Вечерело, когда решено было оставить работу и наконец заняться тем, ради чего предпринято было столь многотрудное путешествие.
Элина смотрела, как поганковидные грибы исчезают в жадных ртах и никак не решалась есть эту гадость… «Помру! — думала она, — Буду долго мучится, а потом помру!» Но в конце концов рискнуть пришлось. Когда-то она и ЛСД пробовать боялась… Вот дурочка-то.
Конечно, возможности грибов сильно ее разочаровали. Да, мир преобразился, наполнился новыми красками и звуками, наконец-то, после долгих дней уныния, серости и тоскливой бессмысленности, после слез и ужаса. Бедный подмосковный лес превратился в загадочные сырые джунгли, где ожили каждая травинка, каждый листик, готовясь поделиться какой-то своей сокровенной тайной о смысле бытия. Все разбрелись по округе и Элина тоже пошла в лес в одиночестве, ей было хорошо, было тепло и уютно, и даже слегка сжималось солнечное сплетение, в предчувствии чего-то, что вот-вот должно было произойти… Ничего не произошло, ничего из того, на что она надеялась, к чему привыкла, принимая ЛСД. Наверное, «грибной бог» рассердился на нее за привередливость, потому что тот час же, как она об этом подумала волшебство леса стало пропадать, он стал темным и мрачным и каким-то зловещим. Он больше не был ей другом. Элина попыталась найти дорогу на поле и в конце концов нашла ее, не так уж далеко она забралась. Она вытащила из Димкиных вещей спальник, забралась в него и уснула. Уже утром Димка потеснил ее, что, конечно, было неприятно, но ничего не поделаешь — это ведь был его спальник…
Нет, разумеется, Элина не превратилась в растение и периодически, в моменты трезвости ума размышляла над тем, как это она дошла до жизни такой, и что бы ей предпринять во спасение. Она даже хотела идти лечиться и собиралась почти серьезно… До тех пор, пока не становилось слишком плохо и тогда думать можно было только о том, как бы уколоться. Или не становилось слишком хорошо, и тогда она думала: «Да пропади оно все! Стоит ли жить без этого? Как я буду жить? Зачем я буду жить?»
Какое-то время Элина жила у Димки, в его донельзя загаженной однокомнатной квартирке, которая досталась ему от бабушки, умершей пару лет назад. По-настоящему Димка переехал в нее совсем недавно, когда закончил институт и окончательно разругался с родителями.
Похоже, что в жилище своем Димка не убирался никогда. Грязища. Пылища. Старенький бабушкин диванчик залит какой-то липкой гадостью. Скомканные простыни неопределенного цвета все в пятнах, в дырках, прожженных сигаретами. Под окном голый продавленный матрас. На коврик ступить нельзя без отвращения, когда-то он, кажется сереньким был, с орнаментом, теперь странного бурого цвета. От старинного шкафа с гнутыми ножками оторвана дверца, оттуда все время вываливаются грязные скомканные вещи. На полинявших обоях с голубенькими цветочками темные прямоугольники оставшиеся от фотографий, сами фотографии, вырванные из рамок и частью изорванные валяются кучкой в углу под столом — молодые и счастливые бабушка с дедушкой, маленькая мама в школьной форме, пухленький, серьезный карапуз Димка. На кухне… О нет, не заходите не кухню!
— Как ты можешь так жить? — удивилась Элина.
— Да забей, — махнул рукой Димка, — Здесь все время столько народу толчется и все гадят. Замучаешься убирать за ними.
Элина подумала, что надо как-то навести здесь порядок, но не знала, с чего начать. Выход был один — выкинуть все на помойку и привезти новое… Она собрала грязное белье и еще что-то, что попалось ей под руку, и замочила в ванной. Пришла какая-то девица — в самом деле грязная, как бомж — и разоралась, что хотела помыться, а ванная завалена каким-то тряпьем.
— А ты когда-нибудь слышала, что белье следует иногда стирать? — рассердилась Элина.
— А ты еще кто такая?! — завопила девица, — Откуда взялась? Ухо, откуда взялась эта кретинка?
— Да че ты, правда, Линка? — бормотал Димка, который, как оказалось, звался здесь Ухо, — Это Киса, она классная герла, дай ты ей помыться.
В самом деле, у Димки в квартире все время кто-то обретался. Какие-то люди, совершенно нормальные с виду или абсолютно полоумные и дикие являлись как к себе домой, варганили на кухне какую-то гадость, кололись, тут же встречали «приход», кайфовали и спали на диванчике, на матрасе или просто на полу.
