В первую майскую субботу мы переехали с старый дом, который Маркус оборудовал по своему вкусу и теперь, по его европейским меркам, он был вполне пригоден для жизни.

Прибравшись в доме, я прилегла на старую кровать. Я стала сильно уставать за последнее время; все время хотелось спать. Сетовала на стресс, которого у нас в отношениях с Маркусом было хоть отбавляй! Представив, что между нами и не было никаких склок, что мы вместе, и он нежно целует меня, как и прежде, я задремала. Проснулась от стука. Пришли некоторые соседи, а также Нина и Марина. Они принесли с собой целую корзину пирогов и ржаных блинов, а также баллон клюквенного киселя, так популярного в их местности.

– С новосельем! – поздравила меня Нина, вручив мне «подарки».

Я пригласила односельчан в дом. Когда мужчины уселись за стол, перед ними тут же замелькали столовые приборы и блюда, которые не успевала разогревать моя «тугодумная» печка.

Среди присутствующих гостей был и Николай, чьего появления теперь я ждала меньше всего на свете.

– А где твой муж? – спросил меня егерь.

– Маркус мне не муж. И я не знаю, где он. – брезгливо ответила я, будто вылив своим ответом ведро с помоями.

– Я видела, Марк в лес ходил, наверное, охотится! – сказала ему Марина.

– Все же, когда? – Нина с улыбкой покосилась на меня. – Когда вы узаконите свои отношения?

– Ну, о законе еще пока рано говорить, Нинка! – перебил ее Николай. – Ты видала, что с нашими дорогами, или уже забыла, как они выглядят без снежного наката?

– Сегодня я видела траву, – убеждала она. – Первая трава! Значит, скоро Юрьев день!

– Юрьев день? – переспросила я.

– В этот день мы впервые выгоняем скот на пастбища, время сева! Кстати, ласточки уже прилетели? Никто не видел?

– Заметил одну вчера. – отвечал Николай, посмотрев на меня, – Мне нужно поговорить с твоим мужем.

– По какому поводу? – мое напряжение росло с каждой секундой.

– Это сугубо мужской разговор! – махнул рукой Николай. – Бабам до этого нет дела!

– Я его почти секретарь, а не баба. Вы скажите, а я передам!

– Не… – скривился егерь.

– Вы хотели поговорить о том парне, да? Или о председателе?

За порогом раздался топот и, вскоре, когда дверь распахнулась, мы имели возможность созерцать воочию совершенно грязного Маркуса, державшего за плечом убитого медведя небольшого размера.

– У нас поговаривали, что баба, задравшая подол, могла испугать даже медведя! – расхохоталась Нина, увидев Гирша в таком виде. – А ты будто в грязи валялся!

– Так и было. – холодно произнес Гирш и вошел в дом, оставив тушу на пороге.

– Все обошлось? – спросил Николай.

– Успел. – Маркус окинул взглядом застолье. – По какому поводу празднуете?

– Новоселье! – ответила я, помогая ему умыться и благодаря Бога за то, что Маркус остался жив после схватки с «косолапым» во второй раз, но теперь уже расправившись с ним в гордом одиночестве.

– Маркус, тут председатель звонил, он скоро приедет. – сразу начал Николай.

– Я безмерно рад! – Гирш с недоверием покосился на меня. – Как скоро?

– Надеется, что не начнутся затяжные ливни, иначе дороги совсем размоет! Палыч следит за прогнозом погоды, как только распогодится, так и примчит сюда. Ему не терпится познакомиться с тобой! – Николай присел рядом с Маркусом, когда тот, умывшись, подошел к столу и разместился у стены, чтобы запрокинуть вскипевшую от тяжелого дня голову, – А ты это, не будешь серчать на Вовку? Он парень дурной, перепутал с дуру вещи!

– Не буду. – кивнул Маркус, и его голос прозвучал вполне убедительно. – Надеюсь, что все мои документы целы, и их не придется восстанавливать.

– Насчет денег, они вряд ли сохранились… – вставила я.

– В жакете не было денег, – ответил Маркус, – Только карта.

– Тогда ему совсем не повезло. Стащить такую вещь ни у абы кого, а Маркуса Герра Гирша! Настоящего немецкого рыцаря и жестокого солдата, который просто так ничего не оставляет! – бурчала я с неприкрытой неприязнью. – Связавшись с ним, пощады не жди!

– Я не служил, Маргарет, – спокойно отвечал Маркус, невзирая на мои «подколки». – Я пацифист.

