– Не дуйся, Жень, – по-отцовски попросил Куколев, – я, старый дурак, не понял, что замышляет Сережка.
– Сережка – это Сергей Божко, управляющий банком «ИнвестТраст»? – с удовольствием включился в расследование Евгений.
– Да он, он, искуситель, – начал дребезжащим голосом Куколев, но Халтурин не для того приехал, чтобы отпускать грехи.
– Борис Борисыч, не на исповеди. Давайте суть. Вы перевели банку транш.
– Да. Зарплату, прибыль за квартал и деньги за часть проданных активов. Он меня заверил, что прокрутит все и вернет.
– Он и вернул, но как кредит. Так?
– В том-то и дело, – запричитал Куколев, – если б я знал…
– Вы поняли, в чем дело и пригласили меня.
– Именно, дорогой ты мой, все так и было. Только он еще и пригрозил, что если я кому-то заикнусь, то меня же и посадят. И он прав. Что делать будешь?
– Как договаривались.
– Ну, да, ну, да, – забормотал ББ, – конечно. Ты-то уедешь, тебе-то что. Людей жалко, годами собирал, учил, старый я дурак. Мне же после всего здесь не жить!
– Борис Борисыч, это что-то новенькое, – вытаращился на ББ Халтурин. – Надеюсь, перемены в вашем настроении не создадут мне проблем?
– Не кипятись, Жень, – устало махнул рукой Куколев, – ты ни при чем. Это я во всем виноват. Мне и отвечать.
Повисло молчание, прерываемое тягостными вздохами Куколева. Женька очистил апельсин, разломал на дольки, протянул Борису Борисовичу.
– Может, что-нибудь можно придумать? – Старый хитрец посмотрел покрасневшими глазами на Жеку.
– Что именно?
– Ну, время у меня было, я тут подумал…Может, можно переиграть Божко?
Халтурин не собирался ничего придумывать – не за тем ехал. Через месяц Евгений должен оплатить обучение на языковых курсах в Лондоне. Если задача менялась, то менялось все – от договора с консалтинговой компанией, где Халтурин числился специалистом по банкротствам, до кадровых увольнений на заводе – кого-то придется оставлять. Ради посудной лавки менять ничего не хотелось. Старик явно хитрил, наверняка не о заводе пекся, а о своем интересе. Евгений не стал уличать старика.
– Борис Борисович, если я вас правильно понял, вы хотите сохранить предприятие?
– Если можно.
– Вы меня удивляете, Борис Борисыч. Я работал над противоположной стратегией.
– Сынок, – оживился и начал торговаться Куколев, – какая тебе разница, ликвидировать или выводить из кризиса? Ты свое вознаграждение все равно получишь.
Халтурин рассмеялся наивности директора. Время таких мастодонтов давно прошло.
– Чтобы избавиться от долгов, заводу все равно придется пройти процедуру банкротства. Да у нас и времени нет на рокировку – срок платежей вот-вот наступит, – объяснил Халтурин.
– Ты же профи, ты же лучший, – прибегнул к грубой лести старик.
На краю подсознания Халтурина засемафорил вопрос: «Откуда он знает, что я лучший? Кто рекомендовал?», – но Халтурин потерял ход мысли.
– Борис Борисыч, я похож на идиота? Вы предлагаете мне кинуть кредиторов! Зачем мне это? – понизив голос, поинтересовался Евгений.
– Так давай, обговорим условия.
– Борис Борисыч, а зачем Божко завод? Какие у банкиров планы?
– Да черт их знает! Хватательный рефлекс, – отмахнулся ББ. – Ну, так как? Берешься? Сынок, почему я должен возвращать банку деньги, если это никакой не кредит, это мои, понимаешь, кровные деньги завода? Божко, поганец, меня на мои же бабки кинул.
– Я подумаю, – пообещал Евгений, пожал протянутую слабую руку и уехал.
Всю обратную дорогу Жека злился то на себя, то на Куколева: «Ничего себе, задачку задал старик!». Чем больше думал, тем в большее раздражение впадал. Все, что сделано за две недели, – псу по хвост! Готовил бумаги на торги завод выставить – зря. Массовое увольнение – отменять. Теперь надо так все провернуть, чтобы кредиторы не успели вмешаться. Нет, не подходит. То есть, ликвидация подходит, но кредиторы все равно вмешаются и испортят малину. Значит, надо прятать имущество. Что лучше? Дробить и оформлять «дочки»? Какая из схем окажется самой эффективной?
Уж лучше все оставить, как есть, чтоб не подумали, что это он, Халтурин, больной на всю голову.
