вынести всю мебель, ну кроме пианино конечно, в соседнюю гостиную, пока тут будут вощить полы и сметать паутину.

– Ах, ах! – пропела Амелия. – Да мы, никак, отличная домохозяйка, а?

Джейн снова повернулась в ее сторону:

– Между прочим, Амелия, на вашем месте я не стала бы говорить все, что в голову взбредет.

Можно ведь и в ответ кое-что услышать.

Амелия покраснела.

– Ну, я думаю, тогда и вам могут кое-что сказать, – огрызнулась она. – Я ведь все о вас знаю… мисс Беркли. Может быть, вы и внучка Вестона, только он не собирается вас признавать!

Джейн порозовела, но гордо вздернула подбородок.

– Мой отец меня признавал. И я горжусь тем, кто я есть.

– Ну, гордость не поможет вам заполучить то, что вам хочется, – со смехом произнесла Амелия. – То есть, простите, – того, кого вам хочется!

Джейн слова Амелии глубоко задели – потому что в них было слишком много правды.

– Но у меня, по крайней мере, есть гордость, – резко произнесла она в ответ. – Я не навязываюсь человеку, который чуть ли не в лицо называет меня шлюхой!

Амелия побелела от бешенства.

– Но, между прочим, – прошипела она, – я делаю его счастливым, насколько это в моих силах! Когда гаснет свет… А вам никогда не стать той женщиной, которая способна доставить графу радость!

Как бы ни глубоко ранила Амелия Джейн, как бы грубо она себя ни вела, – девушка все равно не могла пригрозить ей, что расскажет графу о том, что видела под дубами. С присущим ей подлинным достоинством она просто повернулась спиной к женщине, которая была старше ее. И увидела, что обе горничные, а заодно и Джон с Томасом, замерли от ужаса, невольно слушая разговор. Джейн знала, что на ее щеках горит слишком яркий румянец. Боже, да теперь все они подумают, что она имеет какие-то виды на графа? Ну, как бы то ни было, Джейн решила держать себя в руках. Она улыбнулась и бодро сказала:

– Мы никогда не закончим тут уборку, если будем стоять, разинув рты!

Слуги мгновенно вернулись к своей работе. Амелия фыркнула.

– Анни, пожалуйста, сними все с каминной полки. Там пыли не меньше, чем в углах. – Джейн, наблюдавшая за выполнявшей ее указание горничной, услышала, как Амелия, топая, как корова, ушла. Лишь в это мгновение Джейн заметила, что ее маленькие руки сжаты в кулаки… и расслабилась. Эта женщина была настоящей гадюкой! И с чего она взяла, что Джейн охотится за графом? А вдруг она ему об этом скажет? Ох, в отчаянии подумала Джейн, ведь Амелия совершенно лишена чувства благопристойности, и она запросто может заговорить с графом об этом, да еще и будет смеяться… а он, пожалуй, ужасно развеселится. Развеселится. Но если он узнает о подлинных чувствах Джейн, непонятных и ей самой, Джейн просто умрет! Тут она услышала, как хлопнула парадная дверь, и одновременно до нее донесся голос Амелии, в котором не осталось и следа язвительности – он звучал слаще меда:

– Привет, милый! О, да ты выглядишь слишком разгоряченным!

Ответа не последовало.

Джейн, сама не понимая, как это произошло, очутилась вдруг у двери гостиной. Она выглянула, осматривая холл и коридор. Граф шел в ее сторону, а Амелия торопливо шагала рядом с ним.

– Могу я сказать Томасу, чтобы подавал обед, милый? – ворковала Амелия. – Я ему заказала сегодня кое-что необыкновенно вкусное!

Джейн в ярости стиснула зубы. Ведь сегодняшнее меню составляла она – с учетом американских вкусов графа!

Граф заметил девушку; его шаги замедлились.

Джейн почувствовала, что ей трудно дышать. Как и накануне, граф был в облегающих, слишком облегающих бриджах – Джейн отлично видела его плотные, сильные ноги и обтянутую выпуклость между ними. Наполовину расстегнутая рубашка Ника, насквозь пропотевшая, была сильно запылившейся. Его грудь блестела. Волосы на голове были влажными и растрепанными. Глаза Ника вспыхнули, но граф тут же старательно притушил засиявший в них огонь.

– Привет, Джейн, – сказал он.

Джейн улыбнулась. И радостно уставилась на него.

– Добрый день, милорд, – мягко ответил она.

Он не остановился, но его взгляд задержался на девушке, наполнив теплом все ее существо. А потом он прошагал мимо. Амелия одарила Джейн взглядом, полным жгучей ненависти. Но Джейн это ничуть не задело, во всяком случае в тот момент. Он заговорил с ней. Он был с ней вежлив. А вчера – как он был добр к ней! В особенности вечером. И сейчас, хотя граф всего лишь поздоровался с ней, Джейн почувствовала за кратким приветствием большее, гораздо большее… и это совсем не было детскими фантазиями. Джейн прижала руки к груди и глубоко-глубоко вздохнула. Она понемногу укрощала дикого льва – она понемногу смягчала характер Властелина Тьмы!