Ольга Горовая - Тетрада Величко

Свою привилегию и право заботы и защиты перепоручал, хрустнул суставами. А Карецкий молчит, только неуверенно кивнув на это требование, скорее, а не просьбу. Свои сигареты достал, а зажигалку найти по карманам не мог. Кузьма ему дал.

Дебильная ситуация. Фантасмагоричная, как повесть про мавку, которую он так со школы любил. И они с Русланом с тех пор — то ли друзья, то ли соперники, то ли вообще братья по несчастью. Потому что счастливым за эти годы никто из них точно не был.

В этот момент, словно чувствуя, что его поминают «незлым тихим словом», в кабинет вошел Рус, коротко постучав. Охрана его не останавливала. Кузьма сам для него допуск и приоритет давал. Своим считался.

— Кристя, просыпайся, «скорая» к нам едет. Очередное ДТП. Устроили ночные гонки мажоры, — с раздражением и некоторой долей возмущения сообщил Руслан, коротко глянув в их сторону.

Прошел к окну, ничего не добавляя больше. Он уже приходил в начале дежурства. Ничего не сказал по поводу присутствия тут Кузьмы. А вот понял Карецкий все, как казалось Кузьме. Они ведь, и правда, за эти годы сроднились все, мысли и недомолвки друг друга научились читать слету. И Карецкий уловил и просек. Не фонтанировал счастьем, конечно. Но и с разборками не лез. Пока просто принял то, что случилось, как показалось Кузьме. Но еще точно будет у них разговор. Он и сам в этом уверен был.

Вечером же они и закончили оформление перехода больницы в частную собственность, он вызывал своих юристов. Решили больше не затягивать. Так всем удобней. Да и готово все уже было несколько лет. За Карецким только дело стояло. А тут — согласился. Впрочем, Кузьма догадывался, что оказало решающую роль.

— Не сплю я, — Кристина села, но не высвобождалась из рук Кузьмы, а он лишь ослабил хватку, пока не отпуская совсем.

Есть же еще время, не бегут стремглав.

Мавка потянулась и растерла лицо. Повернулась к нему, улыбнувшись, на мгновение прижалась лицом к шее. Глубоко вдохнула.

— Богдан с тобой пойдет, под операционной постоит, — тихо сообщил Кузьма. — Мы с Вадимом тут останемся.

Кристина кивнула, не споря. Они уже обсуждали, что и как она будет делать в вопросах безопасности.

— Слушайте, мне лишние люди в оперблоке не нужны. Там правила, между прочим, и режим, — ворчливо возмутился Карецкий, хоть и без особого запала. — И чужих людей нет.

— Она никуда без охраны не пойдет. Хоть и в операционную. И ты сто раз в своих людях уверен. Для меня это не аргумент. Тебе не нужен анестезиолог? — прямо глянул на него Кузьма.

Голос не повышал, да и без возмущения. Просто четко очертил ситуацию.

— Как она тогда работать будет? — хмыкнул Рус. — На обход по палатам охранников тягать?

— Рус! — Кристина попыталась одернуть Карецкого.

Как ни странно, но она сама меньше всех этими мерами возмущалась. А Кузьма, пожалуй, впервые за все эти годы, действительно услышал, что ему мавка всегда говорила.

— И на обход тоже, — так же спокойно согласился Кузьма. — Или вообще работать не будет. Можем и так вопрос поставить.

Кристина ни словом не возразила, хоть и сильнее в его руку вцепилась. А вот Карецкий опешил. Глянул в сторону Кристины. Видимо, тоже прочел в ее глазах многое и выводы сделал. Больше не спорил, кивнул.

— Пошли на операцию, едут уже, — позвал он.

И Кристина поднялась, напоследок нежно прижавшись к губам Кузьмы в каком-то сладко-горьком поцелуе. Он ее затылок пятерней обхватил. Каждую секунду теперь ценили.

Все уже услышали сирену «скорой».

Настоящее

Карецкого он выловил уже утром. До пятиминутки час или около того оставалось. Адвокаты Кузьмы работали быстро, да и понимали, что им не за то такие суммы платят, чтобы видеть сны. Есть задание — надо работать. Кристина снова дремала в кабинете: ночь все же выдалась не особо сложная. Одна операция, да и то, как он понял, не слишком проблемная.

Так что теперь Кузьма собирался отдать Руслану документы, подтверждающие и его долю владения в акциях больницы. На себя все, так или иначе, не собирался оформлять, больше через подставные лица. Кристине много акций переписал. И Карецкому, о чем договор и подписывали вечером. Заслужил он, не поспорить. Да и Кузьма ему был жизнью обязан. И не только… Душой, если откровенно, тоже. Хоть и дорого это каждому из них стоило.

