– У меня так никогда не получится.

– Ерунда. У тебя отличные передачи.

– Исключительно благодаря тебе. Я как труба, вернее – трубач, который дул бы и дул, не будь дирижёра. В конкретном варианте – звукорежиссёра.

– Тебе поплакаться хочется? – Костя тонко улавливает мои настроения. – Валяй.

– Я мечтала стать учителем словесности. Так, как мечтают в космос полететь или выйти замуж за миллионера. Я хотела донести до детей, что языкознание – это потрясающе интересная наука, точная и одновременно постоянно изменяющаяся. Сломалась на практике, мы проходили практику в школе, когда учились в институте. Как сейчас помню: первый урок, правописание числительных. Я готовилась, волновалась, трепетала – ни дать ни взять Наташа Ростова перед первым балом. Материала запасла на десять уроков, включая викторины с числительными, кроссворды и чайнворды, которые хотела на доске нарисовать. Был провал. Оглушительный. Дети стояли на головах. Натурально – ноги вверх, голова вниз, стрелялись какими-то резинками, бросались учебниками. Точно их подключили к высоковольтной линии. Если мне сегодня скажут, что отправляют в ад, я знаю, что окажусь в седьмом «Б» или в шестом «А».

– Дети в большинстве – сволочи. Рога пробиваются, чешутся. Бодают всё, что движется и не движется.

– Дети – это весна жизни, самая лучшая пора.

– Одно другого не исключает. Чем твой первый урок закончился?

– Звонком.

– А правописание числительных?

– Не удалось даже заикнуться. Сорок пять минут я только умоляла: сядьте, пожалуйста, не шумите, не кричите, послушайте, перестаньте... и так далее. Растрёпанная мямля перед возбуждёнными зверятами. Потом меня пригласила на беседу завуч. Сказала, что педагога из меня не выйдет. Класс надо держать в узде, силу воли дети должны чувствовать. У них ведь нет интереса к абстрактным знаниям. Алгебра, география или биология – им одинаково по фигу. Завуч так и сказала – «по фигу», как подросток. Но если в школе сильный, волевой математик, выпускники строем идут на математические факультеты. Сильный географ – и дети влюбляются в географию. Биолог на уровне – дети становятся естественниками. В языкознании, как правило, педагоги – размазня. Вот наш народ поголовно и не знает, как пишется «килограмм» – два «л» или два «м». Школьная литература надолго отбивает интерес к русской классике. Хотя «Анна Каренина» писалась не для прыщавых подростков, так же, как «Герой нашего времени» или «Тихий Дон».

– Ася! То, что у тебя рогов не предусмотрено, я давно понял. И про литературу мы ещё поговорим. Чем практика-то закончилась?

– Мне грозила катастрофа. Могли не засчитать практику и к защите диплома не допустить. Завуч спасла. Приходила на мои уроки... когда физрук был занят. Он просто порядок поддерживал. «Кто пикнет, – гаркал, – башку сверну!» А завуч не угрожала. В ней было нечто, заставляющее детей утихнуть и прислушаться. К концу практики, веришь ли, дети стали интересоваться материалом. Благодаря церберам, конечно. Физрук приглашал меня на рюмку чая в свою каптёрку. А завуч после урока переспрашивала: «Как ты говорила? Пятьюдесятистам коровам поставили клеймо?» «Пятистам», – поправляла я. Завуч поставила мне «отлично» за практику и рекомендовала никогда не приближаться к школе.

– А физрук?

– Оказался Прохиндеем – с большой буквы.

– Женатой сволочью? Поматросил и бросил?

– Нет, женился он позже, на моей подруге.

– А до того?

Костю интересовали факты, которые давно перестали волновать меня. Гораздо увлекательнее поговорить о том, что родной язык детям преподают личности безрогие. Виной тому традиция отправлять на филологические факультеты девочек, не обнаруживших явных талантов. Филология – это база культуры, всегда пригодится, иди в неё, доченька. Однако нельзя наотмашь казнить преподавателей. И в самой науке сплошь и рядом анахронизмы...

Я рассуждала, выплёскивала давно наболевшее, пока не увидела, что Костя, до того внимательно слушавший, отвлёкся, смотрит куда-то в угол. Я проследила за его взглядом. Димка Столов. Появился в зале и осматривает, что тебе Наполеон, поле брани. За что брани? За несвежие бутерброды, которые его повара из вчерашнего банкета соорудили? Осталась нарезка рыбная и мясная – вот вам, кушайте.