Однако, уже засыпая, Халтурин в деталях вдруг вспомнил последнюю встречу с кадровичкой и улыбнулся. Барышня вышла из транса, наговорила ему всякого. Такой храбрый воробей. Что она скажет маме? А он, Евгений, что он скажет маме? Скажет, что по его вине барышня не знала, что сказать маме? Сонно удивился количеству мам и вспомнил, что так и не перезвонил Грете. Мысль пронеслась сквозь засыпающий мозг навылет и растаяла, не оставив следа.
Утром Халтурин предупредил Агнессу Павловну, чтобы ни с кем не соединяла, всем отвечала, что сегодня управляющего не будет.
Закрывшись в кабинете, Евгений слышал, как держит оборону секретарша.
С детства Жека отличался особенностью погружаться в задачу так, что терял связь с действительностью.
К концу дня обстановка раскалилась, Агнесса едва успевала отвечать на звонки. Наконец, принесла очередную порцию не выдерживающего никакой критики кофе и подняла воспаленные от подскочившего давления глаза на босса:
– Москва звонила, я сказала, что вы будете завтра.
– Буду, спасибо. – Халтурин оторвался от монитора. – Агнесса Пална, скажите, а Хаустова еще на работе?
– Евгений Станиславович, уже восемь вечера.
– Ушла, значит, – сообразил Халтурин. – Хорошо, завтра прямо с утра пусть зайдет.
– Завтра суббота, Евгений Станиславович.
– Суббота? – Халтурин потерял счет не только часам, но и дням. – Вызовите ее завтра.
– Хорошо. Я вам нужна еще?
– Нет, спасибо. Утром можете часам к девяти подъехать. Отдыхайте.
– До свидания.
– До свидания, – буркнул Халтурин и опять нырнул в решение новой задачи.
Просидев еще два часа над планом экономического процветания посудной лавки, Евгений потер глаза, отключил компьютер и покачался в кресле.
Сомнения оставались, но у всех сомнений своя цена.
Время было позднее, и чтобы попасть к Куколеву, пришлось подкупать лестью медицинский персонал, спасибо, тот был поголовно представлен слабым полом.
Устроившись на стуле возле постели Куколева, Халтурин не стал томить больного:
– Борис Борисыч, я, пожалуй, поборюсь за вашу посудную лавку. Есть одно условие.
– Что угодно, благодетель ты мой, что угодно!
– Вы уходите с завода, – объявил Евгений.
В окна только-только вполз рассвет, совсем по-зимнему молочно-туманный, когда Женю разбудил звонок.
Не открывая глаз, нашарила телефон, с трудом разлепила губы.
– Нин, я сплю, – пробормотала в трубку и вспомнила: Нинка спит на диване в кухне!
Вчера Мелентьева принесла две бутылки сухого вина, и они усидели их под бабские разговоры на классические темы: о мужиках и детях. О мужиках говорила Нинка, о детях, естественно, Женька.
Выяснилось, между прочим, что не все мужики сво.., а дети – не всегда цветы жизни, иногда – возмездия.
Сухое вино как-то странно действовало, не сразу, а по накопительной системе. Сначала ничего-ничего, а потом вдруг раз – и встать не можешь. Нинка улеглась в кухне на диванчике, длиннющие ноги-циркули свисали – пришлось подставить два стула.
– Евгения Станиславовна, – это была секретарь управляющего, Агнесса Павловна, – вас ждет Халтурин.
– Где ждет? – обалдела Женька, пытаясь вспомнить, что она пропустила.
– На совещании.
– На каком совещании?
– По кадровому вопросу.
– А какой сегодня день? – на всякий случай спросила Женька, не очень себе доверяя.
– Суббота, Евгения Станиславовна.
– Агнесса Пална, родненькая, скажите, что вы меня не нашли, – простонала Женька.
В трубке послышался щелчок и какая-то возня.
– Евгения Станиславовна, – раздался близкий голос Халтурина, – я вас жду через час.
– Угу.
Женька оторвалась от подушки, свесила босые ноги с постели и поболтала ими.
Значит, уборка, стирка, глажка и готовка переносятся на воскресенье. Или ей дадут отгул? Дадут, как же. Догонят, и еще дадут.
Щелкнул дверной замок, Женя выглянула из спальни, Нинка, уже одетая, махнула рукой.
– Нин, ты чего? Давай чай попьем.
– Нет, я поеду, – одними губами ответила подруга. – Там банкир спятил уже, наверное, разыскивает меня с собаками.
Женя заглянула в детскую, постояла над кроваткой сына. Тема спал крепким утренним сном.