Сами документы на переход больницы в частную собственность подготовили давно. И в Министерстве все утрясли, мелочи решили, и бумаги лежали. И в здравотделе. Везде все на мази было. Только Карецкий и упирался, а Кузьме не горело. Да и Кристина особо не рвалась. Теперь же…

— Считаешь, я снова ее отдаю? Только теперь не за место, а за эти бумажки? — Рус исподлобья глянул на него. — Как тогда?

Напряженный сидел в своем кресле, в кабинете, где они сейчас и закрылись, чтобы это все обсудить. Прикурил. Пальцами поддел папку, просматривая бумаги.

Кузьма промолчал. Только скривился с сарказмом. Но взгляд Карецкого выдержал прямо и твердо. Он так не считал. Не в этот раз. Но они и не бабы, чтобы друг друга утешать и убеждать, рассыпаясь в заверениях, когда и так все очевидно.

А Карецкий хмыкнул, оценив этот взгляд. Отодвинулся от стола, поднялся из кресла и отошел к окну.

— И то верно. Как можно отдать того, кто никогда твоим и не был, так ведь? — хмыкнул Рус и вытянул из пачки следующую сигарету, прикурив вторую от первой.

Кристина ему вечно бурчала, чтоб бросал, а Рус только отмахивался. Иронизировал, острил. Но с другой стороны: кому еще хоть какое-то дело до его здоровья было? Всем по барабану. Что сотрудникам, что бывшей жене, с которой как расстались, так и не виделись ни разу практически. А Кристина вечно ему мозг выедала. Все пугала бронхитом и раком. И он ценил. Хоть и продолжал.

А Кузьма вот бросил, едва Кристина действительно серьезно заявила о том, что тот должен это сделать. Железной воли мужик. Не взял ни одной сигареты с тех пор, как Кристине сказал, что завязал. Ради Кристины мог себе сам горло перегрызть, своими зубами, кажется.

Рус так не мог, даже ради нее. Ему свои потребности, как ни крути, зачастую важнее были, чем ее беспокойство…

Или просто знал, что все равно бессмысленно? Так ради чего жилы рвать? Уже имелся опыт…

Она его любила, и вопрос не стоял. Только тут и равнять нечего было.

Выдохнул дым. Уставился в окно, где уже рассвело. Вроде и ночь не тяжелая, а голова чумная. И какая-то усталость во всем теле, словно на четырех операциях без перерыва отпахал. А еще — опустошенность. Непонятно с чего.

Хотя чего уж тут непонятного?

Как увидел их вечером вчера, так и вспомнилось все то, что сто лет забыть пытался. И решили все. А оно все равно постоянно между ними вылазило.

Тогда Кузьма тоже, как с сигаретами этими, решил, что уходит. И все. Еще и ему Кристину «перепоручил». Хотя по факту, так и не смог ведь доверить. В тень уйти не сумел. Не с его, Карецкого, пути. Кристине на глаза старался не попадаться, а у Руса едва ли не каждый шаг и действие перепроверял. И нельзя сказать, что Рус не понимал его. Понимал. Потому и не говорил ничего. Положа руку на сердце, он никогда не рискнул бы ответить искренне, сумел бы в подобной ситуации поступить так, как Кузьма. Просто отойти в сторону от женщины, которую любишь больше, чем самого себя. Позволить другому крутиться с ней рядом.

Даже не стал бы отвечать на вопрос, любит ли ее так же. Потому что и сам знал ответ, и Кристина была о ситуации в курсе. Если бы сам, своими глазами не видел этих двоих — наверное, и не поверил бы в то, что так любить вообще можно. Что такое бывает в жизни.

Но это сейчас он стал таким разумным и мудрым. А тогда еще все горело внутри. И свои чувства казались не менее сильными и мощными. А может, и были такими. Только любой огонь поддерживать нужно…

И все же, он ее любил. Тут и говорить нечего. Много было у Карецкого женщин в жизни. Имел возможность эмоции и чувства сравнить.

А тогда… Кристина тогда страшно разозлилась, когда Кузьма про их «договоренность» мельком упомянул на том мосту. Специально, как Карецкий только потом осознал. Это конкретно подзадорило Кристину. Выдернуло из той апатичной депрессии, в которую Величко проваливалась несколько месяцев перед этим. А Кузьма, очевидно, достаточно хорошо знал Кристину, чтобы предполагать такой результат.