– Как вас зовут? – Рука мужчины нырнула во внутренний карман пиджака.
– Евгения Станиславовна.
Женя не заметила, как брови посетителя от удивления подпрыгнули, он хмыкнул носом и покрутил головой. Хаустова с напряжением следила за рукой мужчины, будто он мог вынуть из кармана пистолет или гранату – очень уж сильным было сходство с Джеймсом Бондом в исполнении Пирса Броснана, которого Женька не выносила.
Посетитель раздражал Женьку не только щегольством и глянцевой внешностью. От мужчины исходили энергетические волны опасного состава. Странный гибрид раскованности и сдержанности.
Из кармана появились вполне обыкновенные, но многочисленные корочки:
– Евгения Станиславовна, подготовьте приказ, я потом зайду.
Ничего не объяснив, посетитель оставил на столе документы и вышел.
Женя проглотила бутерброд, выглянула в коридор и пригласила следующего очередника. Документы, через несколько минут оказавшиеся похороненными под другими бумагами, так и остались лежать на краю стола.
В конце дня «мистер Бонд» снова возник у Жени в кабинете:
– Евгения Станиславовна, где приказ?
Женя оторвалась от монитора.
– Какой приказ?
Господин устроился на стуле для посетителей, откинулся на спинку и по-мальчишески покачался, балансируя на двух задних ножках.
Эта манера раскачиваться на стуле подвергала нервную систему большому испытанию: покойный муж Андрей обожал дразнить Женьку, раскачиваясь подобным образом. Отклонялся назад так, что несколько раз опрокидывался. Вот и сейчас Женя в напряжении ждала, что посетитель сверзится вместе со стулом – не сверзился.
– Евгения Станиславовна, – обратился к Жене щеголь. Спохватившись, он оставил стул в покое. – Похоже, мы с вами не сработаемся.
Женя застыла, ожидая продолжения, объяснений или намека. Вместо этого посетитель с упреком посмотрел Жене в глаза и тут же отвел взгляд. Женя его понимала – сама на себя старалась смотреть как можно реже. «Неужели управляющий?» – вспыхнула догадка, от которой внутри у Женьки все завязалось в узел.
Управляющий, о котором шептались по углам уже несколько недель. Топ-менеджер, кризисный управляющий или антикризисный, или что-то в этом роде, с революционной фамилией. Дзержинский? Нет. Троцкий? Нет, не Троцкий. Или Бухарин? Кажется, да, точно, Бухарин
– Борис Борисович в больнице, – поделился с Женей далеко не свежей новостью «господин Бонд».
Хаустовой почудился упрек в голосе революционера, будто это она, Женька, обанкротила их посудную лавку и довела добрейшего ББ до инфаркта.
Женя протянула руку к документам на краю стола, подтащила паспорт, открыла и прочитала:
– Евгений Станиславович Халтурин.
Мысли разбежались, голос перешел на шепот.
– Ясно.
Не Бухарин и не Троцкий – Халтурин. Женя почувствовала подвох в имени, отчестве и фамилии управляющего. Полный тезка, только мужского рода, и фамилия на ту же букву, что у нее. Разве так бывает?
И опять, точно подслушав Женины мысли, Евгений сказал:
– Бывает. Так вот, Евгения Станиславовна, боюсь, придется с вами проститься.
– Почему? – шепотом поинтересовалась Женя. Звук пропал.
– Ну, хотя бы потому, что вы игнорируете распоряжения начальства, – на лице Халтурина появилась покровительственная улыбка, – и чтоб нас не путали.
Вспыхнув, Женька попыталась увильнуть от ответственности:
– Я ничего не игнорировала. У меня сегодня «пенсионный» день, а вас никто не представил, и сами вы не догадались представиться. Мысли я читать не умею. С какой формулировкой собираетесь уволить? За то, что кадровик не умеет читать мысли? Такой статьи в кодексе нет. А перепутать нас нельзя даже с перепоя, даже спросонья, даже… не знаю, – с обидой закончила она и поняла, что получился наезд, а не оправдание.
– Логично, – рассматривая что-то на макушке пыльного фикуса у окна, согласился Евгений Станиславович. – Так как насчет приказа?
Серые глаза покосились на Хаустову.
Женя метнула взгляд на часы. Они показывали конец рабочего дня. Пока она попадет в сад, пока они с Темой приползут домой, пока она приготовит ужин, покормит маму с сыном, вымоет посуду, почитает сыну сказку. Пока приготовит на завтра Теме и себе одежду, будет уже ночь. Хорошо, не ночь, поздний вечер. Потом в душ и спать. Что случится, если она напечатает этот злополучный приказ завтра?
