Она вдруг со стыдом вспомнила их последнюю встречу, его робкий и от этого еще более гадкий поцелуй. Тогда у нее все перевернулось внутри. Слишком уж привыкла, привязалась она к Мишелю. Ей казалось, что только он может дотрагиваться до ее тела, касаться губами ее рта… Это был своего рода шифр, при помощи которого с волшебной легкостью открывался ларец ее ощущений. Но теперь, наверное, и шифр бы не подействовал. Прошло столько дней, столько часов горького одиночества, что Ольге уже вообще не хотелось никакой любви. В больнице она еще страдала и мучилась, металась на серых застиранных простынях и звала Мишеля. Но только до тех пор, пока не получила записку от Жанны Константиновны. Наверное, Надин права: новые сильные потрясения способны затмить все. Смерть бабушки заставила Ольгу забыть и о своих отвратительных синяках, и о вожделенном Париже, и даже о несчастной любви. А со временем желание в ней стало потихоньку угасать — как костер, в который забыли подбросить дров. Мишель так и не пришел к ней. Теперь Ольга уже не сомневалась, что это конец.

Много раз в эти дни Ольга прокручивала в голове всю цепочку событий, пытаясь подойти к истоку и отыскать крайнего. И всякий раз цепочка заканчивалась этой дурой — Лилией Штраль. Получалось так, что именно она убила бабушку Капитолину. Если бы у нее в квартире не было этих идиотских картинок, то Ольгу бы не стали вызывать в КГБ. Если бы ее не стали вызывать в КГБ, то она бы не рассталась с Мишелем. Если бы она не рассталась с Мишелем, то он провожал бы ее вечером домой, и эти ублюдки не посмели бы на нее напасть. А если бы они на нее не напали, то бабушка не разволновалась бы и не попала в больницу… И не умерла. Значит, во всем виновата Лилия Штраль. Где она теперь? Уехала в свою Тьму-Таракань? Или ее упекли кагэбэшники? Впрочем, какая теперь разница — бабушку все равно не вернешь. И Мишеля тоже…

2

На следующий день Ольга позвонила Васе Савельеву. Для этого ей пришлось спуститься во двор и пройти пол квартала до телефона-автомата. Вася, к счастью, оказался дома и сам подошел к телефону.

— Оля? — раздался в трубке его неуверенный голос, как будто он не поверил своим ушам. — Это ты? Как ты поживаешь, Оля? Я… — он смутился и обрадовался одновременно. — Я все знал про больницу, про бабушку… И про Париж тоже… Поздравляю… Нет, извини… Я не то хотел сказать… Извини, что я не пришел к тебе в больницу. Я хотел, но думал, что ты не захочешь меня видеть…

Ольга с трудом прервала этот поток извинений. Она почувствовала, что у нее начинает болеть голова. После травмы с ней еще иногда это случалось.

— Не нужно, Вася, — мягко оборвала его она, — не нужно это говорить. Все ведь понятно и без слов. А если я тебе сама позвонила, значит, я точно хочу тебя видеть.

— Спасибо. Я рад…

— Понимаешь… Дело в том, что у меня к тебе есть просьба. Надеюсь, она не слишком тебя обременит.

— Ты ничем не можешь меня обременить, Оля, ты же знаешь. Ну, что у тебя за просьба?

— Я бы хотела, чтобы ты сделал для меня несколько фотографий.

— Всего-то! Это для меня пара пустяков. Как мы договоримся, ты приедешь ко мне?

— Нет, на сей раз ты будешь моим гостем. А фотоаппарат захвати с собой.

— Когда приезжать?

Ольга взглянула на часы. Был час дня. «Хорошо бы к его приходу немного прибраться и купить что-нибудь к чаю», — подумала она.

— Приезжай около четырех.

— Хорошо! Жди!

Повесив трубку на рычаг, Ольга вдруг расхохоталась. Она стояла в разогретой солнцем телефонной будке и сотрясалась от смеха. Ольга представила себе, как это выглядит со стороны: девица в темных очках стоит в телефонной будке и покатывается от смеха… От этих мыслей у Ольги начался новый приступ, и она уже не могла остановиться. Ей удавалось заставить себя сдержаться на несколько секунд, затем ее вновь начинал душить смех. У нее даже слезы выступили на глазах. В конце концов она успокоилась и с каменным лицом вышла на улицу. Она так и не поняла, что ее так рассмешило. «Истеричка…» — пробормотала Ольга себе под нос и принялась искать в кармане джинсов деньги — у нее осталось рубль пятьдесят. В последние дни она старалась экономить, чтобы сберечь побольше денег на поездку. Студентам разрешали менять рубли на сумму пятьсот франков, и ей хотелось взять с собой денег по максимуму. «Куплю хлеб, сыр и земляничное печенье, — решила она, — вполне прилично для чаепития. Кажется, в холодильнике еще есть немного сливового джема…»

Быстро сделав покупки в магазине, который занимал первый этаж их дома, Ольга впорхнула в свой подъезд. Погруженная в свои мысли, она торопливо поднималась по лестнице (лифт в подъезде до сих пор не работал), как вдруг ее окликнули:

— Соседка! Ольгуха!

