Мистер наградил меня одним из тех своих мрачноватых взглядов, которые означали, что он пытается ответить в уме на какой-то вопрос. Я смотрела прямо ему в глаза, потому что Сембур учил меня: "Никогда не отводи глаза, Джейни. Всегда смотри человеку прямо в глаза. Все равно, выше или ниже он тебя по положению, прямо в глаза".
Наконец Мистер произнес:
– Ну, что бы там ни сделал Сембур, тебе повезло, что у тебя был отец, который научил тебя такой верности.
– Сембур не был моим отцом. И то, что вы и он говорили, когда я наполовину спала, тоже было неправдой. Сембур не убивал тех людей и не крал драгоценностей.
– Но драгоценности оказались именно у него.
– Значит, он получил их по-честному.
– Ты хочешь сказать, что Сембур солгал мне, признавшись в убийстве? Значит, он был лжецом?
Я почувствовала себя в ловушке, и внезапно меня охватил гнев на Мистера – такой, что меня затрясло.
– Нет, он не был лжецом! – заорала я. – Сембур сказал тебе в ту ночь неправду по каким-то особым причинам. И если бы я была большая, я бы тебя ударила, хотя Сембур и велел мне быть с тобой вежливой.
С этими словами я повернулась и удалилась прочь. Моя встреча с Рильдом прошла именно так, как я и предполагала. Я рассказала ему, что сердце Сембура не выдержало перехода через перевал, и о том, что я потом заболела. Он подтвердил, что очень скверный демон болезни убил в Намкхаре несколько детей, и мне повезло, что я сумела с ним справиться, несмотря на всю его силу.
Его глаза закрылись, и после паузы он продолжил:
– Твой путь для меня темен, его скрывает непроницаемый занавес… Но я вижу женщину, одетую в красное, которая станет тебе другом, и через нее в твою жизнь войдет тот, кого ты должна опасаться, тот, кто будет твоим врагом, Серебряный Человек…
Внезапно он шумно втянул воздух, глаза его широко раскрылись, словно он был глубоко потрясен. Я думала, что ничто не может вывести верховного ламу из состояния безмятежности, но сейчас он весь сжался, словно на него было направлено жало скорпиона.
– Ах… – выдохнул он. – На всей земле, во всем мире воплощений никогда не видел я такой силы.
Он снова закрыл глаза, и я заметила, что губы его шевелятся. Он бормотал мантры, чтобы успокоиться. Я уже начала ерзать, с нетерпением ожидая, когда мне можно будет удалиться, но в этот момент он снова заговорил:
– С поворотом звезд ты снова придешь сюда, дитя. Ступай, и да пребудет с тобой до тех пор мое благословение.
Я, как положено, ответила:
– Да поможет оно освободиться мне от колеса перерождений, высокорожденный.
Затем появился Мудок, чтобы провести меня через многочисленные переходы, залы и лестницы-спирали к большим воротам монастыря.
Я не обратила особого внимания на слова Рильда, потому что была поглощена мыслями о приготовлениях к нашему путешествию на юг. Пройдет много лет моей жизни в другом мире, прежде чем в год Железной Мыши я вспомню слова, сказанные мне зимним днем верховным ламой Галдонга в стране Смон Тьанг.
Когда я вернулась в наше жилище, Мистер чистил лошадей. Я начала молча помогать ему, но затем, подавив гордость, сказала:
– Простите мне мою грубость, Мистер.
Он не без удивления посмотрел на меня.
– Ничего страшного. Что было в монастыре?
– Все, как я и предполагала.
– Мне хотелось бы отправиться на юг завтра, чтобы ты могла получить медицинскую помощь как можно скорее.
– У меня нет такого чувства, что через три недели я опять заболею.
– Если я ошибаюсь, тем лучше. Как ты думаешь, купить нам для путешествия яка?
Немного подумав, я ответила:
– Пока я буду с вами, як не помешает. И, конечно, с багажом будет гораздо легче.
– Что ты хочешь сказать этим "пока я буду с вами"?
– Потому что без меня як сделает путешествие в два раза дольше. Но я умею разговаривать с яками, и они делают то, что я их прошу.
– Разговаривать с яками? – он изумленно на меня уставился.
– Ну, собственно, с любыми животными. Не с низшими вроде змей, а с теми, у которых четыре ноги. Например, с козами, лошадьми, медведями.
– С медведями?
