Как будто соглашаясь с ним, Саймон спрыгнул с палубы и поплыл к берегу. Этан закрепил причальные тросы и пошлепал к дому.
Он оставил сапоги на задней веранде – в юности мать часто ругала его за грязь, которую он волок в дом, – но мокрого пса пустил в кухню не задумываясь.
И только потом увидел чистый пол.
Черт побери!
Этан мрачно уставился на грязные следы собачьих лап. Из глубины дома уже доносился счастливый лай Саймона, детский визг и смех.
– Ты нас всех насквозь промочил! – Женский голос, тихий, ровный, но очень строгий. – Прочь, Саймон! Прочь! Сначала высушись на веранде.
Снова детский визг, хихиканье, мальчишеский смех. «Вся банда здесь», – подумал Этан, стряхивая капли с волос, и, услышав приближающиеся шаги, метнулся к шкафчику за шваброй и тряпкой.
Нечасто он двигался быстро, но умел, когда это было необходимо.
– Этан! – Грейс Монро остановилась, подперев кулачками стройные бедра.
– Мне очень жаль. Извини. – Тряпка после недавней уборки даже не успела высохнуть, и Этан решил, что лучше не смотреть Грейс в глаза. – Я не подумал, – виновато пробормотал он, наполняя ведро водой. – Не знал, что ты придешь сегодня.
– Ага. Значит, когда меня нет, ты пускаешь в дом мокрых собак?
Этан дернул плечом.
– Утром, когда я уходил, пол был грязным. Я подумал, что еще немного грязи никому не повредит. – Он немного расслабился. В последние дни ему требовалось время, чтобы расслабиться в присутствии Грейс. – Но если бы я знал, что ты здесь и уже навела чистоту в доме, я бы оставил Саймона на веранде.
Он даже уже справился с собой, когда повернулся к ней, и Грейс вздохнула:
– Ладно, отдай мне швабру. Я сама вытру.
– Нет. Моя собака, моя грязь.
Грейс устало прислонилась к дверному косяку. Сегодня она уже отработала восемь часов, и предстояло еще четыре часа подавать напитки в «Пабе Шайни».
– Утром позвонила миссис Линли и попросила убрать ее дом завтра. Я подумала, ты не будешь возражать, если к вам я приду сегодня.
– Грейс, мы рады тебе в любой день и очень благодарны за помощь, – поспешил заверить ее Этан.
Вытирая шваброй пол. Этан украдкой наблюдал за Грейс. Тоненькая, длинноногая, как одна из самых знаменитых топ-моделей. Только стройность Грейс не имела никакого отношения к моде. Когда Этан появился в Сент-Крисе у Куинов, Грейс было лет семь-восемь. Она была долговязой костлявой девчонкой, однако сейчас, пятнадцать лет спустя, он не назвал бы ее костлявой. Он скорее сравнил бы ее с ивовой веточкой, и ему очень нравилась ее короткая стрижка с длинной челкой над зелеными, как у русалки, глазами. Этан чуть не покраснел от своих мыслей, особенно когда Грейс улыбнулась ему, и ее глаза потеплели, а на щеках заиграли чуть заметные ямочки.
Она загорела, заметил Этан, и загар очень шел ее удлиненному лицу, неизменно привлекавшему мужские взгляды, как, впрочем, и фигура. Но если вглядеться повнимательнее в это хорошенькое нежное личико, то можно различить и решительную линию подбородка, и тени под большими зелеными глазами, и усталые складки в уголках рта.
Грейс тоже смотрела на него. Почему-то – она не смогла бы объяснить почему – ее завораживал вид сильного, красивого мужчины, орудующего шваброй.
– У тебя был удачный день, Этан?
– Нормальный. – Этан закончил вытирать пол – он всегда все делал очень основательно – и прошел к раковине, чтобы прополоскать ведро и швабру. – Продал весь улов твоему отцу.
При упоминании об отце улыбка Грейс несколько померкла. Когда Грейс забеременела и вышла замуж за Джека Кейси, которого отец называл «той никчемной обезьяной с Севера», их отношения стали очень натянутыми.
Насчет Джека отец оказался прав. Джек сбежал за месяц до рождения Обри, забрав все сбережения и автомобиль Грейс, а также большую часть ее чувства собственного достоинства.
Но она справилась, отлично справилась. И прекрасно будет справляться дальше, не прося у родителей ни единого цента.., даже если придется работать до изнеможения.
Грейс услышала смех дочки – словно зазвенели серебряные колокольчики, – и ее обида и возмущение испарились. Как можно негодовать на жизнь, когда у нее есть этот кудрявый ясноглазый ангелочек!
