Бренда Джойс - Темный огонь

– Прямо в точку, Джейн!

Она отвернулась; ей казалось, что ее сердце остановилось навсегда.

– Ты меня не любишь.

Он промолчал, и это было ответом.

Она обернулась и посмотрела на него сквозь слезы. Граф, мрачный и гневный, расплылся у нее перед глазами.

– Тогда зачем ты на мне женишься?

– Из чувства долга! Я всегда делаю то, что обязан сделать.

– Ты ненавидишь меня! – От удивления и негодования она задохнулась.

Он уставился на нее бешеным взглядом, а потом внезапно повернулся и вышел из спальни, так хлопнув дверью, что задрожали стены.

Джейн без сил опустилась на пол; слезы полились ручьем. Он хотел жениться на ней из чувства долга, дабы соблюсти приличия… в общем, из-за всякой ерунды. Он не любил ее ни чуточки! Он ее ненавидел! Она отчетливо видела это в его глазах.

В ту же ночь Джейн сбежала.

Когда Джейн не явилась к обеду, а горничная доложила, что ее постель не смята, граф отправился в спальню девушки и обнаружил там оставленную для него записку. Она была не слишком длинной, но четкой и лишенной эмоций:

«Дорогой Николас!

Я совсем не хочу выходить замуж. Я говорила тебе, что намерена стать актрисой. В октябре мне исполнится восемнадцать, и я надеюсь, ты понимаешь – я вполне способна сама позаботиться о себе. Я знаю, что тебе нетрудно будет найти меня, если ты того захочешь, так что я не стану и пытаться спрятаться от тебя. Я буду у моего старого друга, Роберта Гордона, менеджера театра «Лицей». Пожалуйста, пойми – это наилучший выход для нас обоих.

Джейн».

У графа все поплыло перед глазами.

Ник с ужасом понял, что по его щекам текут слезы.

Он смял письмо, он швырнул его на пол.

Но боль была просто невыносимой.

Она бросила его.

Джейн сбежала, вместо того чтобы выйти за него замуж. Ему давно следовало понять, что этим все и кончится. Когда ей предоставили выбор, она выбрала то, что выбрала бы любая женщина на ее месте – то есть что угодно, кроме жизни с ним, Ником.

И тут на него нахлынули мучительные воспоминания. Он вспомнил, как впервые – рядом с ее тетушкой Матильдой. Девушка была тогда в полном смятении и выглядела нежной и невинной, как ангел, и ее огромные голубые глаза таращились на него. Он увидел, как она играет с Чедом, он увидел ее бледное лицо, когда она упала со старой лошадки в Регент-парке. Он увидел ее в ярости – когда она заявила герцогине Ланкастер, что та злобная и развратная тетка. Он припомнил, как она смеялась и кокетничала с Линдлеем… как улыбалась ему. И он вспомнил ночь их страсти – вспомнил отчетливо и ярко… как она выгибалась под ним, как цеплялась за него, как ее ноготки впивались в его спину… там до сих пор остались легкие царапинки. Вспомнил ее жар, ее нежность.

Но еще он вспомнил и вчерашний вечер – свою грубость и ее изумление, боль в ее глазах, слезы, медленно стекающие по ее щекам.

Он знал, что теперь уже слишком поздно. То, чему он сопротивлялся с самого начала, все-таки произошло. Он влюбился. Он любил ее так, как никогда и никого не любил в своей жизни, даже Патрицию. Но все это ровным счетом ничего не значило.

Она сбежала от него.

Он был ей не нужен.

Но разве он не знал давным-давно, что все будет именно так?

Джейн ушла. Все было кончено.

Граф закрыл глаза. Боль была просто нестерпимой.

Лондон, 1876

Аплодисменты не смолкали.

Сердце Джейн радостно пело. Когда она снова вышла – одна – на огромную пустую сцену и присела в реверансе, аплодисменты усилились. Джейн выглядела чудесно в мерцающем голубом шифоне. Ей подумалось, что, может быть, на этот раз аплодисменты перейдут в те громовые овации, что сопровождали выступления ее матери. Но, едва закончив поклон, она уже слышала, что волнение в зале утихает. Продолжая улыбаться, Джейн в последний раз кивнула публике и ушла со сцены.

Едва она очутилась за кулисами, улыбка исчезла с ее лица. И радостное возбуждение уступило место отчаянию. Джейн казалось, что она задыхается. Неужели ей никогда не добиться таких же оваций, какие доставались ее матери?

Будет ли она когда-нибудь так же хороша на сцене, как ее мать?

