Хезер Димитриос - Токсичный роман

– Дамы, – говорит он, касаясь воображаемой шляпы.

Нат таращится на него в шоке, а Лис безудержно хихикает, направляясь к ступенькам.

– Никуда не могу с ними пойти, – говорю я парню со слабой улыбкой.

Он ухмыляется и протягивает сигарету и мне.

– Хочешь?

Я быстро качаю головой. Мне впервые предложили покурить. Я знаю этот запах только из-за пары вечеринок, на которых была с тобой.

– Она в старшей школе, – говорит Натали своим типичным неодобрительным тоном. Она похожа на вожатую лагеря в своих хлопковых шортах и рубашке поло.

Я пинаю ее в ногу.

Парень невозмутимо кивает:

– Отстой.

– Это точно, – говорю я.

Нат тянет меня вверх по лестнице за Лис.

– О боже, этот наркоман флиртовал с тобой, – говорит она.

– Да? – ухмыляюсь я и качаю бедрами. – Снята с продажи, но все еще неплоха.

– О брат мой.

Когда расправляешь крылья, то чувствуется покалывание в груди, потом по всему телу до самой спины. Это совсем не больно.

Бет открывает дверь после первого же стука. Мы с ней одновременно кричим и начинаем прыгать.

– У тебя синие волосы! – визжу я.

– Да-а-а! – кричит она в ответ.

Сестра живет в квартире моей мечты. Белые рождественские огоньки окаймляют окна изнутри, и мебель вся современная, из «Икеи», словно кричит «Мы молодые и нищие, но крутые». Они с соседями по комнате задрапировали стены цветными саронгами и повесили везде китайские фонарики.

Далее следуют, пожалуй, лучшие выходные в моей жизни. Включающие в себя импровизированный костер на пляже, беготню за пончиками в два часа ночи, кофейные утра и секонд-хенды. Мы заходим в Университет Южной Калифорнии, и я все говорю и говорю о том, как хороша французская программа с возможностью учиться за границей и что их театральный факультет один из лучших в стране. Я покупаю толстовку и позирую для фотографии перед троянцем Томми, символом университета, и пытаюсь не думать о том, как мне удастся оплатить учебу.

– Итак, сестренка, я должна спросить, – говорит Бет. Мы сидим на покрывале на пляже, наблюдая, как Нат и Лис плещутся в холодном Тихом океане. – Почему ты все еще с Гэвином? Я знаю, что и так говорю тебе расстаться с ним беспрерывно, но серьезно: расстанься с ним. Ты же очевидно несчастна. Ты похудела, и макияж у тебя весь размазан, как у наркоманки.

– Спасибо за повышение самооценки, – говорю я.

– Всегда пожалуйста.

Я кладу голову на плечо Бет, и она обнимает меня.

– Я пытаюсь с ним расстаться, – говорю я. – Клянусь, это так.

Бет подвигается и кладет руки мне на плечи, так что мы смотрим друг другу в глаза.

– Единственная причина быть с кем-то – это если вы делаете друг друга счастливыми. Любая другая причина – чушь.

Я качаю головой:

– Ты не понимаешь, Бет. Он чуть не умер. Врач сказал, что ему просто повезло выжить. А если мы расстанемся, кто знает, что он сделает? Как мне потом жить, если…

Она вскидывает руки:

– Не твое дело удерживать Гэвина Дэвиса в живых. Это его дело.

Я ничего не говорю. Нечего сказать.

– Как я говорила тебе и раньше: ты превращаешься в маму, – говорит она. – Разве ты этого не замечаешь? Гэвин твой Великан. Твой парень готов оскорблять тебя, он опасен и на сто процентов безумен. А ты просто принимаешь это.

Слезы наполняют глаза.

– Твои любящие советы меня как катком переезжают.

Она пожимает плечами:

– Я люблю тебя. А эта фигня должна прекратиться.

Я не звоню тебе, чтобы отчитаться. Я даже не думаю о тебе, кроме как в том разговоре с Бет. Я представляю, какой будет моя жизнь в Лос-Анджелесе, разговоры с милыми парнями без рубашек, живущими под нами, встреча с друзьями на площадке между занятиями. Я представляю, как сяду на самолет в Париж и буду учиться в Сорбонне.

Мы стоим в очереди за печеньем в Diddy Riese, знаменитом месте возле Калифорнийского университета Лос-Анджелеса, и Нат берет меня под руку.

– Я не видела тебя такой счастливой целый год, – говорит она.

– Знаю, – признаю я.