У Кости было лицо человека, у которого чешутся кулаки и он страстно желает, чтобы противник дал повод для драки. Столов встретился с Костей взглядом и лениво перевёл глаза – умело скрыл трусоватость: я с кем попало не связываюсь.

– Извини, – сказал Костя. – Этот павиан вызывает у меня желание обломать ему рога.

– Не бери в голову. Доблесть невеликая. Рога у Димы из папье-маше.

– А почему он каждый раз присасывается к тебе?

– Был влюблён в меня целую четверть.

– Четверть чего?

– Школьную четверть, два с лишним месяца. Ерунда, забудь. Я же была Брунгильдой и в нежном возрасте, редкий мужской взгляд не остановится на пампушке.

– Могу себе представить. Ася, у тебя есть парень?

– В каком смысле?

– В смысле жених, любовник, постоянный кавалер.

– Нет, в данный исторический отрезок у меня нет парня.

– Почему? – допытывался Костя. – Ты очень... аппетитная, – не сразу подобрал он слово, – девушка.

– Аппетитная, правильно. Потому и нет жениха – боюсь, что скушает. Ам-ам, и нет Аси Топорковой, только косточки валяются. Костя, мне нужно убегать. Мчусь к родителям, стирать им занавески. Ой, сколько не договорили! Книжки для рекламы, которые шеф-редактор дала... Не то что на любителя, а на любителя по крови родного, вроде жены или бабушки, которые смысла не понимают, но радуются – опубликовался наконец-то, родненький. Ты можешь поверить, что у нас нет достойных авторов? Следующий раз об этом поговорим, ладно? И ещё хочу обсудить с тобой построение передачи – блоки, рубрики...


После уборки у папы и мамы я снова приехала на радиостанцию. Вернее – в вестибюль нашего института, где помреж раздавала призы. Настя не пришла, и от её имени никто не попросил награды.

Поздно вечером позвонил Костя:

– Я в Интернете посмотрел про Брунгильду. Она же валькирия, точно? Скачал «Песнь о Нибелунгах». Ася! Это невозможно читать, засыпаешь на лету.

– Костя, девочка не пришла.

– Какая девочка?

– Настя, помнишь? У которой родители развелись, ты ещё диктовал ей, когда и куда за призом прийти. Мы время передачи безбожно перебрали.

– Да, было, – сказал Костя и замолчал.

– Я ей книжку хотела подарить, из своих любимых, а Настя не пришла.

– Спокойно! Не кисни. Может, девочка справилась, расставила приоритеты, послала кого надо подальше, пододвинула кого надо поближе. Тебе кто-нибудь помогал решить личные проблемы?

– Все помогали, то есть мешали. Нет, в итоге были правы... Костя, не знаю!

– Формулирую вопрос иначе. Когда ты рубила с плеча, переворачивала положение вещей и выступала в новом качестве, разве помнила о подсказках других людей?

– Костя? Ты про кого говоришь? Про меня? Да я в жизни ничего не рубила, не поворачивала и всегда следовала наставлениям родителей и бабушки.

– Аська! – Он впервые меня так назвал. – Ты – уникум. Как горы. С предлогом «на», я запомнил: на Алтае, но – в Альпах. Горы всегда вызывали желание их покорить, на них лезли и пёрли, профессионалы и любители. Оставляли мусор после стоянок, гибли в расщелинах. Но горы оставались горами – неосквернёнными.

– Костя? Скажи мне честно. Выпил?

– Немного. Ты бы знала! Мы сейчас за городом, кинотеатр в подвале монтируем одному... коммерсанту... бандюге... да леший их разберёт, не отличишь. Но задача интересная, чувак мои слова на этапе проектирования по-серьёзному воспринял. Студия – сказка, изоляция – супер, вентиляция – последний писк, даже я не знал о таких технологиях. Но! Рог им в задницу!

– Костя!

– Извини! Аппаратура, значит, супер! Но инструкции на японском! Даже не на английском. Ты в иероглифах, случайно, не сечёшь? Жаль. Мы здесь в лучшем варианте сутки проваландаемся. И не исключено, что спалим эту хрень, за которую в жизнь не расплатиться.

– Костя!

– Мне нравится, когда ты произносишь моё имя. Раньше не любил, отдавало скелетом. Ко-сс... как кости. Ты в курсе, что все скелеты в школах и музеях были не пластиковыми, а натуральными? Раньше, когда мы учились. Сейчас – не знаю. Бесхозный труп долго варили, по частям, сливали бульон с ошмётками мяса, снова варили, вытаскивали, просушивали, собирали с помощью проволочек, закрепляли на подставке и отправляли в школу, в кабинет биологии. Только вообрази: детям – варёные останки.