Элина уже ничему не удивлялась и не пыталась ничего изменить. Могла ли она? Да и зачем? Нужно было бежать — бежать сломя голову, и конечно, она именно так и поступила бы, если бы от этих приходящих исходила бы какая-то опасность. Но нет. Они ее не трогали и даже почти не приставали, как будто она была всего лишь частью интерьера Уховой квартиры. Как шкаф. Как диван. Постепенно Элина к ним даже привыкла.
Она отодвинула шкаф и устроила за ним себе постель с собственноручно выстиранными простынями. Димка действительно подрабатывал в каком-то театрике и периодически приносил Элине деньги, на которые она покупала еду, ему и себе. Сам он, как ни странно, кололся довольно редко, случалось уходил в «марафон» на неделю с лишком, потом отсыпался и завязывал на месяц или даже больше.
— Ты, Линка, смотри не колись, — говорил он ней, — «Винтяга» гадость страшная. Подсядешь — не выберешься, а организм он тебе угробит за милую душу.
— Да ты что! — возмущалась Элина, — Видела я из чего его делают! Я даже представить себе не могу, чтобы ЭТО себе в вену!
— Вот и не представляй. Грибочки можно, травку там…
— Иди-иди, умный нашелся… Сам-то подсел…
Димка улыбался и пожимал плечами.
— Человек слаб есть. Думал, попробую один раз, ничего не будет.
Элина была уверена, что не попробует никогда. Больше месяца она была в этом уверена… Она жила среди наркоманов, постепенно знакомилась с ними, начинала понимать их сленг и их образ мыслей, она становилась для них своей и — они тоже становились для нее своими.
— Давай ширнись, — уговаривали ее новые друзья, — Это же так кайфово, зашибись как!
— Не верю я вам, — отмахивалась Лина, — С ЛСД ничего в мире не сравнится. А всякую дрянь заливать себе в вены я не буду.
— «Винт» ничуть не хуже ЛСД, — уверяли ее, — Вот попробуй и увидишь. И не дрянь это вовсе! Не помрешь! Витаминок попьешь всяких, баклофенчика опять-таки…
Может быть… Но «винт», кажется, самый поганый наркотик на свете, в чем-то даже хуже героина и привыкаемость к нему очень быстрая и сильная… Ни за что! Надо уезжать к маме… к маме… к маме… Забыть обо всем этом кошмаре, начать как-то жить. Пора уже, совсем пора!.. И отходняк после этого «винта» ужасный. А если «раскумариться» нечем, то… Видела Элина как люди мучаются, как бродят всю ночь не в силах уснуть, как валяются сутками в позе эмбриона, уныло глядя в стену, как жалуются, как ругаются, какие у них лица страшные.
Видела она и «приходы», когда эти несчастные «торчки» заканчивали варить на кухне свою отраву, набирали в шприцы чуть зеленоватую прозрачную жидкость, дрожащими от нетерпения пальцами отыскивали на себе — порою в самых неожиданных местах — оставшиеся в живых вены, как медленно входили в них иглы, как мешалась с зеленоватой жидкостью струйка крови, как уходило все это внутрь, все до капельки… От этого зрелища невольно сосало под ложечкой. Что потом? Что за этими беснующимися в восторге телами, что за блаженными улыбками, за сияющими глазами, что за страстным шепотом: «Я вижу!» Что?! Волшебные сны… Сны красивые, еще более настоящие, чем сама реальность… Сны наяву… «Господи, как хорошо!»… «Полетели-и-и-и!» Слезы на глазах… Неизъяснимое счастье за туманом… «Я не хочу, чтобы это кончалось! Ни-ког-да!» Трудно устоять… Честное слово, очень трудно…
Однажды один из димкиных друзей, Женька Волченок, худенький паренек с огромными, очень светлыми печальными глазами, длинными патлами и жиденькой бородкой, похожий скорее на святого подвижника, замученного постами, чем на наркомана (конечно, если на вены его не смотреть), попросил ее сходить в аптеку за солутаном.
— У меня терка в кармане… заполненная… все путем будет… Сходи, пожалуйста! Не дай умереть! Кроме тебя некому…
«Терка» — это рецепт, где-то добытый и подправленный нужным образом. Отоварить его весьма даже не просто. Фармацевтам в аптеках прекрасно известно, для чего нужен солутан некоторым странным личностям с бегающими глазками, желтыми лицами, одетым в рубашки с длинным рукавом даже в самую жестокую жару. Нет, они не мучаются от астмы или бронхита, по средством довольно замысловатых химических реакций они из солутана добывают эфедрин, основной компонент первитина. Строгие женщины из отделов, где лекарства выдаются по рецептам весьма критично относятся к гражданам желающим получить солутан и изучают рецепты чуть ли под микроскопом. Идти в аптеку Элина боялась до жути, но Волченка было жалко и она пошла. Решила, что ей поверят и ни в чем не заподозрят. Даже если повяжут, не докажут ничего — у нее вены чистые.