Шагнула к нему, схватив Кузьму за руку. Но он отошел. Аккуратно из ее пальцев освободился.

— Нет, мавка. Тебе нормальная жизнь нужна, а не я. От меня сейчас одни проблемы будут. Не надо оно тебе. Ты можешь врачом хорошим стать. Отличным. Мечтала всегда, я же знаю. А я… Видишь, как оно все складывается… Если опять подрежут? Или еще что? На зону попаду? Как ты жить будешь? Зачем? Не заслуживаешь ты такого. Или если не вылезу в следующий раз, когда кто-то счеты сводить будет… Что тогда? Ты что, не помнишь, как наши матери всю жизнь в одиночестве промучились? Оно тебе надо, так жить? Я для тебя такой судьбы не хочу!

— Да мне все равно! Кузьма! О чем ты говоришь?! О чем?! — опять сорвалась, закричав так, что голос захрипел. Зарылась руками в волосы, сдавив виски. — Что происходит, Кузьма?! Мне же ничего не нужно, только ты…

— А если я подохну, ты как жить будешь? Со всеми моими долгами, которые не в деньгах? Которые тебе и подавно не нужны?! — рявкнул вдруг он так, как никогда с ней не говорил. Сам сорвался.

Выдохнул резко. Сжал челюсти. Руки стиснул в кулаки.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь сейчас, Кристина. А я имею полное представление. И не хочу. Не буду втягивать тебя в это. Не буду так подставлять. Я ухожу. Всегда помогу, ты во всем на меня рассчитывать можешь… Только… Живи дальше без меня, Кристина. Найди… — он замолчал, тяжело сглотнув, отвернулся, прошел по кухне туда-назад. Остановился у порога, обернулся. — Найди нормального человека, который с тобой рядом все время быть сможет, помогать будет, а не станет пропадать сутками или опасности тебя подвергать.

Она к нему бросилась, не собираясь этот бред дослушивать. Никак не могла сообразить, что же творится? Может, у него от таблеток в голове помутилось?

— Родной! Мне не нужен никто, ты же сам знаешь! Брось это все! Ну что мы с тобой — не заработаем? Ведь жили раньше, и ничего нам не надо было, кроме булки на двоих. Любимый!! — заплакала, глотая слова и буквы. — Брось, уйди оттуда. Не нужны нам такие деньги! Мне только ты нужен, понимаешь?! Я не хочу ничего больше, никого не хочу… Что же ты говоришь такое, Кузьма?!

Она никак не могла понять, что он это все серьезно говорит. Что не шутит. Пусть Кузьма никогда так глупо и не шутил… Задыхаться начала. Ей совершенно не хватало воздуха.

— Я не могу бросить, Кристина. Уже не могу, — сипло прошептал он, словно и самого Кузьму кто-то душил. На секунду обхватил ее лицо рукой, как всегда это делал. Прижался своим лицом к ее макушке, резко втянул в себя воздух, словно ею дышал. — Но тебя в это тянуть не собираюсь. Ты должна жить нормально.

Он глянул прямо на нее. Сжал челюсти так, что желваки на щеках заиграли. И резко разжал свои пальцы, будто сам себе не разрешал больше задерживаться. Отвернулся к коридору.

Кристина не могла его отпустить. Не в состоянии была. Как можно позволить уйти части себя? Как руку или ногу отбросить? Сердце и легкие вырвать из грудной клетки скопом и бросить в сторону?

— Кузьма! — она рухнула на пол, ухватив его за ноги. Сама на колени встала, запрокинув голову. — Я умоляю тебя, не уходи. Мне все равно, ты же знаешь! Я же никогда тебя этим не упрекала. Я все вытерплю с тобой, все вынесу. Мы вместе со всем справимся. Не уходи, родной… Любимый… Я без тебя не смогу. Не выдержу…

У него глаза почернели, лицо. Никогда у Кузьмы такого бешеного взгляда не видела. И такого опустошенного одновременно. Сокрушенного. Словно через кожу и мышцы кости проступили, придавая ужасный вид какой-то посмертной маски. И губы он сжал так, что их просто стало не видно.

Но ничего не ответил ей. Медленно наклонился. Осторожно расцепил ее руки и отступил. После чего просто отвернулся и вышел из квартиры. А Кристина так и осталась стоять на коленях на полу с непониманием глядя на ладони, которые он отцепил от себя. И пытаясь понять, что случилось? Когда и как все пошло не так? Только понимания не происходило. Потому что ее мир крошился по кусочку, и Кристина, казалось, слышала грохот этой рушащейся картины собственного мироздания.


