Ксения Черногорская - Тирамису

Двери закрываются.

Чувство, с которым я живу последующие пять дней, можно назвать дикой тоской. А можно - пессимизмом. В любом случае, счастливой я себя точно не чувствую.

Каждый день в моих мыслях только он. Каждый день я, потея в душной ванной, ласкаю себя, вспоминая близость с ним, и каждый раз совершенно не удовлетворяюсь этими ласками. Каждый день я читаю его сообщения во входящих в Вотсапе и каждый раз заставляю себя их игнорировать, потому что незачем строить иллюзии: я для него - лишь новая женщина, не более.

Он пишет мне разное. От простого "Привет!" до "Как насчёт того, что бы вместе поужинать сегодня?". Но я не отвечаю. Какой смысл в моих ответах, если у нас такие разные представления о счастливой личной жизни?

Каждый день я едва на стену не лезу по вечерам, желая быть с ним рядом и, конечно, заниматься с ним любовью. Но я прекрасно понимаю, что это лишь для меня называется так - потому что я по уши втрескалась в обладателя этих бирюзовых глаз, а для него - это просто нескучный досуг. И потому я гоню от себя мысли о нём так настойчиво, как только могу. Получается плохо. Но как бы там ни было - я ему не звоню, не пишу и сообщения со звонками его - игнорирую.

Нет, у меня нет чувства, что я поступаю правильно. Но поступать иначе мне просто претит. Я и так вляпалась в эту влюблённость просто потому, что дала слабину, а будь у меня выдержки хоть чуть-чуть побольше, я бы давно погрузилась бы с головой в новую работу.

Квартира давно такая, что о Пупсе в ней напоминают только стены и местами - по-прежнему расставленная мебель. Но о Пупсе я вспоминаю так редко, что даже удивлена. Мы будто и не жили вместе. А вот об Артуре я думаю очень и очень часто.

Он не навязывается, нет. Но даёт понять, что хочет встретиться. Я знаю, что он не знает, где я живу и это единственное, что позволяет мне держаться. О новом месте работы, куда я устроилась сразу после нашего с ним секса, он тоже не знает. И единственное, что ему известно - мой номер телефона.

У меня не хватает духу заблокировать его. Я пару раз, скрепя сердце, заносила его в чёрный список, но спустя десять-пятнадцать минут после множества душевных терзаний, убирала его из него. Он не сделал мне ничего плохого, так за что же мне его блокировать? Я просто не беру трубку, когда он звонит и не сразу читаю его редкие, но ежедневные сообщения.

Не знай я его позиции, я бы подумала, что он меня добивается, но быть той, с кем он иногда трахается ради прикола, мне совершенно точно не хочется. Точнее, это не совсем правда... Я очень хотела бы повторить - мне это снится едва ли не каждую ночь и просыпаюсь я влажная из-за возбуждения... Но... Но я не хочу так. На этих его условиях, когда и я никто и он никто - и мы просто время от времени трахаемся друг с другом и можем при этом трахаться с другими людьми. Вроде бы - полная свобода действий, но я не думаю, что буду чувствовать себя при этом свободной.

Утро нового дня начинается с визгливой мелодии, которую я поставила на будильник. Она такая энергичная, истеричная и надоедливая, что не проснуться под неё, наверное, просто невозможно. А для того, чтобы я после очередной бессонной ночи, просто не выключила её и не продолжила спать, смартфон мой лежит в паре метров от кровати - на журнальном столике у противоположной стены.

Нехотя поднимаюсь с постели, делаю несколько неуверенных шагов в темноте, жмурясь, нащупываю ярко мерцающий белыми цифрами будильника, смартфон. Жмурясь, выключаю будильник. Квёлая, ничего толком не соображающая, то и дело зажмуриваясь, усаживаюсь на край кровати и пытаюсь проснуться. Надо пойти умыться. Чё-то я вообще ничего не соображаю. Вроде бы что-то волнительное только что снилось, но я уже ничего не помню. Чё у нас сегодня? Четверг. Четверг, четверг... Завтра пятница, а потом выходные.

Вот на выходных отосплюсь. А сейчас надо вставать. Овсянку себе заварю. Сыр вроде есть... Сделаю бутеры... Блин, вот бы поспать ещё...

Поворачиваю голову и тоскливо смотрю на такую уютненькую, такую миленьку, мягонькую подушечку... Забраться бы сейчас под тёпленькое одеялко и заснуть... Только будильник всё равно через пять, нет, уже наверное, через четыре минуты поднимет... Ладно, хватит себя жалеть - надо встать и пойти умываться.