– Джейн, дорогая, ты была просто великолепна!

Джейн с трудом улыбнулась Роберту Гордону. Он сиял. Подойдя к Джейн, он мягко обнял ее за плечи. Джейн на мгновение прижалась к нему.

Роберт – седеющий мужчина средних лет, с усами, – бросил на нее внимательный взгляд и пошел вместе с ней в ее грим-уборную. Джейн упала на темно-красный, бархатный диванчик, чувствуя себя совершенно измотанной. Роберт поспешил откупорить бутылку шампанского. Он протянул актрисе бокал.

– Ты была великолепна, Джейн! – искренне сказал он. Джейн посмотрела на него; ее глаза казались невероятно голубыми и невероятно огромными на покрытом белым сценическим гримом лице, с ярко накрашенными губами и щеками.

– Это тебе кажется.

– Джейн! – В голосе Роберта прозвучал легкий укор. Джейн отпила немного шампанского и, откинув назад голову, прикрыла глаза.

– Джейн, ты очень талантлива, – продолжал Роберт. – Ты играешь всего три недели, и весь Лондон уже очарован тобой! На сегодняшний спектакль почти все билеты продали!

Джейн открыла глаза.

– Но ведь и завтра будет точно то же самое, не так ли, Роберт? Критики говорят, что я очень талантлива – для моих лет. И они гадают – стану ли я так же хороша, как моя мать! – Джейн резко взмахнула бокалом. – Я устала от того, что меня постоянно сравнивают с матерью! Устала!

Роберт подошел к ней и ласково положил руку ей на плечо.

– Но ты и в самом деле молода. И талантлива. Дай себе время!

Джейн потерла глаза.

– Извини, Роберт, я чуть жива. – Она встала с дивана и перешла к туалетному столу. Когда она принялась снимать грим, Роберт оставил ее одну. А Джейн, покончив с гримом, распустила волосы, уложенные в тяжелый шиньон, и завязала их в простой «хвост». Тут вернулся Роберт с целой охапкой роз. Джейн невольно улыбнулась.

– Хочешь просмотреть визитные карточки? – спросил Роберт.

– Они все с объяснениями?

– Само собой.

Джейн рассмеялась и покачала головой.

– Я заберу цветы домой, – сказала она. – Здесь их уже некуда поставить.

И это было чистой правдой. Вазы, полные цветов, стояли везде: на туалетном столе, на столике с напитками, возле дивана, во всех углах. Что ж, подумала Джейн, по крайней мере в этом она похожа на мать. У нее масса поклонников и обожателей, и они ее совершенно не интересуют. Она даже не хотела знать, кто они такие.

Джейн и Роберт вышли через черный ход театра, чтобы избежать встречи с мужчинами, ждущими актрису неподалеку от гримерной – они надеялись хоть на мгновение увидеть ее, обменяться с ней словечком. Так было каждый вечер. Поначалу Джейн это льстило, потом стало забавлять. А теперь она уже принимала внимание и восхищение как часть своей жизни и относилась к ним спокойно, как и к своему новому прозвищу – Маленький Ангел. Наверное, кто-то вспомнил, что ее в свое время называли Ангелом Сандры, когда она, ребенком, выступала в театре, и тут же появился новый вариант этого имени. Джейн лишь радовалась, что на этот раз имя матери осталось в стороне; иначе ей бы пришлось нести слишком тяжелый крест.

На Пикадилли, где располагался театр «Критерион», движение было весьма оживленным; но улочка, куда выводил запасной выход, выглядела совершенно пустынной. «Критерион» построили всего два года назад как дополнение к весьма популярному ресторану «Критерион». Но за два года многое сильно изменилось. Все лондонские театры давали теперь настоящие представления, в них играли большие пьесы вместо прежних, коротких интермедий. И актерские труппы больше не ездили взад и вперед по всей Англии. Состав труппы мало изменялся с новой постановкой. Об успехе новой театральной политики свидетельствовал тот факт, что пьеса, в которой играла сейчас Джейн, – комедия Джеймса Альбери «Розовое домино» – держалась на сцене уже много дней.

Джейн, поплотнее закутавшись в шаль, села в коляску Роберта. По вечерам было прохладно, несмотря на то, что была середина июня. Джейн очень устала, и Роберт понимал это, как понимал все и всегда, и потому он молчал. В душевном порыве Джейн протянула руку и на мгновение сжала пальцы Роберта, ощутив короткое ответное пожатие. Она просто не представляла, что бы она делала без Роберта.