– Если вдруг начнется война, – перебил его Николай, – ты за кого пойдешь, за них или за наших? Хотя, черт разберет, где у тебя свои, а где чужие!

– Не будет войны. – твердо заявил Маркус. – Никто не хочет, и никто не станет воевать. Для нас очень тяжело принимать то, что творили родные деды. Многие не знают настоящей правды проделок Вермахта в войну, о цифрах убитых также знают не все. У нас нет такого понятия «патриотизм», как у вас. Вернее, в него заложен несколько иной смысл. Мы не гордимся тем, что делали наши предки. И, если вдруг кто-то из немцев скажет, что он патриот, другие, к примеру, русские, подумают, что он имеет в виду нацизм, а не любовь к родине.

– Почему? – удивилась я. – Никто не хочет, чтобы вы думали, что виноваты в войне?

– Мы не виноваты на самом деле, но груз там, внутри, – Гирш стукнул по груди, – он не пройдет. Мы знаем, что было, и никто не может поверить в это. Многие, особенно молодые, говорят, неужели, это сделали мы, немцы? Разве нам удастся получить прощение после этого? Мы не забываем об истории, частые экскурсии в школах по местам лагерей и штабов стали вполне привычной частью обучения. Но молодежи трудно это принять. Многие плачут, видя фотографии, слишком жестокие, чтобы быть правдой. – он опустил глаза. – Я не могу ничего сделать, чтобы как-то ослабить вашу боль, русскую боль, но смею заверить, мы очень жалеем, что у нас был такой фюрер-диктатор, о котором теперь известно каждому…

– Среди наших тоже было много странных личностей! – возразила я. – Возьмем, хотя бы, Ивана Грозного или Распутина! Согласитесь? – я уставилась на Николая в надежде заручиться его поддержкой.

– Всяко было! – сказал егерь. – Надеюсь, Бог милует. Хорошо вы тут устроились! – он посмотрел по сторонам. – Такой чистоты здесь отродясь не бывало!

– Старалась! – смущенно покраснела я.

– Так, когда все-таки? – не унималась Нина, которая теперь принялась терроризировать Маркуса своим каверзным вопросом.

– Что? – он непонимающе посмотрел на нее, слегка наклонив голову набок.

– Когда свадьба?

Вопрос Нины заставил Маркуса смутиться на некоторое время. Я решила ответить за него.

– К чему это все? – затараторила я, – Мы живем и так прекрасно, зачем нам лишние траты и проблемы?

– Вы живете вместе и должны быть в браке! – настаивала Нина.

– Но ведь весь цивилизованный мир не особо торопится ставить штамп в паспортах, ведь разводы сплошь и рядом! – я продолжала стоять на своем. – И в Германии ведь поздний порог женитьбы, правда, Маркус?

– Она права. – ответил Маркус, глядя на меня. – Нина, безусловно, права, мы должны с тобой пожениться, Маргарет. Но… – он выдержал недолгую паузу. – Для этого нам нужно вернуться в Берлин.

– Зачем? – удивился Николай. – Не хотите отпраздновать по нашим обычаям?

– Было бы очень любезно с вашей стороны, но… – Маркус не успел договорить, так как Николай тут же заверил, что деньги – не проблема, а запасов еды и выпивки вполне хватит, чтобы накормить и напоить еще две деревни. – Тогда, – Маркус встал со стула. – За мной будет большой должок. Я всем вам благодарен за то, что вы приютили нас с Маргарет, не дали погибнуть! И вот мы здесь, вместе с вами, а вы, глубокий, душевный, хоть и слишком взбалмошный народ, относитесь к нам, как к своим родственникам. Маргарет, – Маркус Гирш повернулся ко мне. – а почему, нет? Выйдешь за меня?

– Конечно! – вырвалось у меня, не успела даже подумать, но, поскольку отпираться было уже поздно, и все присутствующие за столом зааплодировали, Маркус притянул меня к себе и атаковал мой рот крепким поцелуем.

Глава 21. Сбежавший жених и тайное, ставшее явью

Свадьбу решили играть по всем стародавним традициям, но после того, как приедет председатель села. Даже не обошли мимо истории со сватовством, хоть и у нас с Маркусом не было родителей. Вместо отца Маркуса – Николай, а моими «родственниками» были Нина и Марина. Маркус, как и было заведено, за столом протянул мне платок и, под чутким руководством Николая, сказал «если ровней себе сочтешь, берись!». Затем Николай и Маркус заставили меня отдать что-то им в качестве залога, чтобы я не успела невзначай передумать. Николай и Нина после этого трижды ударили друг друга по руке и поцеловались.