– Я что-нибудь приготовлю вам на ужин.
Этан обернулся:
– Это совсем не обязательно. Лучше иди домой и отдохни немного. Если не ошибаюсь, ты сегодня работаешь у Шайни.
– Успею.., я обещала Сету поджарить говяжий фарш с острым соусом. Это не займет много времени. – Под пристальным взглядом Этана Грейс нервно переступила с ноги на ногу. Пора бы уже привыкнуть к этим долгим взглядам, от которых кровь закипает в ее жилах, – просто еще одна из множества жизненных проблем. – Что-то не так? – Она потерла щеку. – Я испачкалась?
– Да нет, ничего. Ну, если ты приготовишь ужин, то останешься и поможешь нам его съесть.
– С удовольствием. – Грейс вздохнула с облегчением и подошла к Этану, чтобы забрать у него ведро и швабру. – Обри любит играть с тобой и Сетом. Иди к ним, а я закончу стирку и примусь за ужин.
– Я помогу тебе.
– Нет, ни в коем случае. – Гордость не позволяла ей принимать помощь, ведь Куины платили ей за работу. – Иди в гостиную.., и не забудь спросить Сета о контрольной по математике.
– Что он получил?
– Высший балл, как всегда.
Грейс подтолкнула Этана к двери и направилась в кладовку за кухней, отведенную под прачечную.
Сет такой одаренный парнишка. Если бы у нее были способности к математике и другим наукам, она не провела бы все школьные годы в мечтах. Правда, кое-чему полезному Грейс научилась. И не только подавать напитки в баре, убирать чужие дома или разделывать крабов. Если бы она не оказалась вдруг беременной да еще и брошенной мужем, ее мечта уехать в Нью-Йорк и стать танцовщицей непременно бы осуществилась.
«Да что теперь сожалеть об этом? В любом случае это была глупая мечта, – подумала Грейс, разгружая сушилку и запихивая в нее новую партию мокрого белья из стиральной машины. – Нечего строить воздушные замки, как сказала бы мама». Но факт остается фактом: всю свою сознательную жизнь она мечтала лишь о балете и Этане Куине.., и не получила ни того, ни другого.
Грейс вздохнула, прижимая к щеке еще теплую простыню. Простыню Этана, которую она сдернула с его кровати сегодня утром. Ей казалось, что и после стирки простыня сохранила его запах, и – всего лишь на пару минут – она позволила себе помечтать, что было бы, если бы она была нужна Этану, если бы она спала с ним на этих простынях, в его доме.
Только мечты не помогут закончить работу или внести арендную плату за крохотный домик, куда она переехала от родителей, или купить вещи, необходимые ее маленькой дочке.
Грейс встряхнулась и начала проворно складывать простыни на крышке дребезжащей сушилки. Нет ничего постыдного в том, чтобы зарабатывать на жизнь работой в баре и уборкой чужих домов. У нее это прекрасно получается. Она полезна, она необходима. И этого вполне достаточно, тем более что мужчине, за которым она так недолго была замужем, она была совершенно не нужна. Если бы они любили друг друга, по-настоящему любили, все сложилось бы иначе. Но с ее стороны было лишь отчаянное желание быть любимой, а для Джека… Грейс покачала головой. Она так до сих пор и не поняла, чем она была для Джека.
Может, развлечением, случайно закончившимся беременностью? В одном она была твердо уверена: когда Джек притащил ее к мировому судье и обменялся с ней супружескими клятвами, он считал, что совершает благородный поступок.
Джек никогда не обращался с ней грубо. Никогда не напивался и не бил ее, как поступают многие мужчины с нежеланными женами. И она не замечала, чтобы он увивался за другими женщинами. Только, по мере того как ребенок рос в ее животе, она все чаще видела мелькающую в его глазах панику. И в один прекрасный день Джек просто исчез из ее жизни.
И самое худшее во всем этом то, что она испытала облегчение.
Кое-что хорошее Джек все-таки сделал: он заставил ее повзрослеть. А то, что он подарил ей, было бесценным. Грейс поклялась любить и защищать свое дитя, когда оно было всего лишь крохотной клеточкой в ее животе, а сейчас двухлетняя дочка, белокурая, с зелеными глазами и ямочками на розовых щечках, казалась ей ангелом, сошедшим с картины Боттичелли.
Грейс сложила белье в корзину, подхватила ее на бедро и вышла в гостиную.
Ее сокровище, сияющее от счастья, сидело на колене Этана и о чем-то щебетало, а Этан серьезно слушал и кивал.