Наступили короткие сиднейские сумерки, и сосны, окаймляющие прогулочную аллею у берега, стали из темно-зеленых черными. Начинался прилив, волны прибоя с шумом набегали на берег уже гораздо выше полосы пляжа, а тени становились все длиннее, уходя к самой воде. Автобусы, спускаясь с горы, шли вдоль парка и останавливались далеко внизу. Рон увидел, как один из них, взвизгнув, остановился. Он оглядел выходящих пассажиров, ища светлую голову Тима. Рон ее заметил и сразу же отвернулся.
— Там Тим приехал, так что я пойду и закажу ему пива. Еще пройдемся разок? — спросил он небрежно.
Когда он вышел опять, уже зажгли уличные фонари, а Тим стоял и улыбался приятелям Рона.
— Хэлло, пап, — сказал он Рону, улыбаясь.
— Добрый день, приятель, где это ты был? — спросил сердито отец.
— Мне пришлось докончить работу. Гарри не хотел возвращаться в понедельник.
— Ладно, сверхурочные не повредят.
— А у меня еще одна работа, — важно сказал Тим, взяв из рук отца стакан с пивом и опорожнив его одним глотком. — Здорово. Можно мне еще, пап?
— Через минутку. Какая еще работа?
— А, это… Леди, соседка, хочет, чтобы я у нее постриг завтра траву.
— Чья соседка?
— Соседка, где мы сегодня работали. Кели Кампбел фыркнул:
— Ты спросил, где траву подстригать, Тим? Внутри или снаружи?
— Заткнись, Кели, — огрызнулся Рон. — Ты знаешь, Тим не понимает таких шуток.
— Ее трава стала слишком длинной и ее надо постригать, — объяснил Тим.
— Ты согласился? — спросил Рон.
— Да, пойду завтра утром. Она сказала, что заплатит мне, и я подумал, что ты не будешь против.
Рон посмотрел на красивое лицо Тима и усмехнулся. Если у этой леди есть какие-то соображения на его счет, то пять минут с Тимом живо ее отрезвят. Ничего не охлаждало их пыл так быстро, как открытие, что у Тима не все дома. А если и это их не обескураживало, то они скоро убеждались, что соблазнять Тима — пустой номер, так как он понятия не имел, чего от него хотят. Рон научил сына давать тягу, как только он заметит, что женщина проявляет слишком большую настойчивость в его адрес. Тим легко постиг эту науку — он вообще боялся всего.
— Можно мне еще пива, пап? — снова попросил Тим.
— Хорошо, сынок. Пойди и попроси у Флори еще кружечку. Думаю, ты ее заработал.
Мелвилы, отец и сын, ушли из Прибрежного около девяти и быстро миновали ряды ярко освещенных молочных баров, игровых кафе и винных лавок на дальнем конце парка. Рон проворно провел сына через две улицы, стараясь срезать дорогу, чтобы миновать болтающихся там проституток: они слишком возбуждались при виде Тима.
Дом Мелвилов находился на Серф Стрит, но не в том шикарном квартале, где жил жокей Нобби Кларк. Они легко забрались по невероятно крутому склону, даже не запыхавшись, так как оба работали строителями и были в прекрасной физической форме. Перевалив на другую сторону и спустившись в небольшую долину, которая лежала между двумя холмами, они свернули в боковую калитку обычного кирпичного дома на две семьи.
Женская часть семьи Мелвилов давно уже пообедала, но когда Рон и Тим вошли в заднюю дверь, Эсме Мелвил вышла из гостиной и встретила их на кухне.
— Ваш обед уже испортился, — сказала она без особого возмущения.
— Ладно, Эс, ты всегда так говоришь, — улыбнулся Рон, садясь за кухонный стол, где все еще было накрыто для него и Тима. — Чего поесть?
— Как будто тебе не все равно, когда ты нальешься пивом, — ответила Эсме. — Сегодня же пятница, отец. А что ты всегда ешь в пятницу? У меня рыба и чипсы, как всегда.
— Ой, здорово. Рыба и чипсы, — воскликнул Тим, просияв. — Мам, я люблю рыбу и чипсы!
Мать нежно посмотрела на него и слегка потрепала его густые волосы. Это было ее единственным проявлением нежности. Что бы я тебе ни дала, милый, — подумала она, — ты все равно скажешь, что это твое любимое.
