Но Кузьма каждый раз просто игнорировал ее расспросы. Зато обнимал постоянно, словно они вновь только после армии встретились. Нет, не то чтобы за последнее время он охладел к ней. И близко нет. Но после ранения вообще не выпускал ее из рук, кроме тех моментов, когда разговаривал с Вадимом или еще с кем-то по телефону, кого Кристина не знала. Ночью просыпалась от того, что тяжело и жарко, а он не просто впритык — на ней лежал. Со всех сторон обхватывал и руками, и ногами. Просыпался от того, что она ворочалась, извинялся. А через час-два все повторялось, стоило ему полностью отключиться. Словно Кристина куда-то уходить собиралась, а он не пускал. Но она тогда уже старалась не шевелиться. Мало ли, может, ему так легче с болью от раны справляться? И что с того, что уже с утра после ранения Рус разрешил давать анальгетик, убедившись в отсутствии кровотечения. Или — тоже ведь не дурочка, понимала, что все совсем непросто, хоть он и не говорит ей — так вот, может, Кузьма в ней силы черпает? Кристина не была против. Да и сама так за него тогда перетряслась, цеплялась с не меньшей жадностью.
Смеялась и подшучивала, когда при очередном пробуждении он уже не извинялся, а начинал жадно целовать губы, сжимал ее тело алчными ладонями, вдавливал в матрас.
— Эй, осторожней! — пыталась образумить его Кристина. — Швы разойдутся.
— По х**у, — грубовато шептал он, спускаясь поцелуями на ее шею. Даже кусал, кажется. — Мне ты нужна. Швам потерпеть придется.
— Это ты такой смелый, потому что с обезболивающим, — не смогла удержаться от улыбки Кристина, хотя касания любимого уже бросили тело в жар. Сама вцепилась пальцами в его вихры, сжала кожу на плечах, царапая. — Не выпил бы таблетку на ночь — не до меня было бы…
— Мне всегда до тебя, мавка, — почти простонал почему-то он, уткнувшись лицом Кристине в живот. И тем же шепотом. Сжал ее руками так, что не вдохнуть. — Всегда…
А ей от этого страшно почему-то стало. Не могла для себя объяснить. Просто этот тон у Кузьмы, странное выражение в глазах, что появилось после ранения, и которое она никак распознать не могла… Ее саму как током пробило. Бросилась к нему, словно ненормальная. Будто кто из ее рук вырывает. Снова тем ужасом окатило, что потеряет его, и удержать надо, вцепиться руками и ногами…
Молчали оба, только резкие вздохи, хриплые, протяжные нарушали тишину спальни. А они набросились друг на друга, словно годами не касались, как оголодавшие. Кусались, сжимали, целовали до засосов и отметин.
Совсем непонятно — спасла же, зашила, следила, и рана хорошо заживала… А Кристину страх пробирал до позвонков. Волоски на затылке становились дыбом. И так — все время за эти дни из-за непонятного взгляда любимого, из-за его молчания.
Оторваться от нее не мог, а говорить не хотел. О серьезном, о том, о чем действительно думает.
А во вторник изменилось все. Кардинально. Обрушив всю вселенную Кристины до основания. Она только из больницы вернулась. У них теперь большая часть семестра в отделениях на циклах проходила. А она старалась как можно больше с анестезиологами провести. Ее и преподаватели отпускали, разрешая не сидеть в комнате, выделенной студентам. Раз уж нашла специализацию по себе, все только поддерживали, чтобы осваивала. С Русом встретилась, вчера не удалось пересечься — она отпросилась с половины занятия, чтобы домой быстрее вернуться, а он на операции был. Пошептались в закоулке, пока Карецкий курил. Кристина «доложила», что повязки меняет, обрабатывает швы. Все нормально вроде, воспаления нет, чувствует себя Кузьма нормально. А Руслан покивал головой, уточнил, чем она кожу обрабатывает? Похвалил… И после короткой паузы добавил ни с того ни с сего:
— Ты себя побереги, Кристя. Просто не лезь никуда, очень тебя прошу. Даже ради него, — хмуро глянул в ее сторону, выдохнув сигаретный дым.
Она удивилась. Никогда ничего Руслану не говорила про то, чем Кузьма занимается. Собственно, а что она могла рассказать? Не знала же ничего толком, только какие-никакие намеки да собственные догадки. Но и Рус, видимо, сообразил, что к чему, хоть и приблизительно. Но раньше никогда не позволял себе ничего о ее семье говорить.