Ольга подняла глаза и увидела перед собой внука Жанны Константиновны — Аркашу. Летом он часто гостил у деда с бабкой, хотя родители его жили не так уж далеко — в соседнем районном центре. Маленькую Ольгу тоже привозили к Капуле на лето, поэтому они с Аркашей с детства друг друга знали. Двор был здесь по старинке дружный и шумный. Играли в прятки, в колдунчики, в ныне забытые двенадцать палочек, колечко, штандер и хали-хало… Но потом каждый пошел своей дорогой — девочки одна за другой повыскакивали замуж и обзавелись колясками. Мальчиков забрали в армию, некоторых прямо с первых курсов института, потом они вернулись и начали мучительно осваиваться в бурной «перестроечной» жизни. Аркадий не был в армии, ему удалось «откосить», однако полученным преимуществом он не воспользовался. Все его тянуло на какие-то скользкие делишки, вроде фарцовки или валютных операций. Ольгу всегда удивляло, как он умудряется не попасться при его явно небогатом уме и средних способностях. Про себя она всегда называла Аркашу не иначе как Лоботрясовым. Может быть, из-за его сложной фамилии — Любомудров. Вот и сейчас у нее едва не вырвалось: «Привет, Лоботрясов». Но она вовремя спохватилась.

— Здравствуй, Аркадий. Ты давно здесь?

— Уже пару недель. Время сейчас самое подходящее — иностранцы в мотеле пасутся, — Аркаша поскреб кучерявую, как у негра, но светлую шевелюру. — Ты, я слышал, скучаешь по вечерам? — при этих словах он открыто улыбнулся, обнажив прекрасные, словно с рекламной картинки, зубы. Пожалуй, они были единственным украшением его простоватой внешности.

— И откуда же у тебя такие сведения?

— Так тебе все и расскажи… Агентура работает, — Аркаша расставил ноги, чтобы Ольга не смогла проскользнуть мимо него наверх. Белозубая улыбка его буквально на глазах стала скабрезной. — Слушай, а тебе идут темные очки.

— Извини, мне некогда разговаривать ни про очки, ни про твою агентуру… — холодно сказала Ольга, поняв, к чему он клонит.

— Но куда же ты так торопишься?

— А вот это уже не твое дело! — сердито огрызнулась она, пытаясь обойти его квадратную фигуру.

Тогда Аркаша, воспользовавшись моментом, обхватил Ольгу за талию и притянул к себе.

— Может, пригласишь на чашечку кофе, а? — интимно прошелестел он ей в ухо. — По старой памяти? — неторопливым, полным грубого мужицкого достоинства жестом Аркадий снял с Ольги очки. И сразу же столкнулся с ее черным немигающим взглядом. Этот взгляд Аркаша помнил с детства, он не предвещал ничего хорошего.

Ольга не стала вырываться из его цепких объятий, только тихо и отчетливо произнесла:

— Слушай, Лоботрясов… Если ты сейчас же не уберешь руки, то я подниму на ноги весь дом, не посмотрю, что ты любимый внучок…

Аркаша тут же послушно убрал руки с ее талии и спрятал их за спину.

— Да ладно тебе, Ольгуха, чуть что, сразу «лоботряс»… Я же пошутил. А насчет кофейка ты подумай, — он снова осклабился в улыбке и, как ни в чем не бывало, побежал вниз по лестнице.

— Придурок, — проворчала ему вслед Ольга.

Ей оставалось совсем немного времени на уборку. Она знала, что Савельев придет вовремя, а может быть, и немного раньше. Первым делом она поставила чайник. Капуля всегда учила ее делать несколько дел сразу. Сначала выбрать, какие дела могут «делаться сами», запустить их, а потом уже браться за все остальное. Пока чайник уютно шипел на плите, Ольга убрала разбросанные вещи, стерла пыль с пианино, серванта и бабушкиного трюмо. Ей вдруг пришло в голову, что будет нехорошо прямо при Василии доставать колье из серванта, совершенно ни к чему, чтобы он знал, где оно хранится. Ольга достала коробочку с колье, положила ее на середину круглого стола и, подумав, накрыла белой кружевной салфеткой. Затем она критически оглядела ковры на полу. Наверное, они тоже запылились, но Ольге совершенно не хотелось пылесосить, и без того болела голова. «И что я, собственно, так его жду? Любовник он мне, что ли?» — подумала она, но тут же устыдилась своих мыслей, вспомнив, с какой готовностью Василий согласился ей помочь.