Угу.

Встать.

Так.

Встаю.

Или нет?

Или посижу пока на кроватке?

На удобной, тёпленькой такой кроватке...

Так, Оксана, вставай!

Новая работа, тебя только узнают там, ещё не хватало опоздать!

И так смотрят исподлобья, будто я, устроившись, места их поотбираю...

Блин, да чё за фигня?!

Вставай давай, Оксана!

Раз-два, встать!

Встаю. Чуть покачиваясь, сквозь полуприкрытые глаза, смотрю то ли на стену, то ли на обратную сторону своих век.

Покачиваясь, как зомби, бреду в темноте в коридор, что-то там задеваю плечом и это что-то с грохотом падает на пол. Хэ зэ что это. Надеюсь не что-то важное. Расчёска, сто пудов.

Тыкаю пальцем в кнопку и в ванной вспыхивает яркий свет. Зажмуриваюсь. Широко раскрываю глаза и снова зажмуриваюсь. С закрытыми глазами бреду к умывальнику и наконец, натыкаюсь животом на край фаянсовой раковины. Включаю воду. Умываюсь. Смотрю в зеркало на свою опухшую, помятую физиономию. Красотка, нечего сказать...

Снова умываюсь. Выдавливаю на щётку пасту, активно чищу зубы. Потихоньку просыпаюсь.

Вытершись полотенцем, иду в комнату за смартфоном. Вижу входящее сообщение в Вотсапе. Написал кто-то среди ночи.

От Артура.

"Чего ты боишься?"

Я боюсь на работу опоздать. С трудом нашла неплохое место, платят чуть меньше, но зато - очень хорошие перспективы - могу спустя два-три месяца возглавить филиал. Надо только себя хорошо зарекомендовать, показать, так сказать, класс.

Завтракаю овсянкой и парой яиц всмятку. Раздумываю над тем, что написал мне Артур в третьем часу ночи. Я заснула минут за двадцать до его сообщения. Интересно, то, что оно обо мне думает и ночами о чём-нибудь говорит?

Как было бы здорово, завтракай мы сейчас вместе. Я бы подошла к нему, обняла его и, уткнувшись носом в его волосы, снова вдохнула бы его чудесный запах...

Вздыхаю, встаю, бреду к раковине. Мою посуду. Протираю стол.

На сборы осталось чуть больше получаса, а мне ещё накраситься нужно.

Несу кипу бумаг в своё кабинет. В отличие от прежней работы, тут реально офисные кабинеты по бокам длиннющего коридора, а не современный оупен-спэйс. Но зато можно побыть наедине с собой. Никто не мешает, очень удобно.

Как только сажусь за стол и двигаю мышкой, чтобы включить потухший монитор, в дверь стучат.

- Да-да! - отзываюсь я.

Дверь открывается и в мой кабинет заходит Сидоров - суховатый пижон лет тридцати. Насколько я поняла - местный плейбой. Приглаженные гелем, чтобы скрыть залысины, редкие тёмные волосики, нос с горбинкой, глубоко посаженные карие глаза, пухлые губы. Одет в чёрную, сверкающую блеском рубашку и тёмно-серые брюки. Пиджак вечно оставляет на спинке стула в своём кабинете. Зам какого-то зава.

- Я вам кофе принёс, - говорит он. - В автомате на первом этаже налил. Капучино.

Несколько недоумённо смотрю на него.

- Зачем?

Мнётся. Привык к тому, что офисные барышни в его присутствии смотрят в пол и хихикают, как дурочки. Я же молча сверлю его взглядом.

- Ну... - мямлит он. - Просто... Подумал, может вам кофе хочется?

Когда он впервые стал ко мне кадриться - а это было в первый же день после моего устройства на эту работу, сразу после обеда, он чувствовал себя куда более увереннее в себе. Был нагловатым, даже нахрапистым, пошловато шутил, то и дело поглядывая на меня, рассказывал скабрезные анекдоты, и всё пытался зазвать меня вечером в танцевальный клуб, где, по его словам, он имел какие-то прям вау-вау преференции - одним из владельцев клуба был его двоюродный братю

Но я достаточно холодно дала ему понять, что на работе намерена работать, а не устраивать шашни. Тем более, что хорошо понимала, что меня оценивают со стороны, а сплетни в этом коллективе - обычное дело.

- Хочется, - говорю я. - Спасибо.

Он улыбается, несёт кофе к столу, аккуратно ставит его и кладёт рядом пару бумажных пакетиков с сахаром и пластиковую ложечку.