Она поставила полные тарелки жирной рыбы и жареной картошки перед каждым из мужчин и ушла назад в гостиную. Там по телевизору шла уже уйму раз повторявшаяся картина под названием «Коронейшен Стрит». Картина была из жизни английского рабочего класса, и Эсме обожала ее. Она, бывало, смотрела ее и думала о своем хорошем большом доме и саде, о хорошей погоде, о теннисе и пляже и от всего сердца жалела обитателей Коронейшен Стрит. Если уж быть рабочим, то жить надо только в Австралии, думала она.
Тим не сказал ни отцу, ни матери, о том, что ел сэндвич с экскрементами, потому что он совсем забыл об этом. Отец с сыном покончили с рыбой и картошкой, оставили пустые тарелки на столе и пошли в гостиную.
— Послушай, Эс, время для крикетных новостей, — сказал Рон, переключая канал.
Его жена вздохнула:
— Жаль, что ты не задержался подольше, я могла бы досмотреть картину с Джоан Крофорд, а то все этот спорт, да спорт!
— Ну, дорогуша моя, если Тим получит за сверхурочную работу, куплю я тебе телевизор. Будет твой собственный, пообещал Рон, сбрасывая ботинки и вытягиваясь во весь рост на диване. — Где Дони?
— А с каким-то парнем, наверное.
— Кто на этот раз?
— Черт те знает, милый. Я о ней никогда не волнуюсь. Слишком она у нас умна, чтобы попасть в неприятности.
Рон смотрел на сына:
— Странные штуки жизнь выкидывает, а Эс? У нас самый красивый парень в Сиднее, а ума в голове ни на грош. Все, что умеет, так это досчитать до десяти и написать свое имя, а Дони, и не стараясь, получит золотую медаль в университете.
Эсме взяла вязанье и печально взглянула на Рона. Да, он переживает, бедняга. Но ее Рон делал для Тима все, как нужно, следил за ним, но не давил, не обращался с ним, как с младенцем. Разве он не позволял мальчику выпивать с ним, разве он не настаивал, чтобы Тим зарабатывал себе на хлеб сам, как нормальный парень? И это правильно, потому что они с Роном уже не молодые. Рону почти семьдесят, она всего на шесть месяцев моложе. Вот поэтому Тим, поздний ребенок, и родился умственно отсталым. Так говорили ей врачи. Ему сейчас двадцать пять, и он был у них первым. И ей и Рону было куда как за сорок, когда родился Тим. А потом год спустя, родилась Дони, совершенно нормальная. Бывает, сказали врачи. Когда женщина начинает рожать после сорока, перворожденному приходится хуже всего.
Она опустила глаза на Тима, который сидел в своем кресле у дальней стены возле телевизора: он, как маленький ребенок, любил сидеть поближе. Он сидел там, прелестный, добрый мальчик, глаза его сияли. Он с жаром аплодировал каждому забитому мячу. Она вздохнула и уже в миллионный раз подумала, что будет с ним, когда она и Рон умрут. Дони, конечно, придется присматривать за Тимом. Она очень любила брата, но ведь может придти день, когда ей надоест учиться и она решит выйти замуж. А нужен ли будет ее мужу такой человек, как Тим? Эсме сомневалась в этом, кому нужен взрослый пятилетний ребенок, если это не твоя плоть и кровь?
Глава 6
В субботу был такой же безоблачный и такой же жаркий день, как в пятницу, поэтому Тим, отправившись из дома в шесть утра, надел спортивную рубашку с короткими рукавами, сшитые на заказ шорты и носки до колен. Его мать всегда следила за тем, как он одет, готовила ему завтрак, запаковывала еду на день, проверяла, есть ли у него чистые рабочие шорты и достаточно ли денег, чтобы не возникло никаких затруднений.
Когда Тим постучал в дверь к Мэри Хортон, было всего семь утра и она крепко спала. Неровной походкой она прошла босиком через весь дом к кухонной двери, наскоро накинув темно-серый халат на пижаму и нетерпеливо откидывая с лица пряди волос.
— Боже, вы всегда приходите в семь утра? — пробормотала она, протирая сонные глаза.
— Да, мне надо начинать работу в семь, — ответил он, улыбаясь.
— Ну, раз уж вы здесь, я покажу, что надо делать, — решительно сказала Мэри и направилась вниз по ступеням дворика, через лужайку к маленькому домику, скрытому зарослями папоротника.
Папоротник этот скрывал склад садового оборудования, инструменты и удобрения. Маленький, новейшей модели трактор стоял внутри, покрытый водонепроницаемым чехлом на тот случай, если будет протекать крыша, чего, конечно, у Мэри Хортон не могло произойти.
Вот трактор и приспособление для стрижки травы, уже прицепленное. Можете им управлять?
Тим снял чехол и любовно погладил сияющую поверхность:
— Какой красавец!