— Рус, я ради него на все пойду, — отметя его предупреждение, покачала Кристина головой, слабо улыбнулась. — Он для меня — все. Даже медицина на втором месте.
— Я знаю. Не глупый, вижу, — отведя глаза, как-то грустно вздохнул Руслан, затушив сигарету. — И все же побереги себя, Величко. Ты не только ему нужна… Да и люди многое потеряют, если от медицины откажешься, — уже с какой-то непонятной улыбкой добавил он, все еще не глядя ей в глаза.
Только выражение лица это у него такое… натужное что ли, вышло. Не живое вообще. Как маска.
Кристина тогда удивилась, никогда Руса таким не видела. Но уже вечером ей совсем не до того стало.
Когда она вернулась домой, Кузьма сидел на кухне и курил. Много курил. В пепельнице больше десятка окурков лежало. В воздухе — дыма больше, чем кислорода, хоть он и открыл окно. На улице уже потеплело, май на носу — не вытягивало толком.
Поднял голову и как-то тяжело, внимательно глянул на нее, не сказав ни слова. И вновь уставился в стол перед собой.
— Кузьма? Что такое? Рана болит?
— Нормально все, … мавка
Голос не родной даже. Какой-то чужой и пустой. Словно придушенный. Сильно много сигарет?
Ей почему-то тревожно стало. Нехорошо как-то. Боязно. Будто сквозняком потянуло. Кристину даже передернуло. Подошла к нему, нуждалась в контакте.
— Ты поел или только курил? — она обняла его со спины, наклонилась к щеке, прижавшись всем телом к спине Кузьмы.
Повернулась, поцеловав в щеку. А он не повернулся навстречу, как всегда это делал. Только головой покачал, наверное, в ответ на вопрос о еде. И крепко сжал ее ладони, перехватив их на весу. Словно в замок своими пальцами взял. А она его обнимает — отойти из-за этого не может.
— Кузьма, пусти, — рассмеялась Кристина, прогоняя прочь непонятное морозное ощущение, зародившееся в груди. — Я тогда сейчас быстро приготовлю что-то, поедим…
— Не надо, Кристина. Я ухожу.
— Куда? — удивилась она, опустив голову ему на плечо, попыталась заглянуть в глаза. Но Кузьма все еще не оборачивался. — Когда вернешься? Я к ужину тогда что-то вкусное сделаю…
— Я не вернусь, Кристина, — оборвал он планы, что она уже начала строить. — Вообще.
Поднял кольцо из ее рук, которое сам и удерживал, убрал со своей шеи. И поднялся, отступив от нее в сторону.
— В смысле? — она не поняла. Совсем не поняла. — Сегодня не вернешься? Мне к мамам опять ехать? — Обхватила себя руками, начав мерзнуть, несмотря на теплую погоду.
Эти слова были лишены для нее всякой логики и смысла. Не врала Карецкому — Кузьма был для нее всем. Без него она не представляла жизни.
Кузьма просто повернулся и посмотрел на нее таким взглядом, что у Кристины внутри что-то словно порвалось. Лопнуло неясно что в груди и кровоточить стало. Уже в тот момент подкоркой поняла, что — все. Весь смысл уловила. А согласиться с этим не могла. Не в состоянии была принять.
Темные у любимого глаза были. Словно чужие, незнакомые. Жесткие и холодные. Пустые. И только в самой глубине плескалось что-то, что лишь больше боли Кристине причинило. Вина. Он знал, что сейчас делал. Понимал, на что идет и какую ей боль причиняет. И все равно не сворачивал.
— Нет, Кристина. Ты можешь остаться здесь, если захочешь. Я буду платить за квартиру столько, сколько ты жить в ней захочешь. Только я не вернусь. Я ухожу от тебя.
— Как? Куда? Почему?! — ничего не поняла она.
Сорвалась в крик.
Какие-то детские испуганные слезы на глаза навернулись, туманя зрение. Стирая Кузьму, стоящего напротив. Все расплывалось.
— Кузьма! Я не понимаю?! Что не так! Почему ты уходишь? Я же люблю тебя…
— Не будет толку, маленькая, — на мгновение ей показалось, что он дрогнул, что она достучалась до него. Но уже через секунду он вновь отгородился той чужой и неприступной личиной, которой Кристина никогда не видела в любимом. — Сколько я тебя мурыжить могу? Таскать туда-сюда? Тебе нормальный мужик в доме нужен, на которого рассчитывать можно. Который решит все твои проблемы, а не добавит новых.
— Мне ты нужен! — заорала она, дико испугавшись.
Ну что же за бред он говорит?!