Гера Серебро - Тихоня вышла на охоту (СИ)

Сердце как будто выпрыгнуть решило, рот открылся сам по себе. Лина и тот тип, что недавно бросался на нее и с силой к стенке прижимал, сидели на полу и мило ворковали, в обнимочку, лицом к лицу. Но, услышав грохот в коридоре, девчонка резко отскочила, обескураженно уставилась на него, как рыбка беззвучно губами зашевелила, попятилась назад, за голову схватилась.

— Какого хрена ты приперся?! — опомнилась секунд шесть-семь спустя. Тот тип так и сидел у стенки, и на них даже не смотрел. Поганый трус! Больная шлюха!

— Ах… ты ж… шалава! — опомнился он тоже, взглядом ненависти ее сверля. — Ты ж… проститутка! Сука! Блядь!!! — под мощным эмоциональным взрывом заорал так, что собственные уши заложило. Еще чуть-чуть — и он бы ей врезал, так сильно гнев накрыл его; ладони сжались в кулаки, а на лице желваки заиграли.

А тот мужик вдруг голову задрал. Молча. И хорошо, что он молчал, если бы сказал хоть что-то, то Кира бы за себя не отвечал. А ведь ему смешно, наверно. Они же оба над ним сейчас смеются! Да какого хрена он вообще сюда пришел, на что надеялся — на это?! Позор, посмешище, кошмар, да хуже просто быть не может!

Придурок, истинный придурок, олень влюбленный, идиот!!!

— Быстро, проваливай! — имела наглость заявить девчонка. Приказным дрожащим тоном, испуганно по сторонам глядя, над головой выставляя руки, как будто защищаясь от него.

— Конечно, я уйду. Шалава! — в сердцах сплюнул на пол. Трясло. Как никогда еще.

— И не возвращайся никогда!

— Иди-ка на хуй ты сама!

— Вали уже, придурок! — заверещала она так, как будто ее режут.

Кирилл уже физически не мог здесь оставаться. Хотелось сделать что-то ей плохое, чтобы она запомнила наверняка, но приближаться к ней — противно, да и опасно — случайно вдруг прибьет; слушать пронзительные вопли, смотреть на эти стены в мерзостный цветочек и на того трусливого козла — отвратительно вдвойне. Он развернулся и быстро к выходу пошел, схватился за ручку, приоткрыл входную дверь…

Лина поспешно отвернулась. Земля дрожала под ногами. Она не могла смотреть, как он уходит. Не хотела. Ее трясло, дыхание распирало, она поверить не могла и до сих пор не осознавала, что он все-таки приехал, после того, что от нее услышал, что вот так ворвался, застал ее с другим, так наорал, пылая гневом. С глазами, налитыми кровью, с вздыбленной веной на шее, с взъерошенными волосами и с каплями на лбу. Черт, как же он сейчас прекрасен!.. И как же жаль, что это точно все, и как же хорошо, что он обозвал ее привычными словами, и показал, что на все сто «такой», зато теперь он точно больше не вернется, и так забыть его будет попроще.

Проще.

Проще…

Она уставилась на Солнце. Точнее, на то наглое тело, что на нее напасть пыталось, и почувствовала, как холод разливается внутри, заставляя глаза округляться от страха. Оно распласталось на полу, дым из него вышел и уже впитался в стены, пока она с Кириллом препиралась, а это значит… значит, что…

Мгновенно в горле пересохло. Лина сглотнула.

Позади раздался грохот. Вмиг что-то разбилось, затрещало, хрустнуло так страшно — как звук ломающихся костей.

— Твою же ма-а-а-ть!!! — истошно, криком, полным боли, пронзительно заорал Кирилл. У Лины екнуло внутри и все заледенело, она быстро обернулась, за голову схватилась. «Твою же мать!» — с ним согласилась и бросилась на помощь сразу, почти не соображая и дьявольски боясь, что может не успеть…

— Немедленно прекрати! Нельзя! Нельзя! — подлетела Лина к двери, вцепилась в ее край и с силой потянула на себя, бешено буксуя на полу.

— А-а-а-а!!! — как заведенный верещал Кирилл, дергаясь и пытаясь высвободиться.

