Вспомнила.
Они не предохранялись все это время. Оба же детей хотели. И хоть пока не было ни одного признака или симптома, но мало ли? А вдруг беременна? Куда тут коньяк…
Кузьма! Вот кто ей был нужен! Так привыкла справляться все эти годы с болью и сложностью без него… Еще глубже в себя заталкивать нужду в самом любимом. А сейчас вдруг бахнуло по голове, что не писала больше, не звонила. А ведь может! Должна позвать его! Он ей нужен!
Пульс барабанил в висках. Дикая головная боль ниоткуда. Словно выстрел в голову. И разрывает теперь. Изнутри давит на глаза. В голос орать от этой боли хочется. Но Кристина не позволяет своим легким, горлу, выплеснуть хоть часть. Сама не знает почему. Не привыкла…
Слишком большое напряжение подавить старается.
— Не могу, Рус! — почти простонала она, высвободив трясущуюся руку из его хватки. — Не могу! Мне позвонить надо…
Карецкий понял, когда она еще не договорила.
— Он едет уже, Кристя. Я написал… Давай, хоть глоток…
И, словно чувствуя, что ситуация на надломе, именно в этот момент Кузьма буквально ворвался в кабинет, толчком распахнув двери. На секунду застыл, оценивая ситуацию с порога. Напряженный, сумрачный. По глазам видела, что и ему больно до жути. А еще — явно ожидающий худшего от нее. Перепуганный настолько, насколько это понятие в принципе к данному мужчине можно было применить. Осмотрел с ног до головы. Глянул на бокал на столе. Почернел лицом еще больше. И тут же двинулся к ней.
Карецкий моментом отошел, даже не пытаясь ничего говорить. Еще и Романа в сторону оттащил, когда тот попытался что-то заметить, видимо, не разобравшись: кто это и зачем пришел.
Кристину же это не задевало. Ее уже по-настоящему затрясло. Так, что тремор стал виден. Словно мелкие судороги. Не могла вернуть себе власть над телом. Даже голова подергиваться начала. Словно его появление что-то изменило. Надломило, расширив ту трещину в плотине, которая и так вот-вот грозила рухнуть, погребая сам разум Кристины под собой.
— Кузьма…. Родной… Мама… — даже не простонала, сипло прохрипела это все, вцепившись в стол.
Ноги подвели.
Кузьма оказался рядом в считанные мгновения. Обхватил руками, словно оковами. Прижал к себе так, что Кристина уткнулась лицом в его грудь. Не отстраниться и не оторваться. С огромной силой держит. И этот его захват сокрушает. Дает понять, что ей нет необходимости быть самой сильной.
— Сколько она выпила? — не ослабляя рук, Кузьма повернулся к Карецкому.
Одна его ладонь стиснула в этот момент ее плечо. Вторая тяжело легла на затылок. Горячая и пудовая. Словно он чувствовал раскалывающую ее череп боль. И пытался унять. Как и крупную дрожь, которая не покидала тело Кристины.
— Ни капли, блин! — раздраженно отмахнулся Рус. — А стоило бы.
— Вижу, — согласился Кузьма тем же давящим, мрачным тоном. — Давай, мавка, хоть глоток. Попустит. Пореви, ех***й бабай! Можно, я разрешаю…
Взял бокал и поднес к ее губам. А Кристина отчаянно замотала головой и с ужасом посмотрела на него. Глаза в глаза.
— Не могу, родной! — простонала едва слышно. От всего напряжения, что скопилось в ее теле, уже и голос пропал. Хрипела, словно Рус таки дал сигареты. И она пачку выкурила махом. — Не могу. А если беременна? Не знаем же…
Он сжал челюсти так, что на щеках глубокие вертикальные складки появились. Хрустнул суставами пальцев у нее возле уха. Но бокал не отставил.
— Ничего, мавка. Даже если так — один раз не критично, — распорядился в итоге. — Лучше выпей пару глотков, чем потом из срыва тебя вытягивать. То страшнее будет, думаю.
Вроде и уговаривал, а по факту — даже выбора не предлагал. Так говорил и смотрел, так обнимал, что Кристина ощущала — никто ей вариантов не предоставит. Да и показалось в этот момент спасением переложить хоть часть контроля на его плечи. Сдалась, не в силах выносить разрывающую череп боль. Открыла рот и глотнула алкоголь, не обращая внимания на выступившие от его крепости слезы.
— Давай, малыш. Давай, еще немного, — чуть мягче подбодрил Кузьма, зарывшись пальцами в ее волосы.