– Может, до завтра потерпит? – вышла из тоскливой задумчивости Женя.
– Домой спешите? Имейте в виду, мне больше по душе работники, которые не смотрят на часы. Хорошо, – вдруг разрешил Халтурин, не обратив внимания на Женин презрительный взгляд, хлопнул себя по коленям и поднялся, – до завтра приказ потерпит, но предупреждаю: не опаздывайте. Я этого не люблю. Завтра собрание трудового коллектива, надеюсь, вы будете.
Он вышел, оставив в кабинете колючий запах какой-то изысканной туалетной воды.
Женька, понюхала воздух, спрятала документы управляющего в сейф и стала собираться.
Ясно, что этот кекс начнет закручивать гайки, как все новые начальники. ББ все знал о Женьке, сочувствовал. Она пользовалась лояльностью директора, иногда даже злоупотребляла. С сегодняшнего дня все льготы отменялись. Теперь будет, как захочется левой пятке управляющего. Никакой КЗоТ не убережет ее от самодура-начальника. Этот уволит за то, что менеджер по персоналу мысли читать не умеет, найдет статью.
Начнет цепляться: минута опоздания – штраф, две минуты опоздания двойной штраф. Ошибка в приказе или в трудовой книжке – лишение премии. Жалоба – увольнение. Обложит со всех сторон, как волка загонит и предложит написать заявление по собственному. Плавали – знаем.
Как выяснилось, Куколев не встретил Халтурина, потому что свалился с инфарктом.
Агнесса Павловна – секретарша Куколева, старорежимная дама с помадой, выходящей за пределы скептически поджатых узких губ, открыла кабинет директора, – предложила Халтурину располагаться и принесла кофе. Все было каким-то сиротским, и кабинет, и кофе, и секретарша.
У Агнессы были четкие распоряжения на счет Халтурина: предоставить полную информацию и не чинить препятствий.
Ликвидировать посудный заводик на периферии – не бог весть, какой подвиг, но у Халтурина была, кроме профессиональной, еще личная цель. Закончить ликвидацию, продать активы, рассчитаться с кредиторами, получить вознаграждение за работу и улететь в Англию, в школу MBI («Мастер делового администрирования»). Что еще делать мужчине, если у него нет семьи, и он не подвержен порокам?
С заявлением в арбитраж нужно было спешить – игра шла на опережение: прав всегда тот, кто первым пожалуется. Если пожалуются кредиторы, то «ликвидатора» назначит суд, тогда контроль над ситуацией перейдет в чужие руки. Чужие руки расчленят завод по кускам, растащат на металлолом, продадут за копейки, ни себе, ни людям, и назовут эту вакханалию вполне пристойно: «вывод активов».
Контроль – это деньги, а денег на всех не хватит.
Из опыта Евгений Станиславович знал, что даже если он очень выгодно продаст завод, заткнуть все дыры не получится. «Глупую до невозможности девочку посыпать маком и пообещать ей все, что захочет. Съесть счастливую», – советует Г.Остер. Примерно так и действовал с кредиторами Халтурин.
Спектакль, который готовился ставить на провинциальной сцене кризисный режиссер Халтурин, продлится год, а то и полтора. Через год-полтора Евгений поставит жирную точку в истории завода, съест «дурочку с маком», получит вознаграждение и отбудет в Туманный Альбион.
А пока Халтурину предстояло нырнуть и погрузиться в финансовые проблемы завода как подводнику – на самую глубину.
На глубине намечалась просрочка платежей по кредитам, долги по налогам и займам, внутренний кадровый конфликт (между работниками и руководством) и внешний – между руководством и кредиторами. Нормальная рабочая ситуация.
В банковских документах был еще какой-то тупой крючок, который царапал Халтурина, но разобраться с этим крючком с наскока не получилось, и Евгений Станиславович отложил детальное знакомство на потом.
Халтуринские изыскания пока не принесли ощутимой пользы кредиторам, зато сам Халтурин почти не думал о том, что осталось в Москве.
В Москве остались мама с бабушкой и любимая женщина – Грета Лабун-Мищук.
…Увидев Грету шесть лет назад на «датском» празднике в торгово-промышленной палате, молодой, перспективный топ-менеджер, начинающий «ликвидатор» Халтурин разучился дышать и ходить.