Кроме как с Гидеоном, не могу припомнить, когда в последний раз я смеялась так сильно, что болел живот. Не могу вспомнить, когда не боялась, что ты увидишь, как я разговариваю с другим парнем. Я даже не оглядываюсь через плечо в беспокойстве, что ты где-то рядом и увидишь, как я делаю то, что тебя разозлит.

Эта поездка как-то влияет на меня. Она позволяет мне заглянуть в будущее. Вот такой может быть жизнь без тебя.

И она не так плоха, как я думала. По правде говоря, она очень даже неплоха.

Ты так зол, что я решила пойти на выпускной без тебя. Ты отказался идти, потому что тебе двадцать и «Я не пойду на дурацкие танцы старшеклассников», а я отказалась не идти.

– Отлично, – говоришь ты. – Иди найди этого мелкого придурка в костюме…

– Гэвин, я уже миллион раз сказала, если бы хотела тебе изменить, то уже бы давно изменила. Так какая разница, если я пойду на бал, а он там будет?

– Во-первых, ты будешь с ним танцевать.

– Нет, не буду, потому что у него есть пара. Ее зовут Сьюзан…

– Так единственная причина, по которой ты не будешь с ним танцевать, это потому, что у него есть пара.

– Я не это имела в виду, – говорю я. – Ты перевираешь мои слова.

– Слушай, я больше не хочу спорить. Я просто хочу сказать, что всякое дерьмо происходит на выпускных балах, и поэтому я не хочу тебя отпускать, понимаешь? – Ты смотришь на меня немного по-родительски. – Прости, если меня не радует, что моя девушка может переспать с каким-то парнем, потому что выпила слишком много, а он хорошо смотрелся в костюме.

– Я пила только тот один раз! – кричу я.

– В ЕГО доме, – говоришь ты. – Не думай, что я забыл. Твой первый раз должен был быть со мной.

– Я вполне осознаю, что у меня есть парень, и это что-то для меня значит, например, не спать с другими парнями на выпускном балу. Господи, Гэвин!

– Ты действительно собираешься так поступить? – тихо спрашиваешь ты.

– Это мой выпускной бал. Ты можешь прийти. Если нет, то я пойду без тебя.

Ты смотришь на меня в изумлении, а потом запрыгиваешь в машину, новый «Додж Челленджер», которые родители подарили тебе, когда ты вышел из клиники Бирч Гров. Тебе повезло, что у тебя не забрали права после того, как поставили диагноз «вождение в нетрезвом виде», когда ты очнулся в больнице.

– Сама добирайся домой, – говоришь ты, прежде чем отъехать.

Я жду, пока ты отъедешь подальше, а потом прыгаю и машу кулаком в воздухе. Я сделала это. Я, черт возьми, СДЕЛАЛА ЭТО!

Я иду две мили домой из «Медового горшочка», и улыбка не сползает с моего лица.

Теперь я позирую со своими лучшими друзьями и девушкой Лис, Джесси, улыбаясь фотографу. Мы стоим в линию, обнимая друг друга за талию. Он фотографирует, когда мы все смеемся.

– Мне нравится, что фотограф думает, что и вы лесбиянки, – говорит Лис после. – Лучшее групповое фото всех времен.

Я громко чмокаю Нат в щеку. Она лучший партнер на выпускной, о котором может мечтать девушка. Я хотела идти одна, но Кайл заболел желудочным гриппом в последний момент, и мы с Нат решили идти парой.

Мы вчетвером отходим от фона для фотографий. Тема в этот раз – «Арабские ночи», так что такое впечатление, что мы на съемках Аладдина. Фонарики в форме звезд висят над танцполом, и красивые вырезанные очертания элегантных окон окружают комнату. Бальная комната отеля забита.

Начинается медленная песня, и мы все идем на танцпол. Мы с Нат танцуем танго, пока Джесси и Лис мило обнимаются.

– Мне нравится, что они встретились во время поездки в Орегон, – говорит Нат, кивая в сторону наших друзей.

– Да, – говорю я. Мысли о той поездке до сих пор причиняют боль.

Время подобрано идеально: я вижу Гидеона возле столика с напитками, и мое сердце подпрыгивает. Словно почувствовав меня, он поворачивает голову и встречается со мной глазами.

– Кого ты… – Нат оборачивается. – А.

Я машу ему, а потом отворачиваюсь. Не знаю, машет ли он в ответ.

– Тебе стоит поговорить с ним, – замечает Нат. – Чтобы все разъяснить, понимаешь?

Я качаю головой:

– Я вела себя с ним просто ужасно.

– Так подойди и скажи «прости».

Начинает играть «Empire State of Mind», и, стоит мне услышать слова песни, на глаза наворачиваются слезы: «Улицы Нью-Йорка заставят тебя чувствовать себя обновленным, эти огни вдохновят тебя».