Он не успел выйти и наполовину. Дверь с силой захлопнулась и зажала его руку чуть повыше локтя, и теперь сжимала ее так, что, казалось, еще чуть-чуть, и кости не выдержат давления — разломаются в щепки, мягкие мышцы разорвутся и конечность отрежется, прямо вот так вот, грубо, на живую. Совсем скоро Кира завыл от боли, выпучил глаза и из них обильно слезы потекли; он плечом уперся в косяк, подошву кроссовка подставил в уменьшающийся на глазах просвет, но это не помогло совершенно, а только хуже сделало — теперь зажало еще и ногу. Пальцы перекорежило, и он уже не выл, а хрипел; Лина, как ненормальная, безуспешно пыталась ему помочь, трясла дверь, тянула ее, била, материла и уже сама вовсю ревела, сердце сжималось от страха — трещали петли и косяк, осыпалась штукатурка, но дверь не поддавалась ни на миллиметр, и продолжала уверенно усиливать смертоносную хватку.

Девушка схватилась за обувную лопатку, вставила в щель и задергала, как рычагом — лопатка погнулась и сломалась. Лина отшвырнула ее и лихорадочно осмотрелась, но глаз ни за что не зацепился, а слушать хрипы Киры и смотреть на его перекореженное лицо было физически невыносимо, и требовалось сделать что-то немедленно, сейчас же, но девушка понятия не имела, что. Дом отказывался подчиняться, игнорировал ее, сошел с ума, и она поняла точно — он убьет Кирилла, однозначно. Его — да, а… ее?

Под сиюминутным озарением она подскочила к Кире, вжалась в него и с трудом протиснула в щель свою собственную руку, холодея от одной только мысли о том, что, если ее тощая конечность кое-как пролезает в просвет, то каково же сейчас ему. От болевого шока он уже ничего не соображал и едва ли вообще заметил Лину, продолжая бездумно дергать рукой — кожа с нее слезала лоскутами и кровь тугой струей текла по косяку. Дверь закрылась еще… еще… еще… боль в руке достигла пика, девушка стиснула челюсть, глотая слезы, зажмурила глаза, потому что ее физически выворачивало от вида чужой крови, и на очередной микро-толчок ответила воем:

— А-а-а-а, больно!!!

Тут же дверь ослабила хватку, девушка схватила Киру за руку и вытащила ее; он зашатался, и, чтобы парень не свалился, ей пришлось удерживать его двумя руками за бока. Краем глаза она уловила движение — и резко толкнула Киру к стене, так, что они оба повалились на пол, и вовремя, потому что со свистом дверь молниеносно распахнулась и запросто снесла бы половину головы.

Смертоносная дверь захлопнулась, замок защелкнулся и стало тихо. Девушка переметнулась к Кире. Умом она понимала, что разорванную руку надо бы обработать, остановить кровь, но от пережитого ее трясло, сердце подпрыгивало, и от растерянности она только и могла, что подносить к нему ладони и тут же одергивать их обратно.

Здравый смысл кричал, что перевязка подождет. А вот вытащить отсюда Киру требовалось сейчас же: в доме слишком много старых вещей, которые находились здесь изначально — новыми предметами он не мог управлять — и каждая отныне таила в себе смертельную опасность. Здесь, в коридоре, из старого была входная дверь, вешалка, трюмо (с новым зеркальным полотном), картина поодаль, пол, стены и коврик у порога.

— А-ах, — схватился Кира за распухающее на глазах багровое плечо, принимая сидячее положение. — Ах, с-су-ука…

— Тошнит… мне плохо… — донеслось из коридора.

— У-и! — из спальни.

«Все очень скверно…» — в голове.

— Кира, ты как? Подняться можешь? — попробовала взять себя в руки. Голос дрожал. Все тело — тоже.

— А-ах, больно как… — пробормотал он еле слышно, пальцы пачкая в крови. — Ай-я-я-я… — медленно перевел взгляд на нее. В зрачках плескался страх и ужас. — Не подходи ко мне! Ты демон! Дьявол, Сатана!.. — вдруг заорал и, выставив перед лицом целую руку, а вторую по полу волоча, быстро отполз подальше.

Лина открыла рот, но сказать вслух так ничего и не успела — дом продолжил начатое дело. Опасное трюмо взметнулось в воздух, зеркало с него грохнулось плашмя, клубки запрыгали по полу и спицы разлетелись. Со звоном рассыпались осколки, а мебель, как разъяренный бык, углом вперед стремительно на Киру понеслась, со свистом рассекая воздух.

— Ах ты же тварь, нельзя! — с визгом Лина ринулась вперед. Едва успела встать перед парнем — трюмо зависло и отплыло назад. Взяло в воздухе дугу, готовясь к следующей атаке. — Кира, скорее в угол. Оно зайдет со стороны, — Лина попятилась назад, собой надежно жертву укрывая и не мигая глядя на теперь уже врага.

Кирилл завозился за спиной и, тяжело дыша, переместился. Девушка зажала его в угол, руками в стены оперлась. Так не добраться… мебель грохнулась назад, ножки сломались, стихло все.