– Они хорошие. Однажды мне пришлось разговаривать с самкой снежного барса. Сначала она отнеслась ко мне с подозрением, но потом мы подружились. Если вы станете смеяться, Мистер, я не обижусь.
– Я не стану смеяться, – лицо его и в самом деле было задумчивым. – Я видел, как ты подружилась с Флинтом в первый день, когда мы встретились, а он, пожалуй, норовом посложнее, чем снежный барс. Ладно, сегодня мы купим яка и запасы в дорогу, а завтра отправимся.
На шестой день я чувствовала себя полностью поправившейся, болезненной слабости как не бывало. Оставалось чувство болезненной пустоты из-за того, что Сембура больше нет, но за долгое путешествие среди безмятежных холмов у меня было достаточно времени поразмыслить, и я не сомневалась, что Сембур предпочел бы умереть высоко в горах, а не возвращаться в Индию, чтобы встретить то, что там его ожидало. Я перестала мучиться вопросами относительно собственного будущего, представив, что Мистер и я просто так и будем ехать и ехать мимо бурных рек, через горы, холмы и широкие равнины, и наше путешествие никогда не кончится.
С течением дней у нас выработался свой незамысловатый распорядок. Каждое утро я готовила основательный горячий завтрак, а Мистер в это время сворачивал наши две палатки и занимался Флинтом и Иовом, которые стали настоящими друзьями. Оба они не любили яка по имени Нав, и он от всей души платил им тем же. Я назвала его Нав в честь Навуходоноссора, который ел траву на полях.
Мы с Мистером иногда разговаривали, но не особенно много. Впрочем, в нашем молчании не было никакой враждебности. Просто мы, пришедшие из таких разных миров, мало что могли сказать друг другу. У нас не было почти ничего общего. Задолго до захода солнца мы останавливались, разбивали лагерь, смывали с себя пот и пыль дневной дороги, а затем готовили нашу вторую и последнюю в день еду. Именно это время нравилось мне больше всего. Мы сидели в сумерках около костра, а вокруг стояла полная тишина, которую нарушало только цоканье копыт или фырканье наших животных.
Во время пути мне частенько приходилось уговаривать Нава двигаться побыстрее или хотя бы просто двигаться. Это всегда привлекало внимание и забавляло Мистера. Он наблюдал за мною с полуулыбкой, удивленно покачивая головой. Однажды он спросил:
– Что ты ему говоришь, Джейни?
– А все, что приходит в голову. Иногда я ему льщу, а иногда ругаю.
– И ты должна это делать обязательно на языке Смон Тьанга?
– На каком языке – это не имеет значения. Важно не то, что ты говоришь, а что ты думаешь. Нет, скорее даже что чувствуешь.
Мистер указал на Нава, который неподвижно встал около маленькой речушки, через которую мы только что перешли, и мрачно отвернул голову.
– Поговори с ним на этот раз по-английски, Джейни. Я слезла с Иова и, подойдя к Наву, потерла рукой ему челюсть и тихонечко подула в нос. Мне подумалось, что ему грустно, и он нуждается в ободрении.
– Бедный старина Нав, ты же так хорошо себя вел, правда, маленький? Мне так понравилось, как мужественно ты всю дорогу тащил этот груз. Ты только погляди на этих смешных лошадей! Никакого в них достоинства. Вот воображалы, ведут себя так, будто чем-то лучше тебя. Глупые…
Нав пошевелился и, повернув голову, посмотрел на меня. Я еще немного с ним поговорила, и он двинулся в дорогу, пройдя мимо лошадей с величественным и решительным видом.
Мистер снял фетровую шапку, пробежал пальцами по кудрявым черным волосам и восхищенно рассмеялся:
– Будь я проклят! Хотелось бы мне, чтобы у грумов, ухаживающих за нашими пони, был такой же дар, как у тебя!
Выйдя из Смон Тьанга, мы пересекли границу Непала и неуклонно двигались на юг по большой равнине, лежащей между заснеженными вершинами Аннапурны и Дхаулагири, спустившись из высокогорных районов, где росли ели, березы и цвели рододендроны, на склоны, где среди сосен, орешника и дубов дул мягкий, ласковый ветер. Мы сделали небольшую петлю на восток, до Покхары, в которой Мистер пополнил наши припасы, а затем снова двинулись на юг, в сторону Бетхари и индийской границы.
Однажды, когда мы устроили привал и нагрели в ведре воды, чтобы помыться, собравшись с духом и заставив себя смотреть ему прямо в глаза, я спросила: