Я плыла лицом вниз, меня несло через темное море к миру боли. Шея горела, словно охваченная огнем. Что-то впивалось мне в грудь. Кто-то давил мне на спину, от чего мои кости могли вот-вот сломаться. Но наконец давление исчезло, и в легкие вошел воздух. Затем на спину мне снова надавили, выталкивая его из них.
Кто-то сказал:
– По-моему, старина, она дышит уже гораздо лучше. Затем раздался голос Адама, который напоминал металлический скрежет:
– Какого черта делали твои люди, если допустили такое?
Я пошевелила рукой, попыталась поднять голову, сделать что угодно, чтобы он перестал качать воздух в мои легкие. Он прокричал мое имя, схватил меня на руки, перевернул лицом вверх, прижал к себе, заглядывая мне в глаза. Меня ослепило солнце, и я поняла, что нахожусь уже не в темной расселине.
С третьей попытки мне удалось хриплым шепотом произнести:
– Они… не виноваты… он прятался… вы пришли вовремя.
Адам покачал головой.
– Нет, это не мы. Но отдохни немного, милая. О Боже мой, я думал, ты погибла. Столько крови…
Опустив глаза, я заметила, что моя рубашка покрыта большими темными пятнами.
– Это не твоя, Джейни, – успокоил Адам.
Я сглотнула, пытаясь расслабить горящее болью горло, и прохрипела:
– Что произошло?
Он посмотрел в сторону, а я проследила за его взглядом. Трос гуркхов стояли около одеяла, которое было наброшено на какую-то лежавшую на земле бесформенную массу. От расселины до того, что лежало под одеялом, тянулся размазанный кровавый след.
– Куэйл, – сказал Адам. – Это, по всей видимости, был снежный барс, хотя я никогда не слышал, чтобы они нападали на людей. Удар его лапы снес ему половину черепа. Затем животное схватило его за горло и вытащило сюда на перевал.
Закрыв глаза, я прошептала:
– Я видела барса… теперь вспоминаю. Я пыталась позвать его на помощь.
Откуда-то из-за спины раздался голос капитана Планкетта:
– Тот малый теперь наверняка уже не воскреснет. По-моему, барс потрудился на славу.
Адам осторожно вытер мне лицо мокрым носовым платком.
– Я понял, что что-то случилось, когда увидел, как Нимрод выскочил из-за перевала. Мы нашли Куэйла на перевале мертвым, а потом нашли тебя, Джейни, с той чудовищной… штукой на шее.
Я прохрипела:
– Он собирался убить нас обоих, Адам. Ему нужна была энергия, чтобы уничтожить тебя, и он собирался получить ее, задушив сначала меня… алым шнурком.
– Она немножко не в себе, а? Впрочем, удивляться этому не приходится, – прошептал капитан Планкетт.
– Моя жена абсолютно в здравом уме, – спокойно сказал Адам.
Я засунула руку под рубашку и нащупала шарф с завязанной в него слезой. Именно она и впивалась мне в грудь, когда Адам старался нагнать мне воздух в легкие. В мое тело как будто влилось немножко силы.
– Помоги мне подняться, Адам. Со мной все будет хорошо.
Он поднял меня на ноги спиной к капитану Планкетту и солдатам и, поддерживая, застегнул мне рубашку. Рядом на земле валялся шнурок, но он больше не был алым. По коже у меня побежали мурашки, когда я заметила, что он стал серым, напоминая по цвету слизней. Когда же я прикоснулась рукой к горлу, то обнаружила на нем горящий рубец.
– Сожги его, Адам, сожги на этом самом месте, – попросила я, указывая на шнурок.
Никто не задал ни одного вопроса. Капитан Планкетт приказал принести канистру парафинового масла. Не дотрагиваясь до шнурка, он полил его маслом и поднес к нему спичку. Загоревшись, шнурок корчился и извивался в пламени, словно живое существо, а когда пламя в конце концов погасло, на земле не оказалось пепла. Не осталось ничего, кроме зловонного дыма, который медленно рассеивался.
– Потрясающе. Вообще говоря, вся история довольно странная, правда? – произнес капитан Планкетт.
Поддерживающий меня рукой за талию Адам ничего не ответил. Глядя на то, что лежало на земле, накрытое одеялом, он проговорил:
– Я не желаю, чтобы эта падаль путешествовала в одной компании с моей женой. Я не потерплю его присутствия, будь он живой или мертвый.
– Полностью согласен, старина. В мою задачу не входит доставлять убитых барсами типов. Мы зароем его где-нибудь здесь, – капитан Планкетт отвернулся и крикнул: – Хавилдар!
За семь лет Рильд, похоже, ничуть не изменился. Я стояла в залитых солнцем покоях вместе с Адамом. Мудок, как всегда, неприветливый, попытался настоять, чтобы Адам остался за стенами монастыря, но я принесла слезу Будды, и не Мудоку было мне противоречить.
– Судьба мудрее, чем человек, – сказал Рильд. – Из тебя получилась бы плохая монахиня, останься ты здесь, как я предлагал, дитя.
– Я решила, что это не для меня, высокорожденный.
– Воистину так, – он опустил глаза на молочно-белый камень, лежавший перед ним на подушечке из красного шелка. – Мы вспоминали тебя в наших молитвах с года Железной Мыши, потому что тогда было предсказано, что ты вернешься, возможно, для того, чтобы спасти слезу Просветленного от рук Пожирателя Душ, возможно, для того, чтобы умереть. – Его взгляд упал на Адама и стал пустым и невидящим. Через какое-то время он заговорил особым, певучим голосом: – Тот, кто был стар, ушел, и в момент своего ухода внутренний огонь был им отдан духу того, кто один мог сокрушить Серебряного Человека без кармического воздаяния за содеянное.
Убедившись, что Рильд сказал все, что хотел, я призналась:
– Высокорожденный, я не поняла. Его полузакрытые глаза открылись.
– Пока не понимаю и я, дитя. Я говорю только то, что должен. Помни мои слова, а понимание их придет позже, – он опять посмотрел на камень и поднял руку для благословения. – Семижды семь лет и еще, до лет, что последуют за годом Огненной Обезьяны, ваши имена будут звучать в молитвах, что возносятся в Чома-Ла.
– Мы будем помнить это с признательностью, высокорожденный.
– Срок молитв не связан со сроком вашей жизни, но с концом Чома-Ла. Тогда придут желтые люди, и земля Бод погибнет.
Я постаралась скрыть недоверие.
– Сколь прискорбное пророчество, высокорожденный.
– Все умирает, и все рождается снова до тех пор, пока обретенные заслуги не принесут избавления от Колеса бытия. Теперь ступай с моим благословением.
Позднее, когда мы ехали через двор, чтобы соединиться со взводом гуркхов, ожидавших нас в окрестностях Галдонга, Адам спросил:
– Что он говорил, Джейни?
– О… ну, слеза будет возвращена обратно в Чома-Ла, и они очень признательны. Монахи будут молиться за нас в ближайшие пятьдесят с лишним лет, а это, по-видимому, означает, что мы доживем до глубокой старости. Еще он сказал: хорошо, что я не осталась здесь в качестве монахини, потому что особенно хорошей монахини из меня бы не получилось.
Адам рассмеялся:
– Уверен, что нет.
В голове у меня кое-что совместилось, и я взяла его за руку:
– Адам, еще одна вещь. Я сначала не поняла, но… думаю, Рильд сказал, что твой отец умер.
Адам ошеломленно посмотрел на меня.
– Мы это предполагали, – медленно проговорил он. – Но откуда такое может быть известно Рильду? Какой интерес отец представляет для него?
– Он сказал… нет, подожди, я постараюсь перевести поточнее, – немного подумав, я продолжала: – Он сказал, что тот, кто был стар, ушел, а когда это случилось, он отдал свое внутреннее пламя, и оно коснулось… ну, коснулось духа снежного барса, как я полагаю. Чтобы меня спасти. Рильд все время смотрел на тебя, поэтому, думаю, он имел в виду твоего отца, когда говорил о "том, кто стар". Да, я знаю, что это звучит глупо, Рильд, наверное, стареет. Он даже говорил, что однажды придут желтые люди и уничтожат землю Бод.
Адам покачал головой.
– Ну, это уже вздор. Мы никогда им это не позволим. Думаю, что остальное – вздор тоже. Знаешь, Джейни, если отец умер, я был бы рад думать, что он имел какое-то отношение к твоему спасению и концу Куэйла. Для него самого ничего бы не было приятней.
На второй день после нашего отъезда из Галдонга пришел муссон, затопив узкие ущелья Кали Чандаки, завалив дорогу оползнями и превращая каждую милю нашего путешествия в ожесточенную борьбу с препятствиями. Гуркхов все это не беспокоило, эти маленькие солдаты были самыми счастливыми людьми. Меня и Адама это тоже не беспокоило. Ведь совсем недавно в течение нескольких часов каждый из нас считал друг друга погибшим. По сравнению с этим самый тяжелый путь для нас был радостью, ведь мы были живы, вместе и полны любви друг к другу. К тому же борьба, бывшая действительно смертельной, борьба против Вернона Куэйла, осталась позади.