Ксения Черногорская - Тирамису

Мне так морально плохо, что поехать домой я просто не решаюсь. Стою себе на остановке, дрожу от холода и нервного напряжения. На самом деле, вечер довольно тёплый, но меня спросонья знобит.

А дома вещи Пупса... И вообще... Тоска зелёная от мысли, что вот так в течении одного дня, я по сути лишилась и парня и работы... Гнетущее такое чувство, что я вот будто строила-строила башню высокую из кубиков, украшала её всячески, а кто-то пришёл - пнул её и она разлетелась с грохотом по комнате, превратившись снова в кубики, бумажки и колпачки...

Так хочется плакать... Жалко себя очень. Я думала, я куда более независимая и самодостаточная, думала у меня характер - кремень. А оказывается, я вообще - плакса. Стою и носом хлюпаю, сопливая, да перчатки то и дело снимаю, чтобы слёзы вытереть. Хорошо хоть на остановке этой стою одна.

Темно уже. Шумные машины, слепя фарами, проезжают мимо, невдалеке люди прогуливаются парочками у освещённых разноцветными огнями витрин, да фонари навевают тоску своим блёкло-оранжевым светом.

Не хочу ехать домой. Понимаю, что не хочу и всё. А планов на вечер у меня нет. Достаю из сумочки телефон, звоню Дашке.

- Привет! - радуется она. - А я как раз сегодня о тебе вспоминала! Думаю, куда пропала вообще?

- Привет, Даш... - грустно говорю я.

И вздыхаю - жалко мне себя очень.

- Чё случилось, Оксанк? - взволнованно спрашивает Даша.

- Уволят меня, похоже... И вообще... Мы с Пупсом расстались...

И тут, насмотря на отчаянные попытки сдержаться, я принимаюсь тихонечко реветь. Всхлипываю  в трубку, пока Даша что-то там причитает, утешая меня.

- ... давай в центре, Оксанк! - шмыгая носом, разбираю я, наконец, её слова. - Через полчасика я смогу уже быть на "Пушкинской"!

- Давай, - отзываюсь я с тихой радостью, что не останусь в этот тоскливый вечер одна. - Давай, моя хорошая! Ты - настоящая подруга!

И снова принимаюсь реветь.

В общем, спустя тридцать пять минут мы уже вовсю обнимаемся в центре зала на "Пушкинской", а ещё чуть позже, усаживаемся за столик кафешки в одном из многочисленных переулков неподалёку от Тверского бульвара.

- Чего будем есть? - задорно спрашивает Дашка.

Она - красотка. Светленькая от природы, почти блонда, но при этом яркая, не бесцветная. Тонкие, пшеничного цвета брови над ярко-голубыми глазищами; аккуратный, ровный нос с небольшими ноздрями; полные губы - верхняя чуть больше нижней и в случае с Дашкой - это очень красиво; остренький подбородок; аккуратные маленькие ушки, за одно из которых она то и дело убирает свои распущенные блестящие волосы; длинная шея - Дашка очень эффектная барышня и я то и дело замечаю, как на неё украдкой посматривают мужчины при входе в кафе и теперь - сидящие за столиками неподалёку.

Мы с Дашкой учились вместе и в универе были неразлей-вода. А потом она вышла замуж, родила Петьку, потом Вику и как-то так само собой получилось, что видеться мы с ней стали редко. Вся в семье и домашних заботах она, вся в работе и отношениях с Пупсом я, и в итоге - мы лишь иногда созванивались потрепаться о том, о сём, да поздравляли друг друга с праздниками.

- Не знаю, Дашк, - уныло говорю. - Я, наверное, ничего. Я лучше выпью.

- Да выпьем-то мы обе! - смеётся Даша. - Но закусывать-то надо, пральна?

- Пральна, - киваю я. - Только аппетита нет.

- А он в процессе еды появится. Давай-ка мы с тобой по салатику заточим. По "Цезарю с креветочками", а?

Я улыбаюсь.

- Ну, давай.

- Умничка! - одобряет моё согласие Дашка. - А пить будем чё? "Мартишку" или, - Дашка поднимает ладони к лицу, и чуть елозя на диванчике, пританцовывает - очень клёво, кстати, - по "Маргарите" возьмём?

- Давай по "Маргарите"! - киваю я. - А потом повторим!

- А потом повторим! - весёлым эхом вторит мне Дашка. - А потом ещё повторим и ещё! А потом, после того, как нас развезёт, Серёга нас по домам развезёт!