Где-то за его спиной хлопнула дверь кабинета. Кристина не смотрела. Но краем сознания и так поняла: Рус вышел и Романа с собой вытащил. Несмотря на все, колотящее сейчас ее, испытала огромную благодарность к другу за это уважение и возможность… И в совокупности с ощущением Кузьмы, его рук, держащих Кристину; вместе с обжигающим жаром коньяка, проваливающегося в ее желудок, а оттуда бьющего прямо в голову, — Кристину прорвало. Ту ее «плотину» и патологический контроль.
— Ку-у-зьма! — простонала уже губами, которые словно обожгло коньяком. — Ку-у-у-зьма! Мама… — вцепилась в него вдруг так, что у самой пальцы от боли заломило.
А грудь сильнее, больнее на части рвало, наконец-то выдираясь всей этой безмерной мукой на свободу. Глаза так болезненно обожгло слезами, словно кровью слезы проступали.
— Мамочка моя…!
Заревела вдруг в голос, путая слезы с воем. Затрясло. Причитала бессвязно, не понимая сама, что стонет и говорит. Просто из себя эту боль выпускала по родному и близкому, по дорогому человеку, которого потеряла. Они оба лишились ее…
И Кузьма не призывал успокоиться. Опору давал, обнимал, и сам тяжело дышал, позволяя и ей ощутить, что для него это все — так же мучительно и больно, что он разделяет ее скорбь…
— Это кто? Ее муж новый? Кузьменко? — немного раздраженно проворчал Роман, пока Руслан затянулся, открыв окно на лестничной площадке. — Думаешь, он ее лучше успокоит, чем мы?
Плохо, конечно, что на улицу не вышел, сам же всем разгон устраивает, и сам вечно свои же приказы нарушает. Но мало ли? А вдруг они Кристине и Кузьме еще понадобятся…
— Да, муж, — кивнул, стряхнув пепел в окно. — Новый… сомнительное утверждение.
— Да я видел, — еще более зло хмыкнул Роман. — Явно не три месяца назад познакомились и закрутили. Ты знал? Они давно любовники? Почему мне никогда не говорил? Как сам терпел?
В голосе Романа четко слышалась обида. Руслан вновь глубоко затянулся, выдохнул и посмотрел прямо на Романа.
— Ты — дебил?! — рявкнул Руслан, когда дошло, о чем Роман бесится. — Мозги вруби, Рома! Она тебе ни разу не изменяла ни с ним, ни со мной, как бы ты ей душу ни рвал, — крепко сжал сигарету зубами. Нашел время, придурок. Именно сейчас это выяснить надо? — Как ты мог столько с ней жить и ни фига о Кристи не узнать? Настолько не интересоваться мыслями и душой женщины, которую якобы любил, а, Рома? Я вот этого никак понять не могу, — Рус злобно цокнул языком, снова выдыхая дым.
Роман немного растерялся от его наезда. Стушевался. Но не отступил в претензиях, это чувствовалось. А Руса уже понесло. Тоже зацепило все случившееся крепко, а здесь выход нашел для эмоций.
— Они всю жизнь знакомы. Вместе с детства. Это мы с тобой — «любовники», как ни крути. И не от хорошей жизни или потому, что им острых ощущений захотелось. Блин! Сложно все, Роман. Ты и не представляешь! Так что выключи в себе маленького эгоистичного пацана и подумай о Кристине хоть немного. Вспомни, сколько она о тебе думала! Прекрати трепать ей нервы своим поведением и отношением.
Зло затушил окурок в пепельнице и исподлобья глянул на Романа.
Тот, казалось, задумался над его словами. Во всяком случае, больше не высказывал претензий.
Она рассматривала потолок в спальне. Лежала на кровати, откинувшись на матрас, как до этого сидела с краю. И просто смотрела на огромную белую поверхность над своей головой, украшенную какими-то сложными геометрическими узорами декора с подсветкой.
Кузьма где-то там, в просторах квартиры, разговаривал со своей матерью.
Маме Маше тоже было очень тяжело. И перенесла она все непросто. И сердце прихватывало, когда, доехав до больницы с вещами подруги, узнала — поздно. И нервы сдавали. Ей успокаивающего дали, напомнили о своих лекарствах. Мама Маша нашла в себе силы собраться, еще и Кристину поддержать. Они с Кузьмой решили какие-то моменты с организацией похорон. А потом все приехали сюда.
Сама же Кристина находилась в какой-то прострации, только уже иной. Не напряженной, как это случилось с ней сразу после смерти матери, не взрывающей сердце и разум. А опустошенной. Разбитой и мучительной. Полной каких-то вялотекущих мыслей и сомнений, которых даже обдумать толком не выходило. Те словно бы просто медленно кружились в пустой голове, «поставленные» на цикл по кругу.