Она просидела на том же месте несколько часов. Ноги затекли и сначала болели. Потом Кристина перестала ощущать их. Все тело, казалось, онемело. До последней клеточки. Она ничего не ощущала. Просто сидела на полу в кухне и смотрела через коридор на дверь, почему-то иррационально ожидая, что вот сейчас та откроется и Кузьма вернется. Войдет и удивленно посмотрит, поднимет Кристину, поцелует так же жадно, как всегда. И скажет, что она все неверно поняла, все неправильно из его слов себе надумала…

Только он все не возвращался.

В какой-то момент в квартире стало совсем темно. Но Кристина была не в состоянии подняться, чтобы включить свет. Она даже просто сообразить не могла — в чем дело, почему так видно плохо? Да и потом, глаза свыклись. Она могла рассмотреть дверь. И этого разуму казалось в тот момент достаточно.

Осознание накрыло ее часа в два ночи, наверное. Что-то зашумело во дворе. Машина проехала или мотоцикл, заставив Кристину вздрогнуть от резкого звука.

Почему-то именно тогда она поняла, что это действительно конец. И ничего у них больше не будет: ни свадьбы, которую планировали в будущем, ни детей, ни самого Кузьмы рядом. Больше ни одной ночи вместе, ни одного сонного утра, когда ели из одной тарелки, дремля друг у друга на плечах, ни одного долгого вечера, посвященного обсуждению ее практики, его планов на их жизнь.

И это осознание… оно ее сокрушило. Абсолютно. Словно удар такой мощи, который не оставляет после себя ничего, только пыль. Как взрыв, когда здания сносят, чтобы расчистить место под новые застройки…

Ничего… Кристину до основания разрушило.

Она даже не плакала. В пустоте нет слез или крика. Только тишина и пустота. Полный вакуум. Вот так Кристина и ощущала себя — тонкой оболочкой, полной темного ничего. Пустой до боли и разрывающейся от боли в одно и тоже время. Хотелось завыть, зарыдать в голос. Умом хотелось. Вспомнить хоть одно матерное слово, чтобы ему вслед послать, хоть как-то из себя это выплеснуть… А ничего не выходило. Она не могла. Даже говорить. Дышала урывками, какими-то приступами. Медленно опустилась на пол всем телом, все еще не в состоянии оторвать взгляд от двери, хоть уже и не верила, что Кузьма вернется.

А дальше…

Кристина никогда, на самом деле, не могла полностью вспомнить, что было дальше. Ее сознание впало в ступор, то появляясь, то вновь растворяясь в этой пустоте какими-то вспышками. Не знала — спит или бодрствует. Вспоминает или снится ей?

Опять его зашивала, только не успела — умер, а она раскачивается над ним на коленях, не в силах вынести боли от потери любимого, осознания того, что не спасла, не сумела…

Вскинулась от воя, не понимая, что за противный заунывный звук, от которого мороз по коже. Осмотрелась, не ориентируясь до конца — где она? В квартире все еще никого не было. А за окном едва-едва серело.

Что заставило ее подняться и на подгибающихся ногах обойти квартиру? Зачем по шкафам и тумбочкам принялась лазить? Ничего не нашла. Он все забрал. Значит, еще раньше подготовился, а она не заметила? Когда увез вещи? В понедельник? Вчера утром…

От этого понимания Кристина даже зашаталась. Обхватила себя двумя руками, будто удержать свое тело пыталась, не позволить себе же распасться на части. И в какой-то момент не выдержала — выбежала из квартиры, захлопнув двери. Сама точно не знала, куда ноги несут. Слишком тяжелые выдались дни, психика отказывалась работать. И усталости не замечала, бежала через город, над которым медленно поднимался рассвет. В себя пришла только под дверями квартиры мамы Маши. Того дома, который «отчим» считала. Ведь у родной матери после переезда не жила. То ли удивилась, то ли испугалась, поняв, что на звонок жмет. Утро раннее, разбудит маму Машу, растревожит…

Только та не спала, видимо. Распахнула двери, едва Кристина отпустила кнопку звонка. Сама лицом серая, волосы растрепанные, а глаза красные. Словно и она плакала. А из-за ее спины выскочила уже родная мама Кристины, обхватила ее за плечи, втащив в квартиру.

Они что-то говорили, вздыхали, касаясь Кристины руками. Волосы ее приглаживали, и говорили, говорили… А она ни слова понять не могла, кроме того, что Кузьма позвонил матери…

На его имени ее чем-то таким мощным и глубоким накрыло, таким невыносимым, что Кристина взахлеб зарыдала, задыхаясь. Все тело заколотило, словно в лихорадке. И она упала бы, наверное, только матери ее подхватили, поняв, что Кристина уже не справляется с собой.