Серёга - это Дашкин муж. Он старше её на двенадцать лет. Солидный мужик, очень серьёзный и ужасно суровый. Начальник охраны в каком-то крутом ЧОПе. Накачанный, крупный, с тяжёлым подбородком и хмурым взглядом из под тёмных бровей. Жену свою просто обожает, спускает ей с рук любые приколы, зная, что она его не подведёт, не предаст и не изменит ему. Он в ней уверен, она в нём, они друг друга любят и друг с друга пылинки сдувают.  И так уже четыре года. У меня с Пупсом даже и близко подобного не было. Но где Сергей, а где Мишка? Небо и земля. И всё равно у меня чувство, что сердце моё разбито, а я - никому теперь не буду нужна. И при мысли об этом мне снова становится ужасно тоскливо.

- Да ладно, не кисни! - подбадривает меня Дашка. - Работа дело наживное, а Пупс твой... Ну, прости меня за откровенность, инфантильный мудак. Вот без обид, Оксан.

- Да какие обиды... - вздохнув, бормочу я.

- Ты радуйся, что он слился так! - убеждает меня Дашка. - В твоём сердечке место для другого мужика появится, нормального! Если ты конечно выводы сделала правильные и не станешь снова себе на шею усаживать такого же придурка, как Миша твой. Я вот вообще ни разу не удивлена, что он тебе изменил. В самом начале отношений ваших говорила, Оксан, ну не твоего романа он герой. Капризный маменькин сынок.

Раньше я бы стала горячо спорить, обиделась бы даже, наверное. Теперь молчу. А что мне сказать?

За "Маргаритой" следует новая "Маргарита". Потом ещё одна.

- Ты серьё-о-озно? - распахнув глаза от удивления, и улыбаясь при этом, тянет Дашка.  - Раздеться перед ним? Так и сказал?

- Ну, не совсем так, - смущённо говорю я. - Он предложил именно что сфотографироваться, а кто будет фоткать - не сказал. Может он имел в виду профессионального фотографа.

- Может вообще девушку! - весело предполагает Дашка.

- Разве это меняет суть? - удивляюсь я. - Всё равно ведь он увидит меня голой?

- Ты смотри, какая проблема! - дразнит меня Дашка. - Прям вообще! Куда деваться! Голой он тебя увидит! Да ты, поди, мысленно отдалась ему там уже несколько раз, пока он к твоему столику шёл после фортепианной игры!

Я смеюсь.

- Чё, не так, что ли? - ржёт Дашка. - Давай ещё по одной!

Я хмурюсь.

- Даш, слушай, я не это... Я уже пьяненькая чуток.

- То есть, ты всё?

Домой мне точно не хочется.

- Ладно, - соглашаюсь я, - давай ещё по одной и всё. Кстати, надо десертик какой-нибудь заказать.

- А это мысль! - радостно кивает Дашка и, пока я изучаю меню, подзывает официанта:

- Мне штрудель, а вот этой девушке - тирамису!

Я округляю глаза:

- Даша!

Тут мы обе смеёмся, а официант, худенький, курносый парень с хмурым взглядом, думает, наверное, что мы две дуры. По крайней мере он старательно сохраняет серьёзный вид, глядя поверх меня.

- Я правильно понял, вам - тирамису? - уточняет у меня он.

Я киваю:

- Да, всё верно.

- И "Маргариту" повторите нам обеим, будьте добры, - говорит Даша.

- И две "Маргариты", - эхом отзывается официант.

Когда он уходит, мы обсуждаем уже не актуальное предложение Артура, риск моего увольнения и Даша рекомендует мне расслабиться и не пороть горячку.

- Ты ценная сотрудница, - наклонившись ко мне через стол и держа меня за руку, говорит она. - Такими не разбрасываются. Вот попомни моё слово.

У неё немного заплетается язык, а взгляд глуповато-влюблённый, но я, будучи уже поддатой, воспринимаю это, как само собой разумеющееся приложение к настоящей дружбе.

- Ты, знаешь чё, Оксанк? - задумчиво произносит Дашка. - Ты ему позвони. И скажи - так мол и так, а кто будет фоткать-то? Если будет фоткать тот, кто в этом понимает, то я согласна!

- Дашулечка, - немного рассеяно отвечаю я. - Это уже не актуально. Он уже послал нас нафик. Сказал - не хочу с вами... ик... работать... Потому что вы не раздеваетесь...

- А ты - разденься! - уверенно восклицает Дашка, чуть расфокусированно глядя мне в глаза, и насточиво повторяет. - А ты разденься!

- А... зачем? - не понимаю я.

- Для того, чтобы он понял, что ты хочешь работать над его прое... проектом. Ты же профи, ты умничка моя... Он просто не знает этого, Оксанк... Он этого вообще не знает, Оксанк...